Турция демонстрирует активную внешнюю политику, нацеленную на повышение своего статуса от регионального государства до крупной державы и лидера тюркского мира. В ее дипломатии синтезируются несколько взаимодополняемых доктрин: «неоосманизм», «неопантуранизм», «турецкое евразийство» и «турецкая ось».
Анкара понимает, что членство в НАТО гарантирует ей стратегическую безопасность от внешних угроз ключевых антизападных стран. Вместе с тем, турецкая политическая элита осознает, что Запад особо не желает видеть Турцию членом Европейского союза и будет растягивать время евроинтеграции. Анкара предпочитает, вынужденно или по желанию, сохранять стратегический союз с лидерами англосаксов – Великобританией и США.
В континентальной же Европе у Турции по-прежнему неоднозначные и противоречивые отношения складываются с Францией, Грецией, Кипром и частично Германией. ЕС для Турции становится рынком транзита товаров из Азии (особенно энергетических и иных стратегических видов сырья из братских тюркских стран постсоветского пространства), а также партнером по доступу к современным промышленным технологиям и кредитам.
Между тем, развал СССР и ОВД привел к эпохальным геополитическим трансформациям и кризису современной системы глобальной и региональной безопасности, где старый (биполярный) миропорядок с верховенством США и СССР ушел в прошлое, а новый (однополярный) мир с гегемонией США вызывает негативную реакцию остальных центров силы.
Российско-украинский кризис углубил российско-западные конфликтные противоречия. Иран по-прежнему остается под санкциями США и Европы, что сохраняет изоляцию богатейшей энергоресурсами Исламской республики от платежеспособного рынка ЕС. Китай, несмотря на взлет своей экономики и перепроизводства товаров, в силу системных противоречий с США стоит у порога стагнации. Индия, благодаря технологической и инвестиционной поддержке Запада во многом против усиления Китая, набирает обороты экономического роста.
Мир движется к формированию нового миропорядка, который пока что обозначается как многополярный мир с разными центрами силы. Очевидно, что подобный миропорядок не может быть прочным и долгим, ибо каждый из полюсов будет иметь свои интересы и противоречить другим. На мой взгляд, лучше всего возврат к прежней биполярной схеме, которая имеет позитивный исторический опыт второй половины ХХ в. Она оказалась более устойчивой в смысле конкуренции и безопасности, определения правил игры и несения ответственности. Однако для возврата на прежний круг исторической спирали нужно время и формирование новой силы в лице самодостаточной России.
Сегодня же Турция стремится занять свое место в новой системе миропорядка уже не просто с амбициозными претензиями на лидерство в тюркском полюсе, а обозначением данного процесса как факт и достройкой базисных институтов и коммуникаций общетюркской интеграции.
Турция делает ставку на воссоздание некого аналога бывшей Османской империи (неоосманизм) в восточном направлении с опорой на Туран (то есть неопантуранизм – тюркские страны и география Южного Кавказа и Центральной Азии). При этом Анкара на данном пути будет сталкиваться с интересами России, Ирана и Китая. Тем не менее, Турция с опорой на США и Великобританию попытается нивелировать геополитическое влияние и историческое присутствие России на постсоветском юге, установить лидерство и над нетюркскими республиками (включая Грузию, Армению и Таджикистан), а также включить нетюркский Пакистан с ядерным оружием в орбиту общего экономического рынка Турана. Отсюда следует содержание доктрины турецкого евразийства, как мост между Европой и Азией, а также суть доктрины «турецкая ось», то есть лидер тюркского полюса в системе миропорядка с претензией на членство в Совете Безопасности ООН. Об этом подробно описано в статье .
Таковы контуры новой турецкой стратегии, которые отражены в ёмкой формуле бывшего президента Турции Тургута Озала: «XXI век станет «золотым веком» ту(ю)рок». Что же будет в реалии в ближайшей и среднесрочной перспективе покажет время, а также жизненность геополитических стратегий оппонентов турецких амбиций (России, Ирана и Китая).
В истории иной раз так получается, что конкретное событие и дата становятся эпохальными в смысле нового развития политических и экономических процессов. Таким поворотным событием, как полагают в Турции, стали успешные для турецко-азербайджанского тандема итоги второй карабахской войны в ноябре 2020 г. и сентябре 2023 г. В свое время персы отмечали: «Тот, кто контролирует Шуши, тот владеет Карабахом. Тот, кто контролирует Карабах, тот владеет Кавказом». География и этнополитика имеют ключевое воздействие на геополитику. Турция, обеспечив военный успех братского Азербайджана в Карабахе, сегодня рвется к установлению контроля над 43-х километровым участком Зангезурского коридора Армении для доминирования на всем Южном Кавказе и получения кратчайшего пути выхода в богатейшую Центральную Азию (в пределы исторического Западного Туркестана). Больше в статье.
В декабре 2020 г. в ходе своего визита в Баку президент Турции Реджеп Эрдоган выступил с инициативой создания платформы стран Южного Кавказа по формуле «3+3», то есть с участием шести стран региона – трех ключевых держав Турции, России, Ирана и непосредственно трех закавказских республик Азербайджана, Армении, Грузии. Формальная цель Анкары сводилась к обсуждению региональных экономических и политических вопросов, стимулирование региональной стабильности и безопасности, развитие конструктивных отношений.
Настоящую идею Турции безоговорочно поддержал Азербайджан, к которым безальтернативно присоединилась Россия, а затем к ним примкнул и Иран. Армения оказалась самым слабым звеном на этой площадке в силу военного поражения в Карабахе и отсутствия пока что внешнего военно-политического союзника по аналогии турецко-азербайджанского тандема. В принципе мнение Армении вряд ли кого интересует в этой тройке ведущих игроков, то есть Турцию, Россию, Иран + Азербайджан. Ереван пока что вынужден плыть по течению, расширяя при этом время переговорного процесса для диверсификации своей дипломатии и безопасности с учетом видимых и невидимых противоречий между участниками данного клуба.
В реальности же формат «3+3» пока что не состоялся, ибо Грузия под давлением США и Великобритании формально не присоединилась к региональной платформе, мотивируя при этом территориальные противоречия с Россией из-за утраты Абхазии и Южной Осетии в августе 2003 г. В принципе с такой же формулировкой могла бы выступить и Армения с учетом потери контроля над Нагорным Карабахом в пользу Азербайджана и Турции. Но Ереван, в отличие от того же Азербайджана и Грузии отличие от того же Азербайджана и Грузии, пока не обладает внешним гарантом своих дипломатических шагов. К тому же, нынешнее правительство Армении с «легкостью» соглашается на уступки в поисках мира, что удивляет не только армян, но и даже самих турок и остальных участников платформы «3+3».
Поэтому будет справедливо говорить о платформе «3+2». Сам формат только занят консультациями и редкими обсуждениями в рамках всего лишь двух саммитов. Хотя, конечно, если на этой площадке будут выработаны и приняты важные решения для региона в плане экономики, политики и безопасности, то, несомненно, они отразятся и на интересах той же Грузии.
Как известно, первый саммит формата «3+3» (точнее «3+2») состоялся 10 декабря 2021 г. в Москве под сопредседательством заместителей министров иностранных дел, то есть спустя год от объявленной инициативы в Баку. В последующем имела место встреча «3+2» на уровне глав МИД в октябре 2023 г. в Тегеране. В принципе, на словах все участники данной платформы (Турция, Россия, Иран, Азербайджан, Армения) и приглашенная Грузия одобряют идею интеграции Южного Кавказа, развития мирной повестки, конструктивного сотрудничества, деблокады транспортных и транзитных коммуникаций и т.д. В реальности же за прошедшие три года регион особо не приблизился к заявленным декларация формата «3+3», просто каждый изображает красивое лицо при плохой игре (или погоде).
Армянский академик и тюрколог Рубен Сафрастян утверждает, что инициатива Турции по формированию платформы «3+3» имеет тактический характер. С этим мнением трудно не согласиться, поскольку слишком разные интересы и положение у трех важных соседей Южного Кавказа, но не один из них (Турция, Россия и Иран) не пребывает в военном союзе (альянсе) друг с другом. Аналогичная картина и в части самих субъектов Южного Кавказа, где сохраняются полярные интересы и разные военно-политические формальные и реальные курсы.
В частности, Грузия — вечный кандидат в ЕС и НАТО; Азербайджан формально не входит ни в какие военные блоки, но в реальности пребывает в стратегическом союзе с членом НАТО Турцией и поддерживает союзнические отношения с лидером ОДКБ Россией; Армения формально пока что остается членом ОДКБ, но в действительности после поражения в Карабахе дрейфует к другим силовым центрам (НАТО, США, Франция, Индия, Иран). В такой ситуации как можно говорить о стратегическом характере функционирования формата «3+3», когда вопросы безопасности субъектов региона и их соседей слишком уж разновекторные?
Турция пытается демонстрировать не просто активную региональную дипломатию, но и некое лидерство с давлением на слабую Армению и вынужденное партнерство России. Как известно, ключевые державы и соседи Южного Кавказа (Турция, Россия, Иран) и Азербайджан сегодня выступают за логику недопущения внерегиональных стран к делам региона. Особенно часто об этом заявляет Иран (хотя не отстает и Россия с Турцией), касаясь темы той же Армении и Зангезурского коридора.
Однако в реальности ситуация весьма далека от деклараций и подобных заявлений. Возьмем Грузию, которая уже признана кандидатом в члены ЕС и стремится в НАТО. Как на это реагирует та же Турция с Ираном? Москва свой ответ Тбилиси дала в августе 2008 г. К тому же, Турция и Азербайджан именно через прозападную Грузию получили известные нефте- и газопроводы с железной дорогой Баку – Тбилиси – Карс, которые были построены на деньги того же Запада и стали приводными ремнями Анкары на Южный Кавказ. Через ту же Грузию Азербайджан запускает по Черному морю транзит зеленой энергии в Европу.
Если Иран и Россия против внерегиональных сил на Южном Кавказе, то как тогда принять члена НАТО Турцию в регион, ведь ее вооружение Азербайджана уже изменил баланс сил в регионе. Тегеран неоднократно обвинял Баку в военном сотрудничестве с сионистским режимом Тель-Авива, но поставки израильского вооружения в Азербайджан продолжаются и что от этого изменилось в контексте реакции соседей Южного Кавказа по платформе «3+3»?
Если же подобная понятная реакция ведущих соседей региона относится только к Армении из-за политики Еревана по втягиванию Франции и США в дела региона, то Иран сам надеется на Зангезурский коридор в целях реализации индийского мультимодального транзитного проекта по маршруту Индия – Персидский залив – Иран – Армения – Грузия – Черно море – Европа. Зачем-то ведь иранский президент И. Раиси вел 1,5 ч. телефонные переговоры с французским президентом Э. Макроном. Тегеран прекрасно осознает, что та же континентальная Европа, согласившаяся с санкциями США и Великобритании против России, «выстрелила себе в ногу» и крайне заинтересована в энергоресурсах (прежде всего, в газе) Ирана и Туркменистана. Баку, так активно рекламирующий свои очередные газовые контракты с Брюсселем, Белградом, Римом, Софией и Тираной, все же, не имеет в отличие от России, Ирана и Туркменистана крупных запасов голубого топлива для удовлетворения промышленных и иных потребностей Европы. А по какой дороге и через какой регион подобный транзит в ЕС может осуществиться, если не через страны Южного Кавказа?
Турция утверждает, что в дела Кавказа кроме тройки соседей не должны допускаться внерегиональные игроки. Однако куда же транзит товаров через Южный Кавказ как по газовому коридору, так и по среднему коридору Анкара планирует доставлять, если не в ту же Европу? Зачем же тогда Грузия, Армения и Азербайджан соглашаются на миллиардные инвестиции ЕС в плане формирования новой региональной инфраструктуры (включая и транспортной)?
Аналогичный вопрос связан и с судьбой Среднего коридора в рамках китайского мега-проекта «Один пояс – один путь». Так Китай региональная или внерегиональная сила? И что же, Турция в данном случае «за», а Иран «против»? И зачем Китаю подобная чересполосица со множеством стран и сменой сухопутного транзита на морской и обратно, когда есть более надежная и безопасная коммуникация через одну Россию? Скажите санкции? Так они не вечны, от настойчивой позиции Пекина может поменяться и решение Брюсселя.
Как видим, вопросов больше нежели ответов. В этой связи мы вновь возвращаемся к теме многополярного мира, в котором трудно определить единый вектор в силу наличия противоречий между разными центрами силами. Вот и Турция с Россией и Ираном не могут добиться общей консолидации закавказской повестки и региональной интеграции.
Одним из объектов периодических ударов становится слабая Армения. Но так не может длиться вечно, и от перезапуска армяно-российских стратегических отношений может зависеть и судьба формата «3+3». Просто Россия установит свой контроль над тем же Зангезурским коридором, и сама будет решать кому и когда открывать движение и в каком направлении – то ли с Востока на Запад, то ли обратно, а может только с Севера на Юг и обратно.
Александр СВАРАНЦ – доктор политических наук, профессор, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение»