Напомним, что 8 февраля с. г. в Пакистане состоялись всеобщие выборы, официальные результаты которых были объявлены спустя месяц. Поскольку ни одна из трёх основных политических сил страны не получила необходимого большинства в парламенте, то две из них «Пакистанская мусульманская лига (Н)» и «Пакистанская народная партия» в целях формирования властных институций создали (весьма условную) коалицию.
Руководство этих партий поделили между собой, соответственно, должности (по факту, наиболее значимую) премьер-министра и (скорее церемониальную) президента. Первую после полугодовой отставки вновь занял Шахбаз Шариф, а президентом стал Асиф Али Зардари, с 2008 по 2013 гг. уже занимавший этот пост.
К середине марта было сформировано правительство, которое немедленно озаботилось едва ли не главной проблемой, обусловленной тяжёлым финансово-экономическим положением страны. В целях решения самых неотложных связанных с ней вопросов были возобновлены контакты с Международным валютным фондом, а также состоялись переговоры с потенциальными финансовыми донорами в лице ряда стран Персидского залива.
То есть, данная, казалось бы, чисто внутренняя проблема уже содержит в себе существенную внешнеполитическую компоненту. Вряд ли, например, следует объяснять, кем из ныне ведущих геополитических игроков контролируются международные финансовые организации. И данный фактор, несомненно, принимается во внимание новым пакистанским руководством при обозначении своего позиционирования на международной арене.
Поэтому представляется выходящим за рамки обязательно-протокольной вежливости выраженное Ш. Шарифом намерение «работать совместно с США для достижения общих целей глобального мира и стабильности, а также регионального прогресса и процветания». Оно последовало в ответ на поздравление с избранием на упомянутый пост, присланное от имени президента США Джозефа Байдена (таковые поступили и от других лидеров ведущих мировых держав).
6 апреля состоялся телефонный разговор кандидата на пост руководителя МИД Пакистана (через неделю утверждённого в этой должности) И. Дара, ранее не раз руководившего министерством финансов, с американским коллегой Э. Блинкеном. И данный американо-пакистанский контакт прошёл в самых позитивных тонах. Уже после формирования правительства новый министр финансов М. Аурангзеб посетил США, где провёл переговоры с делегацией «Американо-Пакистанского бизнес-совета».
И, тем не менее, несмотря на эти и прочие позитивные знаки, отсылаемые в последнее время США и Пакистаном по адресу друг друга, автор не разделяет нередкую точку зрения, согласно которой едва ли не главным мотивом всех драматических событий, развернувшихся с весны 2022 г в Пакистане в связи с досрочной отставкой правительства Имран Хана, является борьба «про-и антиамериканских» кланов в пакистанском политикуме. Кланы в нём, несомненно, присутствуют, но, во-первых, они все «пропакистанские» и, во-вторых, острота и бескомпромиссность борьбы между ними (в формате «политической вендетты») целиком обусловлена особенностями внутренней ситуации в Пакистане.
Хотя внешним ведущим игрокам, как говорится, «грех было бы не воспользоваться» указанными особенностями к собственной выгоде в борьбе за влияние на вторую по численности населения (по факту ядерную) страну исламского мира. Но тот же И. Хан (пребывающий ныне в тюрьме), несмотря на громкие публичные заявления об «американском факторе» в его отставке, не смог представить никаких подобного рода свидетельств, когда от него их потребовали в судебном порядке. Что, кстати, является уроком для значимых публичных политиков, которым полезно, что называется, «следить за языком».
Итак, авторская точка зрения относительно характера «ново-старого» правительства Пакистана сводится к тому, что на внешнеполитической арене оно целиком руководствуется интересами собственной страны. Так, как оно их понимает. Основной же мотив его “проамериканских” пассов обозначен выше. В этом плане примечательным представляется публично выраженный протест нового руководства МИД страны в связи с тем разделом последнего доклада госдепартамента США относительно “нарушения прав человека в мире”, который касается Пакистана.
Как и предыдущее (действовавшее от имени “Движения за справедливость” во главе с тем же И. Ханом), правительство Ш. Шарифа настроено на продолжение развития «всепогодно-железобетонных» отношений с КНР (вполне позитивные сигналы были отправлены и в адрес России). 20 апреля по случаю «Дня китайского языка» (который входит в перечень примечательных дат, отмечаемых ООН) Ш. Шариф в очередной раз подтвердил неизменность участия Пакистана в ключевом двустороннем проекте «Китайской-Пакистанский экономический коридор», то есть в одном из ключевых элементов глобального проекта КНР Belt and Road Initiative.
Это при том, что КПЭК и BRI в целом являются предметом постоянных пропагандистских атак со стороны США. По стечению обстоятельств, тот же КПЭК вызывает резкое неприятие со стороны сепаратистских группировок белуджей. Поскольку он служит своего рода «становым хребтом», связывающим все разношёрстные административные единицы страны в одно политико-экономическое целое. Проходит он также по территории провинции «Белуджистан», крупнейшей по площади. Впрочем, не устраивает этот проект и пуштунские сепаратистские движения, действующие в провинции «Хайбер-Пахтунхва».
Но в отличие от США, в арсенале атак на КПЭК со стороны разного рода сепаратистов превалирует не пропаганда, а оружие, которое не раз обращалось в сторону китайских специалистов, работающих на различных объектах данного проекта. В конце марта, то есть как раз в момент начала работы нового правительства, в провинции «Хайбер-Пахтунхва» в результате террористического акта погибли пять китайских инженеров. Уже на следующий день посольство КНР посетил президент А.А. Зардари, а ещё через несколько дней с китайскими специалистами, базирующимися в районе происшествия, встретился премьер-министр Ш. Шариф. При этом оба высших руководителя Пакистана произносили все, необходимые по такому трагическому случаю, слова.
Но, конечно, не только этим происшествием, получившим понятный резонанс в КНР, пришлось немедленно заняться новому руководству страны. Непрекращающийся палестино-израильский конфликт, а также проблема привлечения внешних инвестиций в экономику страны составили главную тему первой зарубежной поездки Ш. Шарифа.
В течение трёх дней первой декады апреля эта тема обсуждалась с руководством Королевства Саудовская Аравия. Основным итогом прошедших здесь переговоров стала договорённость об ускорении решения вопросов технического плана в связи с проектом выделения КСА Пакистану «первого транша» из давно обсуждавшегося инвестиционного проекта на общую сумму в 5 млрд долл.
Завершился же визит Ш. Шарифа в КСА возвращением всей пакистанской делегации домой обычным авиарейсом в целях, как было заявлено, “сокращения излишнего расходования государственных средств”. На авторский взгляд, вполне уместный и позитивный пиар-ход, принимая во внимание остроту и сложность упоминавшихся финансово-экономических проблем страны.
Однако из всех мероприятий, предпринятых новым правительством на международной арене, наиболее резонансный характер в мировом информационном пространстве приобрёл прошедший с 22 по 24 апреля официальный визит в Пакистан президента Ирана Эбрахима Раиси. По итогам состоявшихся переговоров было подписано несколько документов по конкретным сферам двусторонней кооперации, а также принято краткое Совместное заявление достаточно общего содержания.
Насколько можно понять, одну из главных «конкретик» в ходе переговоров составил вопрос о давно обсуждавшемся проекте строительства магистрального газопровода “Иран-Пакистан”. Среди разного рода причин, препятствующих до сих пор его реализации, упомянем две. Во-первых, это весьма небезопасная (мягко выражаясь) ситуация в потенциальном районе его прокладки, каковую составляет территория проживания тех же белуджей. Во-вторых, это вынужденный учёт пакистанским руководством фактора санкционной политики США по отношению к Ирану. Указанный второй фактор проявился и в ходе данного визита президента Э. Раиси.
Кстати, тот же фактор, несомненно, присутствует и в проблемах, которые до сих пор сопровождают реализацию (тоже давнего) проекта модернизации иранского порта Чахбехар, в котором заметную роль должна была принять Индия. Достаточно конкретная договорённость на эту тему была достигнута ещё в начале 2018 г. в ходе визита в Индию тогдашнего иранского президента Х. Роухани.
Исламабаду же в политике относительно ключевого оппонента в лице Нью-Дели приходится принимать во внимание стремление к развитию отношений с Индией как Ирана, так и КСА (а также едва ли не всех стран арабского мира). В этом плане примечательным представляется сдержанность формулировок по поводу Кашмирской проблемы (главной для Пакистана в отношениях с Индией), которые использовались в заявлениях как саудовской, так и иранской сторонами в ходе только что прошедших переговоров.
Отношения с Афганистаном, ещё одним крайне важным соседом Пакистана, остаются, мягко скажем, весьма непростыми. И если касательно Тегерана одним из главных источников головной боли Исламабада являются всё те же белуджи, то в случае с Кабулом подобную роль играет обобщённая пуштунская проблема. Одним из её внешних проявлений и стал упоминавшийся выше террористический акт в провинции «Хайбер-Пахтунхва».
В целом же новое руководство Пакистана погружается во вполне «обычное» для страны поле внешнеполитических проблем.
Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона, специально для интернет-журнала “Новое Восточное Обозрение”