В конце сентября в Москву с официальным визитом прибыл Салва Киир Маярдит – президент самого молодого государства в мире, возглавляющий Южный Судан с момента обретения независимости в 2011 году. Данный визит примечателен в силу целого ряда обстоятельств. Так, Салва Киир не присутствовал на саммите Россия – Африка в июле 2023 года, вероятно, в силу давления со стороны США. К тому же, Южный Судан, относящийся к числу наименее устойчивых и развитых государств, остается своего рода terra incognita для подавляющего большинства россиян, а отечественная африканистика на сегодняшний день едва ли готова предоставить подробную и надежную экспертизу по этой стране. В результате, возникает вполне закономерный интерес к изучению политических и социально-экономических реалий южносуданского общества, а также положения самого молодого государства в системе международных отношений. Более того, вопрос о перспективах налаживания сотрудничества Москвы и Джубы становится особенно актуальным в свете визита южносуданского лидера в Россию и двусторонних переговоров на высшем уровне.
История борьбы за независимость Южного Судана уходит корнями в середину XX века и, в первую очередь, была сопряжена со стремлением негроидных этносов Юга обрести независимость или же добиться существенной автономии от «арабского» Севера. Особенная ожесточенность двух гражданских войн 1955-1972 гг. и 1983-2005 гг. объяснялась, в том числе, расовой, этнической и религиозной подоплекой конфликта, а также нежеланием Хартума лишиться экономической ренты от экспорта нефти, значительная доля добычи которой приходилась на южные регионы Судана. Характерной чертой южносуданского повстанческого движения, нашедшей продолжение и после обретения независимости, являлись внутренние расколы и отсутствие широкого консенсуса в рядах руководства. К примеру, еще в 1984-1985 гг. лидеры недавно созданного Народного движения освобождения Судана (СПЛА) разошлись во взглядах относительно целей борьбы: часть командиров выступила за сецессию Южного Судана, в то время как основатель СПЛА Джон Гаранг и его сторонники придерживались идеи создания «Нового Судана», то есть, не ограничивали задачи Движения борьбой за независимость или автономию южных регионов страны. Однако если противоречия середины 1980-х не привели к внутреннему разладу, то события 1991 года, напротив, ознаменовали прямую конфронтацию между сторонниками Риека Мачара – наиболее видного представителя этноса нуэр, выступившего против Джона Гаранга, – и соратниками последнего, преимущественно принадлежавшими к народу динка. В результате, конфликт между лидерами крупнейших этносов юга Судана заложил предпосылки для перманентной межэтнической розни, характеризующей современный этап развития уже независимого Южного Судана. Таким образом, идеологические различия вкупе с использованием этнической мобилизации как наиболее эффективного способа привлечения сторонников уже на этапе борьбы за независимость, а также жестокие методы борьбы с политическими оппонентами, включая случаи этноцида, не позволили СПЛА стать консолидированной силой, принадлежность к которой способствовала бы формированию общей идентичности и неконфликтному существованию различных этнических групп после 2011 года.
Дипломатическое урегулирование будущего статуса южных регионов между Хартумом и СПЛА, достигнутое в 2005 году, и официальное провозглашение независимости Южного Судана 9 июля 2011 года отнюдь не стало началом новой вехи в развитии страны. Уже спустя два года в Джубе произошли ожесточенные столкновения динка и нуэр, выступивших в поддержку президента страны Салва Киира и первого вице-президента Риека Мачара, соответственно. В ходе быстро разгоревшейся гражданской войны правительство Салва Киира провозгласило своей целью борьбу с «заговорщиками», во главе с вынужденным спешно покинуть страну Риеком Мачаром. Ни развернутый под эгидой ООН миротворческий контингент численностью более 12 тыс. человек, ни перемирие, подписанное в 2015 году, не позволили урегулировать межэлитный и межэтнический конфликт. Боевые действия возобновились через год и, по оценкам за 2017 год, до 1/3 населения страны являлись беженцами.
Лишь 12 сентября 2018 года в Аддис-Абебе большинство оппозиционных группировок и Переходное правительство во главе с Салва Кииром подписали повторное соглашение об урегулировании при посредничестве Межправительственной организации по развитию (ИГАД). Несмотря на перераспределение министерских портфелей и парламентских кресел между различными политическими силами, а также освобождение значительного числа политзаключенных, часть из которых была немедленно включена в исполнительные и законодательные органы власти, говорить о достижении всеобъемлющего консенсуса между этническими элитами и группами интересов пока не приходится.
Помимо политической нестабильности и слабости институтов государственной власти, население Южного Судана регулярно сталкивается с другими вызовами, включая масштабные наводнения и голод во многих регионах страны. В свою очередь, природные катаклизмы с новой силой запускают межэтнические конфликты, вынуждая общины покидать свои земли в поисках более пригодных территорий и неминуемо вступать в столкновения с новыми соседями.
Не менее удручающая ситуация сложилась и в социально-экономической сфере. Продолжая зависеть от международной гуманитарной и финансовой помощи, Южный Судан испытывает острую нехватку кадров в сфере медицины и образования. Неудивительно, что уровень грамотности населения страны, по оценкам за 2018 год, едва превысил 34%, а Индекс человеческого развития (ИЧР) в 2023 году был оценен как самый низкий в мире; сохраняются высокие показатели детской и материнской смертности.
В этих условиях зависимость правительства Салва Киира от международной помощи представляется очевидной: являясь одним из наиболее «хрупких» государств в мире, Южный Судан не способен существовать, опираясь лишь на собственные ресурсы. По данным Госдепа США, в 2022 году около 8,9 млн. жителей самого молодого государства в мире нуждались в гуманитарной помощи. В последнее время с приходом к власти демократов Вашингтон вновь нарастил объемы помощи Джубе, ежегодно расходуя 1 млрд. $ на различные программы развития и миротворчество. Вместе с тем, говорить о проамериканской ориентации руководства Южного Судана было бы поспешным. Дело в том, что хотя США и являются ключевым донором для этой страны, основным покупателем южносуданской нефти – фактически единственного источника доходов для правительства Салва Киира (90% доходов) – на протяжении всего периода независимости остается Китай. Пекин активно предоставляет Джубе денежные займы в обмен на поставки нефти, а Китайская национальная нефтегазовая корпорация приобрела 40% акций крупнейшего нефтяного консорциума Южного Судана за баснословные, по меркам африканской страны, 7 млрд. $.
В результате, испытывая экономическую зависимость от Китая, но, при этом, не желая лишаться и американской помощи, правительство Салва Киира вынуждено крайне осмотрительно подходить к формулированию позиции по любым сколько-нибудь значимым вопросам международной повестки. Вместе с тем, не имея плотных экономических связей с Россией, – товарооборот двух стран, по наиболее оптимистичным оценкам, едва превышает 11 млн. $ в год – Южный Судан заинтересован в дипломатической поддержке Москвы в СБ ООН по вопросу снятия оружейного эмбарго, введенного в мае 2018 года. К тому же плачевное положение южносуданской экономики обуславливает интерес Джубы к наращиванию любого рода сотрудничества, способного плодотворно повлиять на восстановление и дальнейшее развитие страны. Наконец, вооруженные силы Южного Судана, остро испытывающие нехватку вооружений и страдающие от низкого уровня боевой подготовки, могут быть заинтересованы в продукции отечественного ВПК, в случае отмены установленных ООН ограничений.
Копытцев Иван – политолог, стажер-исследователь Центра ближневосточных и африканских исследований ИМИ МГИМО МИД России, специально для журнала «Новое Восточное Обозрение»
