Основное содержание прошедшей в период с 7 по 11 сентября заграничной поездки президента США Джозефа Байдена составили два одинаково примечательных события, значимость которых определяется одним общим фактором, который сводится к принимающему глобальный характер противостоянию Вашингтона со второй мировой державой, каковой уже является КНР.
Именно в этом плане и следует рассматривать итоги последнего “пятидневного спринта” американского президента с двумя главными пунктами остановки, которыми оказались Индия и Вьетнам. Хотя внешне-формально главной целью всего данного внешнеполитического мероприятия ныне ведущей мировой державы было заявлено участие в “календарном” саммите набирающей международный вес площадки в виде конфигурации G20.
И едва ли не главное внимание мировых СМИ было сосредоточено на итогах многодневной закулисной борьбы за формулировку того пункта обширной Декларации последнего саммита G20, который касался ситуации в уникальном на нынешнем глобальном политическом пространстве (а, возможно, в мировой истории в целом) (квази)государственном образовании “Украина”. Реальному статусу которого более подходило бы определение “Частная военная компания” с (аборигенным) руководством, сдающим подконтрольное население в аренду состоятельным игрокам. В качестве безвовзвратно-расходного материала.
На авторский взгляд, всё эти “страсти по Украине” во всё большей мере приобретают характер “информационного шума”, мешающего сосредоточить внимание на главном содержании нынешнего этапа “Большой мировой игры”, которое, повторим, сводится к отмеченному выше противостоянию двух ведущих мировых держав. С этой точки зрения главным итогом посещения Дж. Байденом Индии оказывается не содержание декларативного итогового документа G20, а сделанное на полях данного мероприятия заявление индийского премьер-министра Нарендры Моди о запуске международного проекта по созданию «Экономического коридора Индия — Ближний Восток — Европа» (India-Middle East-Europe Economic Corridor, IMEC). Свои подписи под соответствующим соглашением поставили участвовавшие в саммите G20 лидеры Королевства Саудовская Аравия, Объединённых Арабских Эмиратов, Индии, Франции, Германии, Италии, США и ЕС.
Хотя в названии указанного проекта США не обозначены, но тот же Дж. Байден использовал громкие эпитеты для определения самого данного факта. В частности, прозвучали слова о его “исторической” значимости, а также о “мире, который находится на переломном моменте истории”. Совершенно не случайные слова, принимая во внимание некоторые примечательные обстоятельства первых месяцев пребывания у власти нынешней американской администрации, отмечавшиеся уже тогда в НВО.
К тому времени (то есть к первой половине 2021 г.) в Вашингтоне, наконец, осознали, в чём конкретно заключается основное содержание вызова глобальным позиция США (и пресловутого “Запада” в целом), обусловленного становлением КНР в качестве второй глобальной державы. Оно связано не столько с формированием Пекином мощной военной машины (хотя и с ней тоже), сколько с успехами в реализации глобального проекта Belt and Road Initiative.
Объявленный в 2013 г. только что возглавившим руководство КНР Си Цзиньпином, проект BRI (на самом деле в той или иной форме реализовывавшийся едва ли с начала нулевых годов) обеспечил резкое повышение роли Пекина в той большей части человечества, которое сегодня приято обозначать термином “Глобальный Юг”. При том что, и в отличие от столетней давности западных методов “освоения” того же “Глобального Юга”, Китай это делал при полном одобрении со стороны последнего.
Указанный процесс развивался относительно незаметно и, повторим, только к началу нынешнего десятилетия в США осознали масштабы уже очевидных его глобально-политических последствий. Видимо, тогда же и было произнесено сакраментальное: “Так вот, где таилась погибель моя”. А вовсе не в китайских авианосцах (“Сармато-Посейдоно-Гиперзвуках”). Поэтому в качестве ответа на BRI летом 2021 г. по инициативе новой американской администрации был сформулирован так называемый “Корнуоллский консенсус” . А спустя несколько месяцев о схожем отдельном проекте было заявлено от имени ЕС . Поэтому же тема борьбы за влияние на “Глобальный Юг” заняла центральное место на прошедшем в мае с. г. последнем саммите G7, то есть конфигурации, объединяющей (всё ещё и в определённой мере) ведущие западные страны.
Кстати, с учётом этой последней ремарки, любопытным представляется понаблюдать за предстоящим решением Италии (подписавшей, напомним, в Нью-Дели IMEC) проблемы истечения в конце текущего срока участия в проекте BRI. Среди членов G7 Италия является единственной такой страной. Пока в Риме наблюдается воистину итальянское борение страстей в данном вопросе. Между тем в Пекине не теряют надежд на победу в нём здравого смысла. Посмотрим.
Как бы то ни было, но сам факт принятия на полях последнего саммита G20 обсуждаемого здесь проекта IMEC следует рассматривать в качестве первого конкретного проявления намерения (носившего с лета 2021 г. достаточно общий характер) “обобщённого Запада” противопоставить нечто китайскому BRI на пространстве “Глобального Юга”. Каковой в данном случае представили Индия и две ведущие арабские страны.
Обратила на себя внимание оценка этими последними самого факта подписания IMEC. Очевидным образом в её основе заложено стремление подавляющего большинства стран “Глобального Юга” развивать конструктивные отношения (к выгоде для себя) со всеми главными участниками нынешнего этапа “Большой мировой игры”. Как с бывшими колонизаторами, так и теми, кто тогда позиционировался в качестве деколонизаторов. С этим связано одинаково позитивное отношение автора комментария в Arab News к IMEC и BRI, а также надежды на возможность продуктивного совмещения обоих (на самом деле конкурирующих) проектов.
Добавим от себя, что только обусловленная подобными надеждами перспектива позволит избежать формирования новых глобальных линий разлома, почти всегда приводивших к (глобального же масштаба) политическим катастрофам. Иначе сбудется мечта (высказываемая на удивление вполне открыто) провокаторов новой мировой бойни, уже сегодня действующих одновременно с разных противоборствующих сторон. Как, впрочем, это происходило и накануне двух предыдущих мировых войн.
Наконец, кратко остановимся на итогах пребывания американского президента во втором (не менее, повторим, примечательном) пункте остановки в ходе обсуждаемого турне, каковым оказался Вьетнам. В последнее время в НВО не раз обсуждалась мотивация повышенного внимания Вашингтона к этой стране, а также ряду других субрегиона Юго-Восточной Азии и к нему же в целом. Главную компоненту такой мотивации составляет, повторим, всё тот же фактор противостояния США с КНР. При этом используются разного рода (в том числе исторического плана) сложности в отношениях Пекина с Ханоем (Манилой, Джакартой).
В процессе развития американо-вьетнамских отношений знаковый характер имел состоявшийся летом 2021 г. визит в Ханой министра обороны США Л. Остина . И всё же первый в современной истории приезд во Вьетнам американского президента, безусловно, означает наступление качественно нового этапа в двусторонних отношениях.
Главным событием в ходе данного визита стала встреча гостя с Генеральным секретарём Коммунистической партии Вьетнама Нгуен Фу Чонгом, по итогам которой было принято обширное совместное заявление, устанавливающее двустороннее “Всеобъемлющее Стратегическое Партнёрство”. Кстати, обратим внимание на то, что в сообщении Белого дома о состоявшейся встрече при обозначении должности собеседника Дж. Байдена опущено обозначение чего же “Генеральным секретарём” первый является. И действительно, лучше воздержаться от упоминания, что лидером крайне необходимой США страны является её главный коммунист.
В указанном документе визит Дж. Байдена во Вьетнам назван “историческим” и по его итогам стороны выразили намерение “совместно стремиться к достижению общих целей обеспечения мира, процветания и устойчивого развития”. В преамбуле документа также упоминается, что Вашингтон и Ханой входят в сформированную первым в мае 2022 г. региональную конфигурацию Indo-Pacific Economic Framework for Prosperity (IPEF) очевидно антикитайской направленности.
Среди прочего также обратило на себя внимание стремление Вашингтона подключить Вьетнам (раннее то же отмечалось в политике на индийском направлении) к процессу вывода КНР из международной логистической цепи, обеспечивающей производство современных полупроводниковых полуфабрикатов.
Во Вьетнаме, конечно, не поняли бы своё руководство, если бы в столь знаковом документе не был упомянут комплекс сохраняющихся проблем в связи с использованием полвека назад войсками США различного рода химических реагентов в борьбе с вьетнамскими повстанцами. В свою очередь для Вашингтона, с позиций обеспечения во Вьетнаме долгосрочных американских интересов, крайне необходимо хотя бы обозначить меры по сколь-нибудь возможной нейтрализации той “мины замедленного действия”, которая обусловлена самим наличием указанной проблемы. Поэтому в итоговом документе специальный раздел посвящён данной теме.
В целом же обсуждавшееся заграничное турне нынешнего американского президента вполне может быть им представлено как продуктивное с позиций достижения США неких внешнеполитических целей. При том что сегодня вряд ли существует определённый ответ, на вопрос, как итоги данного турне повлияют на развитие отношений страны с ключевым геополитическим оппонентом.
Ибо как в американо-китайских отношениях, так и на мировой политической арене в целом продолжают действовать слишком много факторов неопределённости.
Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».