В заключительной части нашего интервью доктор исторических наук директор Института Востоковедения РАН Аликбер Аликберов рассказал, о чем беседовал с президентом Таджикистана Эмомали Рахмоном, поделился, как идет подготовка форума Академий стран БРИКС и поразмышлял о том, почему человеку, чтобы быть счастливым, нужно оставаться в своей среде.
– Аликбер Калабекович, ваш Институт участвует в подготовке форума Академий стран БРИКС…
– Да, это новое интересное направление, представляющее собой формат сетевой академической работы. В качестве примера могу привести сетевое востоковедение. У нас есть центральные институты и региональные. Еще несколько лет назад отношение к региональным институтам было несколько снисходительное. Теперь же, когда мы начали активнее сотрудничать, оказалось, что они там многие вопросы изучают глубже нас. Мы широко и глубоко изучаем весь спектр, а они — глубже и шире каждый в своей области. Возьмем, к примеру, Институт монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН. Там мощная коллекция буддистских текстов. И результаты по исследованию монгольской культуры у них будут значительно лучше, поскольку этим занимается целый институт – для сравнения у нас всего четыре – пять человек. И сетевое востоковедение, когда мы все встроены в одну матрицу и помогаем друг другу, создает возможность такой формы коллаборации, когда мы помогаем друг другу, при этом усиливая как свои возможности, так и возможности партнеров.
– Получается эффект синергетического усиления…
– Совершенно верно. При необходимости мы подключаем своих специалистов или издаем совместные работы. С помощью форума Академий БРИКС идет усиление этих стран за счет такого сотрудничества.
В первую очередь, интерес представляют новые страны БРИКС. В нашем институте мы работаем не только в этом формате. Мы также занимаемся проектом научно-технического сотрудничества России с новыми странами БРИКС, поскольку так получилось, что почти все новые члены этого объединения имеют восточную прописку. Задача Института – оценить перспективы в разных областях сотрудничества, в том числе в инвестиционной сфере, в плане научно-технического сотрудничества, развития собственных инновационных направлений, усиления цифровой экономики.
Сейчас оказалось, что больше половины всех продовольственных ресурсов вырабатывают страны БРИКС, поэтому есть потенциал для дальнейшего усиления конкурентных преимуществ этих стран. Здесь прямо напрашивается консолидация усилий экспортеров продовольствия. Кроме продовольственной, есть еще энергетическая область, информационная и много других, где мы можем усиливать конкурентные преимущества нашей страны, тем самым усиливая преимущества всей группы.
– Насколько плотно ИВРАН сотрудничает с крупнейшими научными центрами восточных стран? Я имею в виду стажировки, совместные научные работы и изыскания.
– За последние три года, как я возглавил Институт, такого рода проекты очень активизировались. Благодаря нашему Институту и его востоковедам фактически появились научные школы на территории бывших союзных республик. И мы помогали создавать их отнюдь не с целью контроля. Скажу больше, мы исторически никогда не занимались изучением этих народов, их истории и культуры. Они делали это сами. Например, историей Грузии занималась Грузинская академия наук, историей Азербайджана – Азербайджанская. Мы же изучали только то, что являлось частью мировой культуры.
В нашем институте были специалисты, которые читали практически все древние языки. И многие открытия связаны с работой российских советских учёных. Сегодня мы продолжаем эту традицию. Мы востребованы на пространстве не только бывшего Советского Союза. У нас 12 научных археологических экспедиций.
– Вы предвосхитили мой следующий вопрос об участии сотрудников в научных экспедициях как на территории России, так и за её пределами. Ученые всегда «ненасытны и жадны» (в хорошем смысле этих слов) до работы. Расскажите немного о том, чем ваши сотрудники занимаются в подобных экспедициях, поделитесь с нашими читателями их результатами.
– Как я уже сказал, у нас 12 научных экспедиций, среди которых три египтологических, одна из них в Гизе (Египет). И наши работы на английском языке расходятся по всему миру. В этих экспедициях раскрываются целые особые миры, которые на протяжении веков были скрыты под толщей земли. Постараюсь буквально тезисно рассказать о них.
У нас есть совместная российско-итальянская экспедиция в Судане и Нижнем Египте. Есть совместная российско-сирийская экспедиция, которая ведёт раскопки в городе крестоносцев Аль-Арвад на территории Сирии. Ведём мы также и подводные археологические исследования, кстати, в сотрудничестве с Группой экспедиционных исследований Министерства обороны.
– Но у вас есть и свои хорошие возможности, ведь работы ведутся на самом высоком мировом уровне.
– Верно. Мы давно перешли на уровень цифровых востоковедческих исследований, у нас есть цифровая археология, цифровая лингвистика, мы в своих работах применяем новейшую технику.
Нами создана лаборатория палеоархеологии, где мы можем получать более полные и разносторонние, насыщенные описания, поскольку изучаем органику, фиксируем каждый предмет в том виде, в котором он находился в трёхмерном пространстве. Наш институт является лидером в использовании этих мировых технологий.
Есть у нас выдающаяся российско-иракская экспедиция, возглавляет которую Алексей Янковский. С российской стороны кроме нас в ней участвует еще Институт археологии РАН. Есть у нас совместная российско-абхазская экспедиция. В позапрошлом году проводилось исследование, которое возглавлял недавно ушедший от нас Александр Юрьевич Скаков. Мы нашли там около 32артефактов, 12 из которых золотые. Это фигурки Геракла и другие символы, характерные для ранней древнегреческой культуры. Месопотамская экспедиция ведёт раскопки в зоне, где находятся самые древние города, первые в мире.
Отмечу Сокотрийскую экспедицию, которую возглавляет академик Виталий Вячеславович Наумкин вместе с Леонидом Коганом (остров Сокотра принадлежит Йемену). Кстати, создание ими сокотрийского алфавита вошло в топ 10 выдающихся мировых научных достижений в рейтинге BBC. А еще мы изучаем памятники в Таджикистане, где давно копает Наталья Матвеевна Виноградова. Планируем возобновлять экспедицию в Узбекистан и Каракалпакию – зороастрийские и иранские народы ещё со скифских времён осваивали эти пространства. Там мы тоже получаем интересные данные.
Сейчас нами прорабатываются три новых экспедиций: в Саудовской Аравии, в Иране и Турции. Иранская тема была предложена непосредственно президентом их национальной Академии наук при нашей личной встрече. Исламская тематика сегодня тоже очень актуальна, Саудовская Аравия наш партнёр, в том числе, и по БРИКСу. Безусловно, это не полный перечень. Направлений, по которым мы работаем, много. Поскольку востоковедение – комплексная дисциплина, каждая наша экспедиция также комплексная. Параллельно с древней историей мы изучаем языки, диалекты, обычаи, записываем фольклор.
Вот, например, у нас есть экспедиция в Папуа-Новой Гвинее, которую возглавляет Н.Н.Миклухо-Маклай, прапраправнук того самого Николая Николаевича Миклухо-Маклая. Не думайте, что эта небольшая страна сейчас мало кому интересна. Многие страны хотели бы разместить в Папуа-Новой Гвинее свои военные базы. Хочу заметить, что сейчас в мире нет второстепенных зон.
– А как обстоят дела с африканскими исследованиями?
– У нас есть экспедиция в Страну догонов (Мали), которую возглавляет Петр Анатольевич Куценков. Проводимые там исследования очень важны для понимания социальных механизмов и норм, как они складываются, как влияют друг на друга. Зона племён интересует нас и в Алжире, сейчас там ведутся переговоры.
– На первый взгляд может показаться, что это никому не нужные вещи…
– Это не так. Пройдёт каких-то 50 лет, этих людей не будет, и всё, что они знали, забудется. А это очень важные пласты народной культуры, которые необходимо сохранить, поскольку они являются частью мировой культуры.
В своей работе мы придерживаемся гуманитарного, человекоцентричного подхода, поэтому с нами хотят сотрудничать и научные центры, и академические. Мы ввели формат совместных исследований по современной тематике, в котором предлагаем перекрёстный подход на пересечении интересов. С иранцами мы писали работу «Ориентализм vs. ориенталистика», в которой показали, что российские подходы никак не вписываются в понятие ориентализма. Изучая Восток, мы, в том числе, изучаем себя. Например, первый Коран на арабском языке был напечатан в России при Екатерине II, чтобы удовлетворить потребности татарского мусульманства, проживающего в нашей стране. И получилось, что это был первый напечатанный в типографии Коран на арабском языке в мире. Это сделали мы, Россия.
– Вы бываете в странах, изучением которых занимается возглавляемый Вами Институт. Что больше всего запоминается в поездках? На что в первую очередь обращаете внимание, приезжая в страну?
– Мне невероятно сложно отделить профессиональные интересы от человеческих. В человеческом плане мне всегда интересно попробовать новую еду, кухню. Восток манит исследователей, в том числе, возможностью окунуться в другую среду, говорить на языке этой культуры, пробовать пищу, слушать музыку. Ты как бы получаешь возможность прожить вторую жизнь – как бы было, если бы ты родился в другой среде, другой культуре. У буддистов есть теория реинкарнации – учение о переселении душ. У востоковедов отношение к религии исключительно научное. Здесь же возникает что-то вроде альтернативной истории – то, чего не будет и не было, но могло быть.
Я хочу сказать, что жить можно везде. Везде есть свои эталоны красоты, по-своему вкусная еда. Но больше недели мне где-то находиться тяжело, особенно сложно преодолеваются гастрономические привычки. Проще говоря, просто хочется борща. Я уверен, что человек, чтобы быть счастливым, должен оставаться в своей среде, в своей культуре. Не стоит думать, что где-то будет лучше. Не будет. Сейчас многие уехали, думая, что там их ждут царские кущи. А нет. И они страдают. Во-первых, они там никому не нужны, потому что являются людьми нашей культуры. Во-вторых, нельзя забывать про повседневные привычки, которые тяжело поменять. И много ещё чего. Иначе говоря, где родился, там и пригодился.
При вхождении в другие культуры мне прежде всего интересны человеческие контакты и коммуникации. Поскольку я представляю академический институт, то говорю не на официальном языке дипломатов, где существуют протоколы и ограничения. Я не отношусь к числу военных или политиков, у которых также существуют свои ограничения. Мы, люди науки, выходим на контакт через культуру, живой интерес к историческому прошлому, которое мы изучаем. И это сближает, помогая выстраивать мосты доверия. А без доверия ничего нельзя сделать, это фундамент любого созидательного действия.
В последней моей поездке в Таджикистан в конце прошлого года я получил редкий шанс лично побеседовать с господином президентом Эмомали Рахмоном. Мы говорили с ним около получаса. О том, почему российский капитал не идёт туда, где его ждут, а идет на Запад, где его не только не ждут, но и отнимают. Он говорил о стратегическом измерении сотрудничества, экономического сближения и экономической интеграции. Безусловно, здесь есть определённые риски, но они есть везде. И нам необходимо создавать механизмы надёжной защиты инвестиций.
Второй момент, на который нужно обращать внимание, у нас с Таджикистаном общий враг – терроризм, от которого они постоянно страдают, поскольку Афганистан рядом. У нас с таджиками общие угрозы, общие вызовы. И если бы мы раньше объединили усилия, то смогли бы выявить террористов на дальних подступах. Они не зашли бы так глубоко, не ударили бы с тыла. В рамках стратегических интересов государства особе внимание необходимо уделять ближайшим соседям, связанным с нами интеграционными процессами. Это отвечает жизненным интересам единой некогда политической, а сегодня лишь историко-культурной общности, говорящей с нами на одном языке. В беседе со мной президент Рахмон сказал, что русский язык они изучали и будут изучать. Каждый год они посылают за государственный счёт студентов на обучение в Россию в разные университеты, поскольку русский язык является одним из языков мировой науки и технологий.
Повторюсь ещё раз: самое ценное, что я выношу из всех своих поездок, это человеческие коммуникации. А когда на местах есть люди, которым ты можешь доверять, то и любые проекты легче реализуются. Я пока еще сравнительно молодой директор, но у нас есть коллеги, которые обладают гораздо более обширным опытом подобных коммуникаций. Например, научный руководитель нашего института Виталий Вячеславович Наумкин, чей опыт и потенциал мы стараемся максимально использовать во благо науки и нашей страны.
– Аликбер Калабекович, ещё раз поздравляем Вас с юбилеем и благодарим за интересную беседу.
Беседовала Юлия Новицкая, писатель, корреспондент «Нового Восточного Обозрения»
