С конца октября с. г. ситуация в Мьянме (тридцатью годами ранее называвшейся Бирмой) вновь оказалась предметом повышенного внимания со стороны мировых информационных агентств. Хотя не столь, конечно, пристального, как в случаях с вооружёнными конфликтами на Украине, а теперь и на Ближнем Востоке.
Однако не миновали передовых полос мировых изданий и первые сообщения о резкой интенсификации боевых действий между правительственными войсками и вооружёнными формированиями нескольких повстанческих движений, которые начались одновременно в различных регионах Мьянмы, стоящих друг от друга на многие сотни километров. Каждое из упомянутых движений отражает этно-религиозно-социальную специфику конкретного региона крайне сложно устроенной страны.
Между указанными “спецификами”, казалось бы, нет ничего общего, но уже через два месяца после свершившегося 1 февраля 2021 г. военного переворота в Мьянме появились сообщения о формировании “Братства Трёх”, противостоящего новому режиму. В указанное “Братство” вошли два вооружённых формирования, действующих в приграничном с КНР северо-восточном штате Шан. Корни одного из них восходят к периоду расцвета как раз в этом штате сферы производства и сбыта наркотиков, второе же представляет собой осколок Коммунистической партии Бирмы. Третье (открыто сепаратистское) движение, оперирующее в западном штате Ракхайн, претендует на представительство мусульманского этно-религиозного меньшинства рохинджа.
Однако в последующие два с половиной года “Братство Трёх” не заявляло о себе сколь-нибудь заметным образом. Поэтому неудивительно внимание мировых СМИ к небывалым ранее масштабам развернувшихся с 27 октября боевых действий в Мьянме, возникших как бы “сразу-вдруг и повсеместно”. Хотя вооружённые инциденты разной природы десятилетиями представляют собой скорее будни этой страны.
Отметим также, что нередкие драматические эпизоды развития ситуации в Мьянме последних трёх-четырёх десятилетий уже не раз оказывались поводом для возникновения серьёзных разногласий между ведущими участниками нынешнего этапа “Большой мировой игры”. Что обусловлено в первую очередь исключительно важным стратегическим положением, которое эта страна занимает в субрегионе Юго-Восточной Азии. К тому же весьма богатой разнообразными природными ресурсами.
КНР, то есть один из таких игроков, пытается решить задачу политико-стратегической значимости по сухопутному обходу уязвимого Малаккского пролива. C этой целью, в частности, с 2013 г. реализуется проект под названием “Экономический коридор Китай-Мьянма” (China—Myanmar Economic Corridor, CMEC). CMEC включает в себя сеть как автомобильных и железнодорожных путей, связывающих юго-западную приграничную китайскую провинцию Юньнань с портами Мьянмы, расположенными на берегу Бенгальского залива в упоминавшемся штате Ракхайн, так и нефтегазопроводов. Другим аналогичного целеполагания проектом является “Китайско-Пакистанский экономический коридор”. Оба они представляют собой важнейшие элементы глобального проекта Belt and Road Initiative.
В январе 2020 г. впервые за предыдущие 20 лет Мьянму посетил лидер КНР Си Цзиньпин. В ходе визита состоялись его переговоры с обоими тогдашними лидерами страны, то есть лауреатом Нобелевской премии мира Аун Сан Су Чжи, некогда являвшейся иконой мирового “правозащитного движения” (впрочем, к тому времени уже “вышедшей из доверия” этого последнего), и руководителем военной верхушки генералом Мин Аун Хлайном. Главным итогом всего данного визита стала договорённость об ускорении реализации проекта CMEC.
Спустя год из неформального правящего “дуумвирата” на вершине власти в Мьянме остался только генерал Хлайн, а госпожа Су Чжи прошла через серию судебных процессов, итогом которых стал приговор о заключении её под стражу на последующие 33 года. Впрочем, в августе с. г. единолично правящее с 1 февраля военное руководство “скостило” этот срок до 27 лет. Что всё равно очень много для, мягко выражаясь, весьма немолодой женщины.
С момента указанного переворота ситуация в Мьянме в целом и судьба госпожи Су Чжи, в частности, оказались поводом для непрерывных атак как дипломатического, так и пропагандистского планов со стороны США с ближайшими союзниками. С подключением, естественно, всё того же мирового “правозащитного движения”. Для проведения такого рода атак используются едва ли не все международные площадки.
Однако уже в конце апреля 2021 г., то есть через три месяца после военного переворота, в указанный процесс активно включилась региональная ассоциация АСЕАН, членом которой является и Мьянма. На прошедшем тогда саммите был принят “план из пяти пунктов” с целью урегулирования ситуации в стране. Среди них присутствует пункт о посредничестве Генсека данной организации и его “специального представителя”.
Вообще говоря, сам факт принятия подобного документа и, тем более, предложение посреднических услуг стал прецедентом с момента создания АСЕАН. Поскольку одним из основополагающих принципов данной Ассоциации было невмешательство во внутренние дела стран-участниц.
Вполне можно полагать, что на подобный шаг руководство АСЕАН решилось под давлением неоконсервативной администрации США (пришедшей к власти годом ранее) с её особым вниманием к проблематике соблюдения “прав человека” и “демократических” процедур. Причём не столько у себя в стране, сколько за её пределами. Также можно допустить, что в ходе контактов с руководством АСЕАН Вашингтоном использовался аргумент в стиле “иначе мы сами и собственными методами урегулируем ситуацию в Мьянме”.
Поэтому ожидаемой была негативная реакция нынешнего руководства этой страны на указанные инициативы АСЕАН. Следствием чего стала фактическая заморозка членства (но не исключение) Мьянмы в данной Ассоциации.
Таков общий фон из ряда событий, наблюдавшихся в Мьянме в период, непосредственно предшествовавший неожиданно резкому обострению более или менее постоянной (но в предшествующие два с половиной года в основном вялотекущей) внутренней турбулентности в стране.
Оно пришлось на период, когда обостряется и ситуация в отношениях между обеими ведущими мировыми державами, то есть США и КНР. Для второй из которых Мьянма является непосредственным соседом на протяжении порядка двух тысяч километров. В течение предшествующих десятилетий конструктивные отношения с этой страной (в периоды как упоминавшегося “дуумвирата”, так и нынешнего нахождения у власти “военной хунты”) помогали, повторим, Пекину решать критически важную для него политико-стратегическую проблему.
Что, конечно, не соответствует интересам его главного геополитического оппонента. Пока это единственное, что можно сказать о возможном участии Вашингтона в последних драматических событиях в Мьянме. Но вряд ли вызывает сомнение, что дестабилизация ситуации с перспективой прихода к власти в этой стране некоего “демократического” правительства вписалась бы во внешнеполитическую идеологему нынешней американской администрации.
Отметим, впрочем, что факт контролирования сегодня повстанцами некоторых участков CMEC пока не отразился сколь-нибудь негативным образом на уже функционирующих объектах данного проекта. И вряд ли можно ожидать чего-то в этом плане похожего от любого режима, который установится, в конце концов, в Нейпьидо. Ибо поддержание конструктивных отношений с великим соседом-второй мировой державой полностью и всесторонне соответствует интересам самой Мьянмы.
Наконец, подчеркнём в очередной раз, что не следует вообще преувеличивать роль “внешних” факторов в тех или иных драматических событиях, происходящих во многих странах Индо-Тихоокеанского региона, то есть не только в Мьянме.
На авторский взгляд, хотя указанный фактор, несомненно, в них присутствует, но он играет вторичную роль по отношению к разнообразным причинам (в основном “местной” природы и нередко уходящих вглубь истории) возникновения сегодня проблем как внутри ряда стран ИТР, так и в отношениях между ними.
Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона, специально для интернет-журнала “Новое Восточное Обозрение”