После публикации материала о новых беспилотниках КНДР «Сэтпёль», которые оказались почти идентичными американским беспилотным летательным аппаратам Global Hawk и Reaper , часть аудитории просила автора раскрыть эту тему поподробнее: как выглядит боевой потенциал БПЛА КНДР вообще? Как этому собирается противодействовать РК? Как вообще массовое применение дронов повлияет на революцию в военном деле?
Напомним хронологию событий. 26 декабря 2022 г., в воздушное пространство РК вторглись пять северокорейских разведывательных маломерных дронов, а затем Юг в ответ направил свои беспилотники в КНДР. СМИ РК активно обсуждали ситуацию, так как перехватить дроны не удалось, а один из них проник в бесполетную зону недалеко от резиденции президента в сеульском районе Ёнсан.
Вторжение вызвало тревогу у политиков, поскольку выявило ограниченность средств противовоздушной обороны Сеула и систем обнаружения небольших беспилотных летательных аппаратов. А между тем, теоретически, беспилотники могли нести смертоносное оружие, нацеленное на ключевые объекты на Юге.
25 января 2023 г. Командование силами ООН на Корейском полуострове завершило расследование инцидента : как Север, так и Юг признаны формально виновными в нарушении Соглашения о прекращении огня 1953 г., по факту пересечения дронами границы меду Кореями. Вердикт подчеркнул, что соблюдение условий перемирия «необходимо» для снижения риска как случайных, так и преднамеренных инцидентов, а также для сохранения режима прекращения боевых действий на Корейском полуострове.
При этом командующий войсками США на Корейском полуострове генерал ЛаКамера, который одновременно возглавляет и Командование ООН, сомневался по поводу того, стоит ли официально оглашать итоги расследования, а южнокорейские военные подчеркнули, что действия Сеула представляли собой лишь реализацию права на самооборону, что не является нарушением Соглашения о прекращении огня. Север, впрочем, высказывался в той же стилистике «самозащитных мер».
В конце января министр обороны РК в ходе беседы с депутатами доложил причины того, почему система ПВО Юга провалилась, не сумев нейтрализовать северокорейские дроны, которые ещё вдобавок и спокойно улетели обратно. Согласно выводам следствия, главными причинами стала нехватка опыта и отсутствие практики в отражении подобного рода провокаций со стороны КНДР.
Как выяснилось, личный состав Первого армейского корпуса впервые обнаружил один из беспилотных летательных аппаратов, вторгшихся через межкорейскую границу, но не расценил это как чрезвычайную ситуацию, которая привела бы в действие ключевые механизмы для быстрого обмена информацией между соответствующими воинскими подразделениями. Причина неверного решения — трудности с идентификацией того, что выглядело как небольшой летающий объект, то появляющийся на радаре , то исчезающий с него непонятным образом. Выявить среди таких «радарных следов» маломерный дрон технически непросто.
Затем, оперативная система борьбы с беспилотниками выявила операционные пределы с учетом скорости полета вражеских беспилотников и других особенностей. Другие способствующие факторы включали недостатки в обмене информацией между соответствующими воинскими подразделениями, отсутствие реалистичной подготовки к проникновению беспилотных летательных аппаратов и отсутствие эффективного оборудования для обнаружения и перехвата.
Наконец, восприятие угрозы со стороны небольших северокорейских беспилотников было «несколько недостаточным» из-за сосредоточенности на угрозах со стороны оружия массового уничтожения Севера.
Дабы преодолеть указанные недостатки, планируется расширить ежегодные учения по противовоздушной обороне до четырех раз в год (ранее тренинг проводился раз в два года) и скорректировать их программу: использовать беспилотные летательные аппараты, соответствующие размерам северокорейских БПЛА, проводить учебные учения для интеграции и управления всеми имеющимися силами , перейти к системе раннего обнаружения дронов, сдерживания и поражения их в воздухе.
Кроме того, военные сообщили, что, хотя северокорейский беспилотник вошел в бесполетную зону, окружающую президентский офис, он не смог бы четко заснять этот район из-за его крейсерской высоты и качества камер.
В июне 2023 г. правительство Южной Кореи приняло документ, в соответствии с которым к сентябрю в составе вооружённых сил страны будет создано Командование БПЛА. Новая структура будет решать как оборонительные, так и наступательные задачи. В их числе наблюдение и разведка, проведение операций по нанесению ударов по территории КНДР (в т.ч. с помощью «дронов-камикадзе»), акции психологической войны, РЭБ, а также принятие эффективных и исчерпывающих мер реагирования на возможное вторжение северокорейских летательных аппаратов в воздушное пространство РК, чтобы не допустить повторения инцидента декабря 2022 года.
Согласно плану, перед предполагаемым командованием беспилотных летательных аппаратов будет поставлен широкий спектр задач, которые, как ожидается, будут решать дроны различных видов. Среди функций командования – наблюдение, разведка, ударные операции, радиоэлектронная и психологическая борьба, а также выработка стратегии дальнейшего развития использования беспилотников в военных целях.
20 июня 2023 г. премьер-министр РК Хан Док Су призвал министерство обороны и Объединенный комитет начальников штабов «приложить все усилия для обеспечения того, чтобы новое командование беспилотных летательных аппаратов могло быть запущено без сучка и задоринки, чтобы оно могло проводить идеальные операции на ранней стадии».
В тот же день 20 июня 2023 г. СМИ РК сообщали, что южнокорейские военные приняли на вооружение агрессивный принцип борьбы с беспилотниками Севера, согласно которому проникновение одного северокорейского беспилотника побудит их « отправить 10 или более беспилотников в Пхеньян и заставить их пролететь над ключевыми целями там, если Северная Корея отправит один беспилотник в небо Сеула».
Для этого они планируют приобрести 100 небольших беспилотных летательных аппаратов, которые смогут охватывать всю Северную Корею для разведывательных операций, — небольшой беспилотник будет оснащен передовыми системами, включая GPS-устройство, инерциальную систему наведения (что позволит продолжать миссию в случае потери управляющего сигнала с земли) и программу, предназначенную для сжигания хранилища данных в случае его крушения в Северной Корее.
Кроме того, у военных РК уже имеется достаточное количество разведывательных БПЛА дальнего действия (оснащены солнечными панелями в качестве источника энергии), а в течение 2023 года планируется активизировать работы по созданию дронов-невидимок, изготовленных с использованием технологий «стелс».
6 июля 2023 г. Корейское агентство оборонного развития объявило план проведения тендера на проект интегрированной системы защиты от беспилотников стоимостью 48 млрд 550 млн вон (порядка 37 млн долларов). Система защиты будет обнаруживать малогабаритные беспилотные летательные аппараты и использовать подход soft kill, при котором они выводятся из строя с помощью электромагнитного излучения.
Существует два подхода к нейтрализации вражеских беспилотников ― так называемая система мягкого уничтожения и система жесткого уничтожения. Система мягкого уничтожения относится к подавлению помех путем подачи определенных сигналов, чтобы помешать способности вражеского беспилотника принимать и передавать сигналы. Система жесткого уничтожения влечет за собой физическое выведение из строя беспилотника путем его сбивания.
Что же до Севера, то западные эксперты, не понимающие технический уровень КНДР, конечно, не упустили возможности обвинить Север в том, что они что-то скопировали или просто украли, если это вообще не макеты. .На самом деле для того, чтобы даже что-то успешно скопировать не в единичном экземпляре, а на уровне модели, стоящей на вооружении действующей армии, нужен совершенно иной уровень инженерной и технической базы. Первая отвечает за успешную локализацию, а вторая – за массовое производство. Именно потому специалисты с портала 38north честно отмечают, что «даже будучи менее способными, чем их американские аналоги, два новых типа беспилотников предоставят Северной Корее новые возможности по сравнению с ее предыдущими беспилотниками, если они будут произведены и развернуты в достаточном количестве»
Кроме того, с тем, что такое боевые и разведывательные беспилотники США, в КНДР были знакомы давно. В музее вооружений КНДР, где собраны, в том числе, основные образцы вооружений «вероятного противника», Global Hawk находился как минимум с 2016 года (автор лично видел его там на экскурсии). И поэтому, по кажущейся анахроничной форме северокорейских генералов не стоит делать выводы, что они готовятся к прошедшей войне. Особенно это касается периода правления Ким Чен Ына, который, если верить его западным биографам, в детстве увлекался авиамоделизмом и техническим конструированием, а затем получил не чисто военное, а военно-техническое образование со специализацией в артиллерийской разведке. По утверждению Анны Файнфилд, и не только, его диплом в военном университете был написан на тему «Компьютерное моделирование для уточнения тактических карт с помощью глобальной навигационной системы (GPS)». С точки зрения военных экспертов из числа знакомых рецензента, это действительно интересная и современная тема для середины 2000-х гг., да и сегодня проблемы распознавания изображений на спутниковых картах, 3д-моделирование и т. п. очень важны. А это значит, что Ким понимает, какое значение в современной войне играют так называемые «Циклы Бойда», в рамках которых победа одерживается за счёт того, что ты, грубо говоря, сумел обнаружить противника раньше, чем он – тебя, и благодаря оптимизации командных цепочек нанёс по нему удар за более короткое время.
Еще до того, как стало известно о «Сэтпёлях», в начале июля 2023 г. прошла информация, что КНДР . ведёт разработку проекта по переоборудованию в ударные беспилотники класса «дрон-камикадзе» старых самолётов советского производства Ан-2 («кукурузник»). Якобы зафиксированы признаки проведения соответствующих испытаний и если это так, у Пхеньяна может получиться «дёшево и сердито», поскольку данный самолёт отличается малой заметностью для РЛС, способен совершать относительно скрытный полёт на малой высоте и может нести до 1500 кг полезной нагрузки. При этом в составе ВВС Северной Кореи насчитывается порядка 300 самолётов данного типа, что может представлять серьёзную угрозу для Сеула. Более того, сообщается и о подобных «переделках» устаревших советских истребителей МиГ-15.
Согласно имеющимся оценкам, на текущий момент КНДР располагает в общей сложности примерно 1000 БПЛА различных типов, из них порядка 100 «дронов-камикадзе». Разведка РК полагает, что Северная Корея намерена создать беспилотники (различных типов и назначения) для каждого воинского подразделения КНА. Считается, что в дальнейшем Пхеньян стремится к созданию и использованию на базе Су-25 и МиГ-19 комбинированных ударных систем, совмещающих в себе ракетное вооружение и БПЛА.
6 августа 2023 г ЦТАК сообщало, что Ким Чен Ын «руководил на месте делами завода по производству двигателей для стратегических крылатых ракет и ударных беспилотников».
В целях противодействия угрозе со стороны северокорейских беспилотников РК планирует поставить на вооружение различные системы – зенитные оружейные комплексы мощного электромагнитного излучения, мобильные лазерные установки, комплексы РЭБ. Также предполагается усовершенствовать ЗСУ К-30 Biho и активнее применять технологии искусственного интеллекта.
31 июля 2023 г. на заседании национального контртеррористического комитета, проходившего под председательством премьер-министра Хан Док Су, было принято решение укрепить безопасность ключевых объектов, установив антидроновые системы, способные пресечь полёты беспилотников и предотвратить атаки.
4 августа 2023 г. государственное агентство по закупкам вооружений сообщило, что в первой половине 2024 года в рамках программы быстрого внедрения передовых технологий вооруженные силы Южной Кореи развернут пробную многослойную систему противодействия беспилотникам, которая будет предназначена для нейтрализации малогабаритных беспилотных летательных аппаратов путем глушения их сигналов или физического выведения их из строя с помощью лазеров или сетей.
Система начнет пробное развертывание в армии и на флоте в 2024 году, в рамках которого вооруженные силы оценят ее военную полезность, прежде чем рассматривать возможность дополнительного развертывания.
А теперь перейдем к вещам более общим: шаги южнокорейского военного руководства отражает несколько важных трендов, которые касаются роли БПЛА в современной войне, и о которых хотелось бы поговорить поподробнее.
О том, что «будущее за дроидами» мы с коллегами, в том числе – с Борисом Юлиным – начали задумываться ещё в 2000-х, имея в виду даже не БПЛА, а ещё более простую и дешёвую модель категории «стрелялка на шасси», управляемая оператором либо же при помощи простых программ категории «стреляй во всё, что движется, и больше определённого размера».
Мы исходили из следующего: население первого мира сокращается, а потому одним из трендов может стать «автоматизация войны», когда механизмы начинают занимать нишу линейной пехоты. Условный дроид весьма недорог по сравнению с иными видами оружия. Пресловутая «стрелялка на шасси» теоретически стоит как не очень дорогой автомобиль, что по меркам большой войны – копейки. Но главное – это позволяет технологически развитым странам противопоставлять свой промышленный потенциал человеческому потенциалу страны противника. Условно говоря, в условиях конвейерного производства дройдов ты можешь разменивать двух дройдов на одного бойца противника и оказаться в выигрыше, потому что солдаты противника кончатся раньше. Кроме того, если мы рассматриваем вариант дроида, которым управляет оператор, то потеря дроида скорее улучшает «прокачку» его оператора, который получает возможность учиться на ошибках. При том, что оператором дрона может быть человек, ограниченно годный к строевой службе (более того, на данный момент автору известно о попытках создания программ, где на операторов дронов намерены учить людей с инвалидностью, в том числе – тех, кто получил инвалидность на СВО).
С тех пор прошло почти 20 лет, и концепция несколько модернизировалась. Во-первых выяснилось, что сделать летающий дрон не сильно сложнее, чем дрон «бегающий», после чего место дроидов в нашей концепции заняли дроны.
Во-вторых, развитие технологических потенциалов позволяет сделать дрон оружием не только стран из ТОР10. Сегодня это видно хотя бы по тому, каким успехом пользуются ударные беспилотники Турции и Ирана и по той активности, с которой даже малые страны бросились разрабатывать собственные модели беспилотников.
Собственно, простейшие варианты боевых дронов-камикадзе, которые якобы успешно применял ИГИЛ – это вообще «дитя кружка авиамоделирования», к которому прилепили достаточное число С4, чтобы она залетела в нужное место и взорвалась. Они же, как говорят, придумали бросать гранаты с квадрокоптеров, атакуя таким образом грузовики, или даже попадая в люки танков и БТР.
В-третьих, дрон оказывается хорошим ассиметричным ответом, поскольку выходит существенно дешевле не только той техники, которую он может уничтожить, но и той техники, которая применяется для того, чтобы его сбить (стрельба ракетами Patriot по «Гераням» в условиях СВО).
В-четвертых. При помощи дронов можно вести и террористическую войну, направив дрон-камикадзе «в нужное окно» правительственного здания или атаковав толпу на массовом мероприятии.
О будущем дронов есть разные представления. С одной стороны, в развитие концепции дешёвого дрона, подрывающего демографический потенциал врага, автор сталкивался с представлением о «рое пчёл», когда малогабаритные дроны рассчитаны на то, чтобы убить 1-2 человек, нанося эффект, сопоставимый с взрывом гранаты, но при этом они летят в товарных количествах. От такого куда меньше защищает стандартная экипировка и/или попытки прятаться в складках местности.
С другой стороны, мы видим тяжёлые ударные беспилотники, способные атаковать цель на дистанции в несколько сотен километров и оказывающихся уже в нише ракет малой дальности. При этом уже сегодня предпринимаются попытки оснащать как одноразовыми, так и многоразовыми дронами, самолёты и корабли, либо к авиа- и вертолётоносцам добавляется «дрононосцы», опять-таки рассчитанные на массовый запуск беспилотников.
Так можно дойти до системы где, собственно, живые бойцы – это в основном командный пункт, защищённый фортификацией и прикрытый РЭБ. Оттуда операторы стараются руководить как оборонительными дроидами, типа автоматических турелей, так и разведывательными и боевыми беспилотниками, стремясь минимизировать собственные человеческие потери.
Однако понятно и то, что «гонка щита и копья» на дронах отнюдь не закончилась (хотя пока побеждает копье). Простейшие варианты дронов нейтрализуются системами радиоэлектронного подавления, однако серьёзные ударные беспилотники обладают запасом живучести и системами наведения, позволяющими выполнять свою задачу даже после того, как сигнал от оператора оказывается потерян. А низколетящий, медленный дрон с размахом крыльев в 2+ метра оказывается оружием, против которого уже не рассчитана современная ПВО. Радар его не видит, ракеты, наводящиеся на источник тепла, на него не наводятся (или наводятся, но только «вдогонку» из-за специфики расположения двигателей), а при попытке расстрелять его из бортовой автопушки современных истребителей скорость самих истребителей оказывается слишком высокой. Неслучайно во время рейда северокорейских беспилотников южанами было принято относительно грамотное решение поднять в воздух низколетящий учебный самолёт, который мог бы выбивать дроны с меньшими проблемами.
При этом для современных западных стран, привыкших существовать в НАТОвской доктрине, дроны оказываются потенциально большей проблемой, потому что предполагается, что концепция противовоздушной обороны «снизу» заменяется на обеспечение господства в воздухе силами собственной авиации, в то время, как условная КНДР, которая, наоборот, старалась насыщать свои войска ПВО, в том числе – рассчитанной на противодействие штурмовой авиации и вертолётам в пределах видимости, имеет против дронов несколько лучшие шансы.
Именно поэтому мы отмечали, что дроны могут вытеснить ЯО с вершины бога оружия», но такой поражающий фактор как электромагнитный импульс, оказывается серьезным способом уничтожения дронов на большой площади.
Ожидается и развитие средств «противодроновой обороны» — от аналога противовертолетных мин или артсистем, способных «стрелять картечью», до оружия мягкого уничтожения, выводящего дрон из строя лазером или даже сетью. Теоретически, эволюцией данного может стать индивидуальное противодроновое оружие вплоть до аналога подствольного гранатомета.
Еще один интересный вопрос – внедрение дронов в структуру войск на уровне ниже командования. Теоретически в каждый современный взвод нужны оператор разведывательного дрона и «человек с ружьем» для сбивания аналогичных дронов врага. А ударные дроны разной мощности присутствуют в войсках по аналогии с минометами. Перегрузит ли это штатное расписание – вопрос интересный.
Это далеко не все моменты, связанные с влиянием дронов на революцию в военном деле, но весьма скоро мы многое увидим на практике. А пока – приятно, что и на Севере, и на Юге значение этого фактора хорошо понимают.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Китая и современной Азии РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
