Дипломатические отношения с культурно и этнически близким, но географически удалённым Ираном Таджикистан установил ещё на самой заре своего суверенного существования – 9 января 1992 года – тогда Иран стал первой страной, признавшей суверенитет республики. Двусторонние встречи на высшем уровне, включая переговоры между президентами двух стран, за все эти годы не являлись редкими событиями: глава Таджикистана ездил в Иран 14 раз, а президент Ирана посещал Душанбе 13 раз – на рубеже 2000х и 2010х годов обмен визитами происходил буквально ежегодно. Однако с 2015 года отношения двух стран начали переживать фазу резкого охлаждения – из-за налаживания Ираном контактов с таджикскими фундаменталистскими движениями.
В последние годы страны снова активизировали двусторонние контакты. Визит Раиси в Душанбе двумя годами ранее, и вовсе, вошёл в историю в качестве первой заграничной поездки нового президента Ирана. Тем не менее, нельзя сказать, что они обусловлены интенсивными экономическими связями сторон – торговый оборот Ирана и Таджикистана едва превышает 200-250 миллионов долларов (5% таджикского экспорта и чуть более процента экспорта). Следовательно, взаимную значимость стран друг для друга следует искать скорее в культурных, языковых и этнических измерениях, а также, как это явственно показал последний визит – и в измерении транспортных коммуникаций и региональной безопасности.
Встреча президента Таджикистана Эмомали Рахмона с его иранским визави Сайидом Ибрахимом Раиси состоялась 8 ноября этого года.
Итоги переговоров в наиболее полной форме отражены совместной декларации, представленной общественности по окончанию встречи двух президентов. В ней отражена заинтересованность двух стран по активизации транзитных перевозок через иранский порт Чабахар: в частности, отмечено подписание министерствами транспорта двух стран меморандума по международным и транзитным перевозкам через него, а также меморандума между управлениями железных дорог двух стран о сотрудничестве в области железнодорожного транспорта. Также, стороны планируют сотрудничать в области создания свободных экономических зон. Значимость порта Чабахар обусловлена сложностями логистики таджикистанского экспорта – как его нынешнего состояния, так и перспектив: последние транспортно-инфраструктурные проекты, выдвигаемые странами региона вместе с внешними игроками (Турция и Китай) практически полностью обходят Таджикистан. Из-за этого республике приходится самым активным образом заниматься вопросами транспортно-инфраструктурного обеспечения экспорта страны. В этом плане доступ к Оманскому заливу определённо входит в число приоритетов страны – учитывая неблагоприятную обстановку для согласования альтернативного проекта с нынешними властями Афганистана. Коридор из Таджикистана до Оманского залива может быть выгодным проектом и для северного соседа республики – Кыргызстана: следовательно, его подключение к проекту гипотетически можно рассматривать как рычаг влияния на него. Особенно это актуально в контексте выше упомянутых споров вокруг границы двух стран.
В это же время из выступления Э. Рахмона перед СМИ по итогам переговоров становится известным о заинтересованности Таджикистана в привлечении иранских инвестиций, которую можно было наблюдать в ходе иранско-таджикистанского бизнес форума, в работе которого приняли участие более 150 компаний из двух стран. В своём выступлении президент Таджикистана обозначил в качестве перспективного направления сотрудничества двух стран и участие Ирана в строительстве новых ГЭС и СЭС на территории республики, напомнив о некогда успешном участии Ирана в строительстве ГЭС «Сангтуда-2».
Было отмечено и успешное развитие партнёрства двух стран в рамках ШОС, членом которого Иран стал в июле 2023 года – после изменения позиции Таджикистана как члена организации по этому вопросу.
Упомянуты в выступлении Рахмона и консультации с Раиси по поводу проблем региональной безопасности: качестве ключевой из них президент ожидаемо выделил ситуацию в Афганистане. Ожидаемо, содержание этой части таджикистанско-иранских переговоров оказалось не менее насыщенным, чем транспортные и экономические вопросы. Таджикистан и Иран планируют расширять производство иранских БПЛА в Таджикистане, намерены организовать совместные военные учения.
Безусловно, Таджикистан надеется на военно-политическую поддержку Ирана в своих непростых отношениях с Кыргызстаном и опасениями из-за притеснений таджиков, а также политической исламизации в Афганистане, которая может угрожать президентской республике. В первом случае гарантий поддержки получить больше не у кого – тюркские страны Центральной Азии не будут склонны заступаться за Таджикистан, а Россия как главный гарант безопасности республики, стремится поддерживать дружественные отношения с обеими сторонами спора.
Для Ирана разворот в сторону восточных партнёров – в том числе и Таджикистана, может рассматриваться как средство борьбы с усилением в регионе влияния конкурентов исламской республики в лице Саудовской Аравии и Турции. Таджикистан, будучи наиболее близким в культурно-этнических измерениях к Ирану центральноазиатским партнёром, может стать первым в списке стран региона, с которыми Иран планирует развивать отношения.
Таким образом, в последнее время обозначается принципиально новый этап в иранско-таджикистанских отношениях в узком смысле, и в отношениях Ирана со странами Центральной Азии – в более широком. Стоит отметить, что теперь им суждено развиваться в рамках географического, политического и ценностного пространства ШОС. Учитывая нынешние партнёрские отношения России и Ирана, Китая и России, а также Китая и Ирана, обозначенные в данной статье процессы и инициативы окажут содействие в развитии связей между народами крупнейшего континента планеты.
Борис Кушхов, отдел Кореи и Монголии ИВ РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».