31 октября 2018 г. эксперты международной организации Human Rights Watch опубликовали 86-страничный доклад: «По ночам плачешь и даже не знаешь почему — Сексуальное насилие в отношении женщин в КНДР». Его содержание быстро разлетелось по СМИ, благо вывод о том, что «недобровольные половые контакты и сексуальное насилие» в Северной Корее носят «настолько обыденный характер, что давно считаются нормой жизни», идеально вписывается в образ врага.
Источником сенсационных сведений традиционно послужили перебежчики, которые бежали из КНДР после прихода к власти Ким Чен Ына. Например, 21 женщины, которые занимались торговлей на рынке, рассказали, что по дороге на работу регулярно подвергались сексуальному насилию со стороны полицейских и представителей власти.
Насилуют, разумеется, «всех и везде» – если наделенный властью мужчина от высокопоставленного партийного функционера до уличного постового, «выбрал себе» любую приглянувшуюся малознакомую или незнакомую женщину, ее участь предрешена.
К докладу прилагались душераздирающие иллюстрации, сделанные бывшим северокорейским художником Чхве Сон Гуком. К счастью, в этот раз такие «рисунки с натуры» хотя бы не включили в состав доказательств, как это делали авторы иных докладов, и специально отметили, что «сходство с реальными людьми, живыми или мертвыми, является случайным; иллюстрации представляют типичные сценарии, а не образы реальных людей или событий».
При этом власти страны «не обеспечивают расследования и уголовного преследования по заявлениям о таких фактах и не предоставляют защиту и помощь пострадавшим, утверждая, как это ни покажется странным, что в стране в принципе отсутствуют сексизм и сексуальное насилие». Пострадавшие женщины не имеют возможности защитить себя и в большинстве случаев молчат о том, что произошло, потому что любые разговоры вслух на эту тему грозят смертью или тюрьмой. Гендерным неравенством пропитано все общество сверху донизу, так как по идеологическим причинам в КНДР нет и никогда не было даже зачатков сексуальной грамотности и воспитания.
В этом контексте власти КНДР призвали «разработать программы репродуктивного здоровья и сексуального просвещения и обеспечить службы помощи пострадавшим, включая психологическую, медицинскую и юридическую помощь и программы, направленные на помощь женщинам в преодолении стигматизации».
Как прокомментировал доклад исполнительный директор Human Rights Watch Кеннет Рот, «сексуальное насилие в Северной Корее — это практика, с которой никто не борется и которая многих устраивает. Если бы диктатура Ким Чен Ына не обрекала их на молчание, голоса многих северокорейских женщин зазвучали в глобальном движении Me Too».
Пхеньян отреагировал ожидаемо — 4 ноября представитель Корейского общества по изучению прав человека опубликовал осуждающее заявление для печати:
«Несравнимо абсурдный доклад, который опубликовала мошенническая организация по правам человека, как Human Rights Watch, приучившаяся необдуманно враждовать с нашей Республикой, является подлым интриганским документом. Он фабрикован материалами предателей, совершивших преступления против Родины и народа, без колебаний бросив даже своих родителей и детей. Вот поэтому нам нечего и обсуждать на этот счёт».
Разумеется также, в КНДР доклад сочли приуроченным к новому витку переговоров с США в качестве «одного из звеньев политических интриганских происков для чернения облика нашей Республики со стороны враждебных сил, не желающих мира и стабильности на Корейском полуострове».
Однако более детальный разбор доклада Human Rights Watch дает куда более любопытную картину.
Во-первых, авторы исследования допустили ту же вынужденную ошибку, что и авторы нашумевшего доклада о правах человека 2014 г., который во многом был построен на показаниях перебежчиков. В конце концов, точное число женщин, испытавших сексуальное насилие в Северной Корее, неизвестно, поскольку не все жертвы насилия об этом рассказывают, а северокорейские власти редко публикуют какой-то статистический материал, тем более на такую скользкую тему.
Так, по данным авторов доклада, в июле 2017 года северокорейские власти сообщили соответствующей службе ООН, что за изнасилование в Северной Корее были осуждены всего 9 человек в 2008 г., 7 в 2011 г. и 5 в 2015 г. За принуждение к вступлению в половую связь были осуждены 5 в 2008 г., 6 в 2011 г. и 3 в 2015 г.
Оттого авторы доклада опросили 106 граждан КНДР (72 женщины, 4 девочки, 30 мужчин), из которых 57 покинули страну после 2011 г. уже при Ким Чен Ыне. Также авторы ссылаются на доклад корейского института национального объединения, который провел опрос среди 1125 северокорейцев (31% — мужчины, 69% — женщины), которые перебрались в РК в 2010-2014 гг. Похоже, что этот опрос был сделан в лучшие годы ангажированного руководства разведки, но проблема в том, что других данных нет все равно.
Однако, не учитывая, что интервьюируемые такого рода часто подстраиваются под рассказчика, авторы доклада сделали вывод, что, поскольку все перебежчики говорят примерно одно и то же, указанные модели сексуального насилия распространены по всей стране. Хотя многие душераздирающие истории, приведенные в рассказе, выглядят подозрительно мелодраматичными и напоминающими порнорассказы с БДСМ-сайтов о «женщинах в тюрьме» — со всеми прилагающимися штампами.
Во-вторых, термин «сексуальное насилие» понимается в докладе в предельно расширительном толковании. В него входят как собственно изнасилование или принуждение к вступлению в половую связь с использованием зависимого положения потерпевшей, так и скабрезные шутки, сексистские оскорбления или ситуация, когда женщин-заключенных заставляют раздеваться догола в присутствии мужчин, и мужчины же грубо обыскивают их на предмет обнаружения посторонних предметов в складках тела.
Затем, авторы сами отмечали, что при разговорах о харассменте или домашнем насилии надо было учитывать, что население КНДР «таких слов не знает» и у них нет специального термина для ситуации, когда муж бьет жену, а изнасилование воспринимается именно как изнасилование женщины классическим образом. Однако при составлении доклада авторы использовали определение международного стандарта, а не прямой перевод тех терминов, которые используются в КНДР.
В-третьих, перед авторами доклада стояла задача доказать, что а) в Северной Корее есть существенная дискриминация женщин по гендерному признаку; б) государство стоит на страже насильников. Первый тезис пытались доказывать через то, что женщина в обществе скорее воспринимается как «жена такого-то» или «дочь такого-то», а ее репутация во многом зависит от почтительности и сексуальной чистоты. Однако то же самое до недавнего времени относилось и к Южной Корее. Упоминалось и об особых голосовых паттернах, которые на самом деле имеют место и в РК.
Дискриминация доказывалась и согласно статистике, которую КНДР предъявляла ООН, — женщины занимают примерно 20% депутатов, 16% начальников отделений в правительстве, 12% судей и адвокатов, 5% дипломатов и 16 ,5% иных чиновников МИДа. Вопрос, во сколько это примерно сопрягается с аналогичной статистикой РК и других стран. Тем не менее официально Северная Корея обеспечивает гендерное равенство и права женщин. В отличие, например, от некоторых стран Ближнего Востока, в КНДР нет законов, которые регламентируют гендерное неравенство, карают за супружескую измену (в Уголовном Кодексе КНДР такой статьи нет) или не считают преступлениями убийства чести. Развод в Северной Корее не запрещен и не стигматизирован.
Статья 279 УК КНДР «дает» за изнасилование до пяти лет «исправительно-трудовых работ» или от 5 до 10 лет в случае тяжких последствий, а посвящена принуждению к вступлению в половую связь женщины, зависимой по службе (статья 280) карается «исправительно-воспитательными работами» на срок до года или до трех лет лагерей в случае, если это совершалось с несколькими женщинами, либо повлекло за собой «моральное разложение» или самоубийство потерпевшей. Групповое изнасилование или преступление, повлекшее тяжкий вред здоровью или смерть, наказывается 10+ годами, а то и смертной казнью, и сообщения об этом периодически появляются даже в антипхеньянских СМИ. Так, 11 декабря таковые сообщили о расстреле серийного насильника, который состоялся 19 ноября. 39-летний мужчина подстерегал своих жертв на безлюдной дороге и был пойман после того, как одна из жертв сообщила об этом в милицию, после чего за районом было установлено наблюдение и насильник был пойман при следующей атаке. Впоследствии выяснилось, что жертв было 9, но остальные выявились уже в ходе следствия – они не заявляли о совершенном в отношении них преступлении.
Что же касается статистики по числу приговоров, приведенной выше, то для 25-миллионной страны она выглядит издевательской, но может быть объяснена несколькими вариантами. Либо северокорейцы традиционно занимаются лакировкой и не выдают информацию, имеющую отношение к действительности (это за ними водится, поскольку до определенного времени они засекречивали все и вся). Либо государство закрывает глаза на подобную практику и в этом случае решительно непонятно, какое количество открытых по данным статьям уголовных дел заканчивается обвинительным приговором. Либо проблема присутствует в самом обществе, где из-за сложившихся устоев жертвы насилия могут просто не обращаться за помощью к государству, считая это или традиционной практикой, или ситуацией, при которой в любом случае помощи не получишь (подобная ситуация с домашним насилием была до недавнего времени в большинстве стран Европы).
Помимо изнасилования и принуждения к половой связи в Уголовном кодексе есть статьи за развратные действия в отношении детей, торговлей людьми. Закон 2010 года о защите прав женщин запрещает домашнее насилие.
С другой стороны, из доклада видно, что проблем у северокорейских женщин тоже хватает.
Во-первых, полиция считает сексуальное насилие несерьезным преступлением, и поэтому вынесение данного сора из избы может иметь последствия, так что часто жертва насилия или их друзья и родственники решают не заявлять об инцидентах. Как указывается в докладе, делу (как правило) дают ход, если жертва была убита, или получила серьезные травмы, или если этому были свидетели, или если «сигнал поступил от третьей стороны, а не самой жертвы».
Авторы доклада отмечают, что северокорейские чиновники плохо понимают, что скрывается за понятием «дискриминация женщин», и цитируют судебного чиновника Пак Кван Хо, который заявил, что если женщина подчиненная была вынуждена вступить в половую связь из страха потерять работу или в обмен на преференции, это был ее выбор в независимости от того, жаловалась она или нет, поэтому, с его точки зрения, наказание для инициатора должно быть легче. Однако потом он поправил свое заявление, что если речь идет не о согласии, а о принуждении, то это безусловно изнасилование, которое должно караться соответствующим образом. Так, первая часть заявления касалась не столько классического принуждения, сколько некоторых вариантов «служебного романа».
Во-вторых, никакой социально-психологической помощи жертвам насилия или их семьям нет. Респонденты из числа медработников говорят, что даже после 2010 года в стране нет протоколов для лечения и осмотра жертв насилия, равно как программ для медиков по лечению жертв сексуальных преступлений.
В-третьих, известные жертвы насилия сталкиваются с реакцией общества. Автор помнит, что когда в свое время Син Дон Хека обвиняли в изнасиловании малолетней, ее мать открыто заявляла в камеру, что готова убить насильника, потому что теперь девочку никто не возьмет в жены. Однако реакцию общества стоит все-таки отделять от политики государства.
В общем, главная проблема доклада HRW в том, что при желании, манипулируя подобной выборкой или позиционируя громкие истории не как исключения, а как пример повседневной практики и в целом используя похожую методологию, можно сделать весьма занимательный доклад с не менее драматическим названием, но посвященный не Северной, а Южной Корее.
Поэтому надо помнить, что при желании любые проблемы можно интерпретировать как не имеющий аналогов ужас, а истина познается в сравнении.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».