Дональд Трамп, один из самых противоречивых политиков современности, не раз заявлял о своей роли миротворца. Несмотря на это, Нобелевская премия мира обошла его стороной.
Формальные поводы и нарратив миротворца
Для сторонников Трампа аргументы в пользу его кандидатуры выглядели весомо и зримо. Было бы неверно утверждать, что его номинации были абсолютно беспочвенными. Два ключевых достижения его администрации формировали костяк нарратива о «Трампе-миротворце».
Первым и самым громким стал дипломатический прорыв на Корейском полуострове. В 2018 году мир, затаив дыхание, наблюдал за исторической встречей в Сингапуре, где действующий американский президент и лидер Северной Кореи Ким Чен Ын пожали друг другу руки. Это был момент невероятной символической силы. После десятилетий вражды, угроз и «огня и ярости» сам факт встречи казался чудом. Трамп мастерски использовал этот момент, говоря о «химии» между ним и Кимом, обсуждая возможность блестящего будущего для закрытой страны и, главное, обещая полную денуклеаризацию полуострова. Это была цель, которая десятилетиями ускользала от его предшественников, и Трамп позиционировал себя как единственного лидера, обладающего смелостью и искусностью ведения сделок, чтобы ее достичь.
Вторым козырем стали Соглашения Авраама, заключенные в 2020 году. При активном посредничестве администрации Трампа Израиль подписал соглашения о нормализации отношений с Объединенными Арабскими Эмиратами, Бахрейном, а впоследствии с Суданом и Марокко. Это был бесспорный дипломатический триумф, перекраивавший политическую карту Ближнего Востока. Десятилетия формального непризнания Израиля арабским миром были поколеблены. Для Нобелевского комитета, который в прошлом отмечал наградами мирные договоры на Ближнем Востоке (как в случае с Анваром Садатом и Менахемом Бегином в 1978 году), это достижение выглядело как серьезная заявка.
Однако Нобелевская премия мира — это не лотерея, где достаточно купить билет в виде громкого саммита. Это тщательно взвешенное решение, в котором учитывается не только сам факт инициативы, но и ее контекст, долгосрочные последствия и, что немаловажно, общий портрет претендента как деятеля на мировой арене.
Пропасть между процессом и результатом: сиюминутный успех против устойчивого мира
Одной из ключевых причин скепсиса со стороны Нобелевского комитета стало кардинальное расхождение между заявленными целями и достигнутыми результатами. Премия традиционно присуждается за конкретные, верифицируемые достижения, а не только за начало диалога.
В случае с Северной Кореей блестящий саммит в Сингапуре так и остался, по большому счету, телевизионным шоу. За красивыми кадрами и громкими заявлениями не последовало реального прогресса в разоружении. Напротив, по данным международных наблюдателей и разведсообщества, КНДР не только не прекратила свою ядерную программу, но и продолжила наращивать и совершенствовать свой арсенал. Последующие встречи и обмен «любовными письмами» между Трампом и Кимом не смогли сдвинуть процесс с мертвой точки. Переговоры зашли в тупик, и ситуация де-факто вернулась к прежнему состоянию санкций и напряженности. Нобелевский комитет, очевидно, не мог присудить премию за процесс, который не привел ни к миру, ни к разоружению, двух столпов, на которых зиждется награда. Это было бы равноценно награде за старт, а не за финиш.
Соглашения Авраама, при всей их значимости, также не были лишены изъянов с точки зрения «нобелевского» идеала. Хотя они и укрепили связи между Израилем и рядом арабских государств, они сознательно обошли стороной корень регионального конфликта — палестинскую проблему. Более того, некоторые аналитики отмечали, что эти сделки, по сути, маргинализировали палестинцев, создав новую коалицию, в которой их чаяния были отодвинуты на второй план. Устойчивый мир на Ближнем Востоке невозможен без решения палестино-израильского вопроса, и, наградив Трампа за соглашения, которые, по мнению критиков, могли этот вопрос обострить, Комитет рисковал оказаться в идеологической ловушке.
Так называемые «сделки века» при администрации Трампа, по сути, не приблизили мир на Ближнем востоке, а углубили пропасть недоверия и закрепили статус-кво оккупации. Односторонний подход, при котором Вашингтон вёл переговоры практически исключительно с израильской стороной и игнорировал легитимные палестинские власти, привёл к катастрофической маргинализации Палестинской администрации. Признание Иерусалима неделимой столицей Израиля и легитимизация израильских поселений на Западном берегу не только нарушили ключевые принципы международного права, но и отравили почву для любых будущих переговоров. Вместо того чтобы способствовать диалогу, эти действия были восприняты палестинцами и большей частью международного сообщества как акт плохо замаскированного предубеждения, который дал Израилю карт-бланш на дальнейшую аннексию, тем самым заложив мину замедленного действия под любую возможность для стабильного урегулирования.
Более того, ирония в том, что подобные соглашения преподносятся как «мирные», в то время как на деле они лишь замораживают конфликт на время, не решая его коренных причин. Отказ Нобелевского комитета присудить премию мира Трампу в данном контексте является красноречивым признанием этого факта. Подлинный мир требует не просто временного прекращения огня, достигнутого за счёт уступок одной стороне, а сложной работы по устранению проблем — права палестинских беженцев, статуса Иерусалима, создания жизнеспособного палестинского государства. Подход Трампа, напротив, системно уничтожал саму возможность для такого урегулирования, создав лишь хрупкое и недолговечное затишье, которое регулярно взрывается новыми витками насилия, что мы и наблюдаем сегодня. Таким образом, его наследие в этом конфликте — это не мир, а углублённая поляризация и подорванные основы для будущего диалога.
Язык вражды в эпоху, требующую «братства между народами»
Завещание Альфреда Нобеля четко определяет цель премии: поощрять тех, кто внес наибольший вклад в «братство между народами, упразднение или сокращение постоянных армий и проведение мирных конгрессов». Здесь мы подходим, пожалуй, к самому главному противоречию кандидатуры Трампа. Его риторика и стиль управления, как на международной арене, так и внутри страны, часто были прямой противоположностью идее «братства».
На мировой сцене его высказывания были отмечены грубостью и конфронтационностью. Он мог называть Ким Чен Ына «маленьким ракетным человеком», а затем вести с ним переговоры; публично оскорблять лидеров стран-союзниц по НАТО, ставя под сомнение сам смысл существования альянса; вести торговые войны одновременно с Китаем и Европейским союзом, создавая глобальную экономическую нестабильность. Такой подход, который его сторонники называли «непредсказуемой дипломатией», со стороны выглядел как подрыв многолетних основ многостороннего сотрудничества.
Но что, возможно, имело еще большее значение, так это его внутренняя политика. Трамп был не просто поляризующей фигурой; он был лидером, который часто апеллировал к самым мрачным инстинктам, углубляя раскол в американском обществе. Его высказывания по расовым, миграционным и социальным вопросам раскалывали нацию, вызывая волны протестов и контрпротестов. Нобелевский комитет, базирующийся в Норвегии — стране с сильными традициями социального консенсуса и либерального интернационализма, — вряд ли мог рассматривать фигуру, ассоциирующуюся с внутренним раздором, как достойный символ мира во всем мире. Премия — это не только про внешнюю политику; это и про моральный авторитет.
Противоречивая экосистема внешней политики: мир одним жестом, война — другим
Миротворческие инициативы Трампа существовали не в вакууме. Они были вписаны в общий контекст его внешней политики, который с точки зрения традиционной дипломатии выглядел глубоко противоречивым. Пока он вел переговоры с Ким Чен Ыном, его администрация в одностороннем порядке выходила из ключевых международных соглашений, которые сами по себе рассматривались как инструменты поддержания мира.
Выход из Парижского соглашения по климату был воспринят мировым сообществом как удар по коллективным усилиям по решению глобальной проблемы, способной стать источником будущих конфликтов. Разрыв Иранской ядерной сделки (СВПД) и последующее введение жестких санкций не только похоронили годы кропотливой дипломатической работы, но и резко дестабилизировали ситуацию в Персидском заливе, поставив регион на грань открытого военного столкновения.
Апогеем этой конфронтационной линии стало убийство иранского генерала Касема Сулеймани в январе 2020 года. Целенаправленный удар дрона по территории суверенного Ирака, в результате которого погиб высокопоставленный иностранный государственный деятель, был расценен многими юристами и политологами как акт агрессии, не имеющий законных оснований. Этот шаг мгновенно вознес напряженность до невиданного уровня и продемонстрировал готовность администрации Трампа применять крайнюю военную силу в обход многосторонних институтов. Как можно было всерьез рассматривать кандидатуру человека, который одним жестом запускает процесс мирных переговоров, а другим — едва не разжигает полномасштабную войну?
Политический контекст и репутационный риск для Комитета
Нельзя сбрасывать со счетов и субъективный фактор. Нобелевский комитет, состоящий из пяти членов, назначаемых норвежским парламентом, неизбежно является продуктом своей политической и культурной среды. Норвегия — страна с устоявшимися либерально-демократическими ценностями, глубокой верой в многостороннюю дипломатию и международное право.
Кандидатура Дональда Трампа, с его трансатлантическим скептицизмом, пренебрежением к международным организациям и вызывающей риторикой, была для норвежского истеблишмента глубоко чуждой. Присуждение ему премии было бы не просто спорным решением; оно было бы воспринято значительной частью мирового сообщества как легитимация его самых конфронтационных методов. Это могло бы нанести непоправимый урон репутации самой премии, превратив ее из символа гуманистических идеалов в инструмент политических манипуляций. Комитет, помнящий скандалы вокруг некоторых прошлых решений, вряд ли захотел бы брать на себя такой риск, особенно без гарантированных, неоспоримых мирных достижений.
Наследие, не вмещающееся в медальон
В конечном счете, история с Нобелевской премией мира для Дональда Трампа — это история о разрыве между формой и содержанием, между символическим жестом и сущностным изменением. Он, безусловно, понимал силу символов и пытался использовать дипломатию как театр, где он играл главную роль миротворца-революционера. Он создавал для этого все формальные поводы: номинации, саммиты, соглашения.
Однако Нобелевская премия мира, при всей ее возможной политизированности, остается наградой, которая стремится (пусть и не всегда успешно) олицетворять нечто большее, чем удачный политический ход. Она требует устойчивых результатов, моральной последовательности и соответствия духу «братства между народами». Наследие Дональда Трампа в международных отношениях оказалось слишком фрагментарным, слишком противоречивым и слишком лишенным долгосрочного позитивного эффекта. Его миротворческие инициативы потонули в море собственной конфронтационной риторики, односторонних действий и непредсказуемости. Нобелевский комитет, взвесив все «за» и «против», счел, что совокупный вклад 47-го президента США в дело мира не только не дотягивает до высокой планки лауреата, но и фундаментально не соответствует тем идеалам, ради поощрения которых и была создана эта почетная награда.
Виктор Михин, член-корреспондент РАЕН, эксперт по странам Ближнего Востока
Следите за появлением новых статей в Telegram канале
