Многие эксперты рассматривают нынешние выборы в Турции как судьбоносные. Мол, в зависимости от того, кто победит – действующий президент Эрдоган или представитель прозападной оппозиции Кылычдароглу – определится и вектор последующего развития Турции.
И это мнение соответствует реальности в том смысле, что острота противостояния основных кандидатов на высший пост в государстве связана не только с темой борьбы за власть основных политических сил Турции, но и колоссальным воздействием на предвыборный процесс со стороны заинтересованных внешних сил (а точнее, США).
Причины такого внимания и соучастия Соединенных Штатов в политической жизни Турции, очевидно, мотивируются недовольством Вашингтона внешней и внутренней политикой президента Реджепа Эрдогана. В частности, Америка не приемлет: укрепление независимости Турции от диктата США; выстраивание эффективных и прагматичных отношений Анкары с Москвой и Пекином; отказ Эрдогана от тотальной поддержки антироссийских санкций в связи с кризисом на Украине; снижение уровня демократии в Турции и усиление авторитарной власти президента; массовые репрессии турецких властей против представителей оппозиции.
Подобный подход США исходит из традиционной имперской стратегии «разделяй и властвуй». Вашингтон не намерен отказываться от Турции, ибо понимает важность и стратегическую значимость ее географии как в плане военных интересов того же альянса НАТО, так и в смысле проходящих через турецкую территорию мировых торговых сухопутных и морских коммуникаций. США нацелены на восстановление своей монополии в Турции.
Тот факт, что ныне 80% арсенала турецкой армии, как отмечает президент Р. Эрдоган, обеспечиваются внутренними возможностями турецкого ВПК, конечно, есть результат политики самого президента Турции. Однако технологические достижения турецкого ВПК во многом зависимы от западных стран НАТО и их сателлита Израиля. Успехи турецкой экономики прошлых лет правления Партии справедливости и развития (ПСР) ныне относительно утрачены, ибо финансовый кризис в Турции породил масштабную инфляцию в 89 и более процентов. Соответственно, экономика Турции нуждается в выгодных кредитах, где немалую роль играет позиция США и их ФРС. К тому же, финансово-экономические проблемы Турции ныне усугубились тяжелыми последствиями разрушительного землетрясения.
В ходе предвыборной гонки конкуренты, как правило, используют все средства ради достижения успеха. Нередко риторика противостояния переходит дозволенные грани, либо апеллирует к эмоциям и неудачным ассоциациям.
Так, сегодня лидер правящей ПСР Реджеп Эрдоган сравнивает себя с бывшим премьер-министром и руководителем Демократической партии Аднаном Менедересом. Последний в 1950 г. пришел к власти на волне проамериканской ориентации Турции, а в 1960 г. был свержен с поста начальником Генштаба ВС Турции Джемалем Гюрселем по указанию тех же США из-за увлечения независимой и националистической политикой, представлявшей угрозу интересам Вашингтона и блока НАТО. Сторонники Эрдогана и правых сил считают казнь Аднана Мендереса и двух министров его правительства (министра иностранных дел Золу и министра финансов Полаткана) днем национального позора. Иными словами, Эрдоган рассчитывает на поддержку турецких избирателей, выступающих за независимую и сильную Турцию и против диктата Запада во главе с США.
Между тем, одним из основных вопросов противоречий Турции с внешним миром (отчасти и с тем же Западом во главе с США) является геополитический проект «Туран» (то есть стратегия пантюркизма и пантуранизма).
На закате истории Османской империи в политическом кластере турецкой элиты зародились идейно-политические движения пантюркизма и пантуранизма, которые укрепились в сознании правящих сил младотурок в результате неудачных балканских войн накануне Первой мировой войны и утраты части территорий оттоманского государства. Турки, потерпев поражение в Первой мировой войне, вынуждены были под давлением стран-победителей Антанты отказаться от имперского статуса и сконцентрироваться на форме республиканского (регионального) государственного строительства.
Однако прошедшее столетие со всей очевидностью показало, что политическая элита новой Турции (начиная с Ататюрка и завершая ныне Эрдоганом) никогда не исключала возможность при благоприятном стечении исторической конъюнктуры возродить имперский статус. Объективно оценивая критическое отношение подавляющего числа стран и народов так называемого постосманского пространства к самой идее возрождения турецкой империи, интеллектуальная мысль анатолийских турок склонялась к северо-восточному вектору будущей географии имперского возрождения с опорой на доктрины пантюркизма и пантуранизма, то есть со ставкой на тюркские народы и образования.
В этой парадигме Турция с момента подписания Лозаннского мира 1923 г. стала жестко ориентироваться на сильный и антироссийский Запад (попеременно то на Англию, то на Германию, то на США). Соответственно, турецкие политики в те же годы «холодной войны» рассчитывали своим участием в западных «крестовых походах» и подрывной деятельности против СССР развалить российское государство по «национальным квартирам» и получить возможность для реанимации той самой доктрины Турана. И надо сказать, что к концу ХХ в. с развалом СССР и системным ослаблением России подобная перспектива для Турции стала реальностью и мотивировала президента Тургута Озала в том же 1992 г. заявить, что грядущий «ХХI в. станет золотым веком тюрок».
В новейший период коллективными усилиями Турции, Великобритании и США под формулами «партнерство НАТО ради мира» (а точнее «движение НАТО на Восток»), «глобализация», «Турция – мост между Европой и Азией», «тюркский культурализм», «мягкий ислам», «альтернативное энергетическое сотрудничество», «международные транзитные коммуникации» стали формироваться новые контуры вхождения Турции (а на ее плечах и блока НАТО) в постсоветские тюркские страны. За минувшие три десятилетия сложились новые этнокультурные, идейно-политические, транспортно-коммуникационные, экономические площадки эффективного сотрудничества Турции с новообразованными тюркскими странами СНГ, обладающие, помимо этнического родства, немалыми природными ресурсами стратегического характера.
В рамках данной политики с 1992 г. Турция сформировала и специализированную структурную единицу общетюркской интеграции, начиная от Агентства по связи с тюркскими государствами (TIKA) до Содружества тюркских государств в 2009 г. и Организации тюркских государств (ОТГ) в 2021 г. Сегодня только «слепой» не замечает активизацию многовекторных двусторонних и многосторонних связей Турции с Азербайджаном, Казахстаном, Кыргызстаном, Узбекистаном и Туркменистаном.
Многие противники или скептики туранского проекта отмечают, что, как в прошлом, так в особенности и сегодня (то есть после разрушительного землетрясения), Турция не обладала и не располагает достаточными финансовыми и иными экономическими возможностями для реализации проекта Туран под своим лидерством. При этом идея Турана несет в себе угрозу национальным интересам таких ключевых государств евразийского пространства, как России, Ирана, Китая и Индии.
Однако, Турция всегда отличалась гибкой дипломатией и в данном случае добилась за прошедшие годы с момента развала СССР немалых успехов, особенно после удачи Азербайджана во второй карабахской войне осенью 2020 г. Анкара всегда исходит из прагматичных соображений, сегодня турецкие политики стараются меньше (во всяком случае публично) говорить о том же пантюркизме и пантуранизме, предпочитают заниматься вопросами экономической (энергетической, транспортно-коммуникационной, инвестиционной), культурной, образовательной, гуманитарной и военной интеграции с родственными странами Южного Кавказа и Центральной Азии.
«Шаг за шагом» от культурной до религиозной, от энергетической до транспортно-коммуникационной, от военно-технической до военно-политической, от пространственной до структурной конфедерации Турция движется на Восток (в исторический Туркестан). При этом дипломатия Р. Эрдогана путем взаимовыгодного сотрудничества с той же Россией и Китаем постепенно добивается согласия, а не противостояния со стороны ведущих стран Евразии в расширении связей Турции с тюркскими странами.
А что же Запад? Естественно, данная стратегия, в создании которой в прошлом принимала немалое участие та же Англия, соответствует интересам лидеров англосаксонского мира (Великобритании и США) лишь отчасти в рамках политики «разделяй и властвуй». Туран для Лондона и Вашингтона продолжает оставаться средством международной региональной политики для ослабления России и Ирана, формирования нового разделительного срединного коридора между Китаем и Россией, а в будущем, возможно, и новой волны сепаратизации и распада России, Ирана и Китая с применением тюркского этнополитического фактора.
Однако ни США, ни Великобритания (как и Россия, Иран и Китай) не заинтересованы в возрождении новой турецкой империи, ибо это может стать очередным вызовом на глобальном уровне. Именно поэтому турецкая оппозиция президенту Р. Эрдогану в лице блока «Народный альянс» во главе с лидером НРП Кемалом Кылычдароглу и международного исламского движения «Фетуллахчилар» во главе Фетуллаха Гюлена стараются укреплять Турцию под покровительством США и Запада без заявок на имперские амбиции, но с авангардным участием в антироссийской кампании Вашингтона.
Независимая же от диктата США Турция под лидерством Р. Эрдогана может состояться только при условии эффективного экономического, военно-технического, культурного и политического сотрудничества с Россией и Китаем, где проект Турана и «Армия Турана» должны уступить место прагматизму и уважению интересов ключевых евразийских партнеров, а не создавать новые проблемы перспективных конфронтаций. Именно поэтому формула многополярного международного порядка, где Турция является одним из самостоятельных полюсов с вектором активного союза с тюркскими странами, может стать достижением стабильности и безопасности в Евразии без противостояния с Россией, Ираном и Китаем.
Александр СВАРАНЦ, доктор политических наук, профессор, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
