Оценивая внешнюю политику Ирана после Февральской революции 1979 г. нередко эксперты склоняются к однобокому и необъективному восприятию дипломатии Тегерана. В частности, сформировался некий стереотип, мол, Иран, будучи основным шиитским по вероисповеданию исламским государством, является флагманом мирового шиизма, стремится к абсолютной гегемонии в исламском (прежде всего, шиитском) мире и проповедуют идеологию панисламизма с шиитской окраской.
Нельзя сказать, что в политике и дипломатии Ирана религиозный фактор не имеет места (иначе и государство не называлось бы Исламская Республика Иран, и правящий режим не определялся бы верховенством айятоллы). По сути, свержение шахского режима в феврале 1979 г. под лозунгами исламской революции в Иране преследовало две ключевые цели:
1) внешняя – исключить внешнее (западное – англосаксонское) засилье в жизни Ирана, тлетворное воздействие западных аморальных антиценностей и эксплуатацию западными компаниями иранских стратегических природных ресурсов нефти и газа;
2) внутренняя – через исламскую консолидацию сохранить территориальную целостность и внутриполитическое единство иранского государства и полиэтничного общества (в частности, локализовать основу этнического сепаратизма части мусульманского, но не персидского населения страны – азери, курдов, белуджей, пуштунов, арабов).
Понятно, что Иран, исторически и традиционно занимая ключевое место на Ближнем и Среднем Востоке, рассматривает в качестве приоритетной стратегии идею консолидации шиитского мира на данном пространстве. Соответственно, такие страны, как Ливан, Ирак, Сирия, Йемен, Саудовская Аравия, Турция, Пакистан, Афганистан и Азербайджан (где в разных пропорциональных соотношениях проживают мусульмане, исповедующие ислам шиитского толка), выступают объектами повышенного интереса для Ирана. При этом Тегеран исходит в своей дипломатии не только из религиозных предпочтений, но и старается комплексно подходить к теме двусторонних отношений (в частности, учитывать совокупность исторических, географических, экономических, военно-политических и иных особенностей).
В отличие от соседней Турции и тех же арабских монархий (КСА, ОАЭ, Бахрейн, Катар, Кувейт), Иран не имеет столь значительных этнорелигиозных внешних связей (как, скажем, тюркские народы и страны для Турции, арабский и суннитский мир для Саудовской Аравии).
Возможно, если бы в Иране сохранился демократический режим избрания национального правительства по опыту первой половины 1950-х гг. (в частности, правительства Мохаммеда Мосаддыка 1951–1953 гг.), то политическая судьба иранского государства сложилась бы иначе. Однако Великобритания и США, исходя из колониальных целей и имперских амбиций, не согласились с национализацией нефтяной отрасли (месторождений) Ирана и организовали переворот (тайная операция ЦРУ «Аякс»). Свержение Мосаддыка привело к тому, что пришедший к власти генерал Фазлолла Захеди вернул нефтяные концессии США и Великобритании. При шахе Реза Пехлеви Запад продолжил эксплуатацию иранских ресурсов и внедрял несовместимые с местными моральными ценностями порядки.
Более 40 лет пребывания Ирана под жесткими экономическими санкциями со стороны стран Запада и их сателлитов не сломили волю иранского народа и политического руководства к независимости. Исламская Республика вынуждена была адаптироваться к новым реалиям и выстраивать новый курс выживания и развития. За прошедшие десятилетия Иран смог создать и развивать национальную промышленность, образование, науку, оборонный комплекс. В современных же условиях Тегеран продолжает выступать против мировой гегемонии США, позитивно воспринимает провозглашенный в феврале 2007 г. президентом России В.В. Путиным курс к многополярному миру, наращивает свои внешнеполитические и внешнеэкономические связи с ключевыми странами (прежде всего, с Китаем, Индией и Россией) и уважает интересы малых (включая соседних) стран.
В этой связи обращает на себя внимание независимый курс Ирана в ситуации обострения российско-украинских отношений, где иранская дипломатия, с одной стороны, признает суверенитет Украины, с другой – осуждает экспансионистскую политику НАТО во главе с США, агрессивные устремления Североатлантического блока на постсоветском пространстве и антироссийский милитаризм Запада на той же украинской земле.
Иран, независимо от мнения Киева и его западных союзников, развивает независимую дипломатию и прагматичную политику стратегического партнерства с Россией (в том числе, в области военно-технического и высокотехнологичного сотрудничества). Тегеран ценит роль России в строительстве Бушерской АЭС, политику Москвы по сохранению регионального мира и безопасности в приграничных с Ираном регионах Закавказья и Центральной Азии. Позитивное российско-иранское партнерство сложилось и в Сирии, в совместном противостоянии силам международного терроризма (тому же ИГИЛ – запрещенная в России международная террористическая организация), на Астанинской платформе дипломатического сотрудничества.
Спектр российско-иранских экономических отношений в скором времени пополнится ростом туристического спроса и интереса россиян к Ирану (в частности, этому будет способствовать подписание между нашими странами соглашения о безвизовом обмене), перспективой сотрудничества в сфере машиностроения (в особенности, автомобильного после подтверждения сертификации иранских автомобилей).
Иран и Россия остаются крупнейшими собственниками природного газа (соответственно, они контролируют 17% и 24% мировых запасов газа). Более 40% мировых запасов газа способны оказывать ключевое влияние на процесс ценообразования на внешних рынках газа.
Стремясь преодолеть искусственную изоляцию со стороны западных санкций, Иран стал проявлять активную заинтересованность к взаимовыгодному сотрудничеству с ЕАЭС, наращивать торговый оборот со странами евразийской интеграции, вступил в ключевую международную организацию азиатского сотрудничества ШОС.
Китай и Индия являются важными направлениями многовекторного экономического сотрудничества Ирана в сфере инвестиций, энергетики, высоких технологий, промышленности, сельского хозяйства, логистики и транспортных коммуникаций. ИРИ получила от КНР крупные инвестиции в 450 млрд долл. для развития инфраструктуры, энергетики и туризма, что в обозримой перспективе способны поменять облик Ирана в пользу промышленно развитого государства.
Пекин и Нью-Дели на двустороннем уровне активно развивают с Тегераном также военное и военно-техническое сотрудничество (включая и по линии спецслужб). Как заявил председатель КНР Си Цзиньпин, «Китай поддерживает Иран в защите его национального суверенитета и противодействии односторонним действиям и запугиванию». Соответственно, Пекин предупреждает те же страны НАТО и Израиль о недопустимости агрессивных действий против Ирана.
Состоявшийся с 14 по 16 февраля с.г. официальный визит президента Ирана Ибрахима Раиси в Китай стал свидетельством нового этапа ирано-китайского стратегического партнерства. Стороны подписали 20 соглашений о сотрудничестве в области информационных технологий, здравоохранения, сельского хозяйства, торговли, туризма, спорта и других сферах.
Тегеран пытается возродить исторические традиции торговых отношений Персии с азиатскими центрами, ибо в древности один из ключевых маршрутов того самого «Шелкового пути» из Китая и Индии проходил через Персию. Все возвращается на круги своя, поскольку Иран не только страна с традициями прошлого, но и ключевой субъект современного Ближнего Востока и не менее перспективный полюс будущего многополярного мира.
Александр СВАРАНЦ, доктор политических наук, профессор, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
