Периодически аудитория спрашивает автора, что он думает про текущий момент. Не являясь специалистом по Украине, автор, тем не менее, видит целый ряд любопытных параллелей нынешней ситуации с событиями корейской истории, о которых хотел бы напомнить читателям.
Первая параллель касается Корейской войны, которая очень часто подаётся как якобы вероломное нападение Севера на мирный и неготовый Юг. Эта трактовка игнорирует, что до 25 июня 1950 года на территории Корейского полуострова уже шла «война малой интенсивности», размах которой был вполне сравним с окопным периодом последней войны или ситуацией на Донбассе за восемь лет до событий 2022 года. За эти полтора года на демаркационной линии между Севером и Югом проходило три боестолкновения в день. При этом речь идёт не об ординарных перестрелках, а о ситуации, когда сражались батальоны при поддержке артиллерии. При этом даже западные историки, такие как Уильям Стьюк, признают, что значительная часть этих стычек была инициирована Югом.
Конечно, и в Пхеньяне, и в Сеуле были недовольны расколом страны и пребывали в уверенности, что народ поддерживает именно «наше законно избранное правительство» и «режим марионеток разрушится от первого серьёзного удара», готовясь к силовому объединению.
Анализ позиций южнокорейских войск перед началом наступления КНДР хорошо показывает, что армия РК не готовилась к оборонительной войне. Так, российский военный историк Алексей Исаев обращает внимание на то, что практически все потери северокорейских танков – «заслуга» американской авиации, а не минных полей или жертв, понесённых при прорыве укреплённых линий обороны. Потому что ни таких укреплённых линий, ни минирования — не было. В Сеуле активно готовились к наступательной войне, наступая с ещё более воинственными речами, чем в Пхеньяне, но США, хорошо понимая слабость режима Ли Сын Мана, не давали ему добро. Впрочем, план Ли Сын Мана с самого начала включал превращение войны в «третью мировую», где вместе с армией РК в «сокрушении коммунизма» должны были принимать участие гоминдановский Китай и даже Япония. При этом по итогам «передела мира» Южная Корея должна была получить «свои» исторические территории государств Когурё и Бохай, т.е. Маньчжурию и часть российского Дальнего Востока.
Вторая параллель, также касающаяся Корейской войны, связана с информационными войнами и исторической памятью. Северокорейская версия войны, заключающаяся в контрнаступлении в ответ на удар с Юга, заклеймена как «ложь» и «пропаганда», после чего все свидетельства, касающиеся подготовки Сеула к войне, были объявлены фальшивкой и не воспринимаются всерьёз как исторические факты.
Между тем, во-первых, как мы писали выше, война уже шла, и северокорейское вторжение просто изменило её масштаб. Во-вторых, после взятия Сеула, был накоплен очень большой объём как захваченных документов, так и показаний живых свидетелей, включая нескольких министров правительства Юга, которые остались в Сеуле после того, как туда вошла КНА. Все эти данные однозначно говорят о том, что подготовка к нападению на Север явно велась. Однако на фоне прочих элементов северокорейского нарратива, имеющих очень малое отношение к реальности, эти данные известны только небольшому количеству профессионалов.
Между тем неангажированный исследователь должен помнить, что на войне, а особенно войне гражданской, пропаганда работает с обеих сторон: «бомбардировка утками» может часто создавать мифы, разоблачение которых не по горячим следам будет затруднено. Однако очень часто политически ангажированные люди хорошо понимают особенности пропаганды одной из сторон, грамотно препарируя её фейки, но пропаганда другой стороны воспринимается ими абсолютно не критично.
В подобной ситуации надо понимать, что основная цель военной пропаганды – не столько переубеждение колеблющихся или разрушение картины мира у тех, у кого она уже сформирована, сколько на то, чтобы укрепить в вере «своих». И если уровень расчеловечивания противника достаточно высок, аудитория будет готова поверить в любые совершаемые ими зверства.
Иногда правда приходит десятилетия спустя. Вплоть до начала 2000-х среди описаний жертв коммунистов фигурировала т.н. «корейская Катынь» г. Тэджон – массовое захоронение гражданских лиц, включая женщин и детей. Многие тела обнаружены со следами пыток. Однако, когда при левом президенте Но Му Хёне начала свою работу «комиссия по правде и примирению», входящие туда молодые левые историки заключили, что это преступление совершили не Северяне, но и не армия РК или войска США. «Корейская Катынь» оказалась делом рук т.н. «молодёжных корпусов», наиболее понятным аналогом которых для российской аудитории являются украинские добровольческие батальоны. Эти организации создавались из молодёжи до 35 лет как политизированные банды, которые в свободное время занимались криминалом, но считались «патриотическими группами», которые режим использовал для террора в отношении левого движения и антилисынмановских протестов вообще.
Примечательно, что создатели «корпусов» (Ли Бом Сок, Ан Хо Сан и др.) учились в нацистской Германии и не скрывали, что строят свои организации по образу и подобию немецких штурмовиков. Их идеология также была похожа на нацистскую, но с поправкой на корейский национализм и культ личности Ли Сын Мана. Во время корейской войны «молодёжные корпуса» отвечали за зачистку оккупированных территорий и, в частности, несут ответственность за военные преступления в районе Синчхона. Эти преступления северокорейская пропаганда, отказывающая южанам в субъектности, списывает на американскую армию. Структуры «корпусов» были расформированы ближе к концу Корейской войны и вскоре после неё частично потому, что воевать они могли только с мирным населением; частично потому, что Ли Сын Ман стал воспринимать их руководство как угрозу для своей власти.
Третья параллель касается специфики национализма малых стран, которую можно назвать «мелкодержавным шовинизмом». Он характерен для ситуации, когда невеликая по сравнению с окружающими страна старается компенсировать своё не очень удачное настоящее выдуманным прошлым. В этом смысле рассуждения некоторых украинских историков о том, что история их народа насчитывает 270 тысяч лет, весьма напоминают их южнокорейских коллег о том, что древнекорейское государство Хвангук – это основа всей мировой цивилизации, а шумеры являются потомками древних корейцев. Не менее схожи рассуждения украинской культуры вплоть до утверждений о том, что «НКВД расстреляло всех слепых кобзарей» с аналогичными мифами корейского национализма.
Однако эта тема очень велика и могла бы стать поводом для отдельной статьи. И потому мы подходим к четвёртой параллели, которая касается желания обладать ядерным оружием и двойных стандартов.
Когда в 2002-м году северокорейский представитель Кан Сок Чжу заявил своему американскому визави Джеймсу Келли, что у его страны есть право защищать себя любым оружием, включая ядерное, США однозначно восприняли эту фразу как доказательство того, что Северная Корея нарушала Рамочное соглашение и тайно разрабатывала ядерное оружие, отчего к ней надо срочно принимать меры. Именно с этого началась «ядерная проблема корейского полуострова». Аргументация для вторжения в Ирак со стороны США была похожа: «уверенность», что тиранический режим в «стране-изгое разрабатывает ОМП», а отсутствие явных доказательств этого только показывает, что у них всё хорошо спрятано и мы должны нанести превентивный удар, пока вражеские бомбы не упали на города наших союзников.
А теперь вспомним содержание Мюнхенской речи Зеленского о возможном обретении Украиной ядерного оружия и добавим к этому такие факторы, как технологические возможности Украины как постсоветской страны, имеющей инженерную базу и атомные электростанции, благодаря чему, по оценке автора, в стране с такой базой создание ядерного оружия здесь займет несколько месяцев или несколько недель. Добавим к тому, что украинское руководство заслужило статус «режима изгоя». Вписывается в парадигме реализма, когда подобные угрозы надо воспринимать серьёзно.
Более того, западные и южнокорейские СМИ очень любят обвинять КНДР в шантаже, хотя та никогда не выступала с заявлениями, подходящими под такое определение. А вот украинские лидеры открыто этим «прославились». За год до Украинской речи председатель парламентской фракции «Слуга народа» Давид Арахамия, один из самых близких к Зеленскому людей, назвал фатальной ошибкой решение первого президента Украины Леонида Кравчука «избавиться от ядерного оружия после подписания ничего не значащего Будапештского меморандума». «Если бы мы были ядерной державой, с нами бы все разговаривали по-другому. Договаривались бы по-другому. Если даже на это идти, то идти надо было совершенно по-другому… МЫ МОГЛИ БЫ ШАНТАЖИРОВАТЬ ВЕСЬ МИР, и нам бы давали деньги на обслуживание, как сейчас это происходит во многих других странах».
В том же году, 15 апреля 2021 г., посол Украины в ФРГ Андрей Мельник (позднее прославившийся тем, что назвал лидера страны пребывания «обиженной колбасой») утверждал, что страна может вновь «задуматься над ядерным статусом», если не сможет стать членом НАТО и получать от Запада достаточную военную помощь.
Можно предположить, сколь стремительной была бы реакция СБ ООН, если бы с подобным заявлением выступил бы северокорейский политик. Но в украинском случае глава партии Александр Корниенко заявил, что слова Давида Арахамии являются не более чем «ментальным экспериментом», после чего никаких мер принято не было.
Хватает и других параллелей, но размер статьи ограничен. Разумному читателю в любом случае хватит предоставленной информации для того, чтобы сделать прогноз о дальнейшем развитии ситуации.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
