На развитие ситуации в Индо-Тихоокеанском регионе, где во всё большей мере будет определяться облик всей глобальной политической карты XXI в., существенным образом влияет состояние дел в каждой из сторон “Большого азиатского треугольника” КНР-Индия-Япония. Причём следует ожидать только возрастания указанного влияния по мере снижения значимости фактора присутствия на мировой арене США.
Особого внимания заслуживает развитие отношений в двух сторонах обозначенного треугольника, а именно: КНР-Индия и КНР-Япония. В общей картине, отображающей политические аспекты нынешнего состояния этих отношений, превалируют тёмные тона, но ближе к концу 2021 г. с осторожностью можно было отметить намёки на возможность появления в ней определённых проблесков. Далее кратко остановимся на некоторых итогах, с которыми к концу 2021 г. подошёл процесс развития японо-китайских отношений.
В очередной раз отметим чётко выраженное присутствие в них так называемого азиатского парадокса, формулировку которого приписывают бывшему президенту Южной Кореи Пак Кын Хе, пребывающей ныне в тюрьме. Впрочем, её заслуги перед своей страной, связанные прежде всего с попытками улучшения отношений с той же Японией, ещё ждут своей оценки.
Упомянутый парадокс сводится к прямо противоположной картине состояния дел в торгово-экономической и политической сферах парных отношений между почти всеми ведущими странами Азии. Первая выглядит вполне позитивно и, как правило, успешно развивается, вторая же оценивается в разной степени негативно.
КНР занимает первое место среди внешних торговых партнёров Японии. В 2020 г. на Китай пришлось 22,1% японского экспорта, в то время как ключевой военно-политический союзник США с 18,5% располагается на втором месте. В свою очередь для КНР Япония является третьим рынком сбыта своей продукции (после США и Гонконга). Процентное соотношение между тремя лидерами выглядит так: 17,5%, 10,5%, 5,5%.
1 января 2022 г. вступило в силу “Всестороннее региональное экономическое партнёрство” (Regional Comprehensive Economic Partnership, RCEP), подписанное в ноябре 2020 г. и ратифицированное в течение 2021 г. всеми 15-ю участниками. Основными в данном объединении, потенциально сравнимом по значимости с ЕС, являются КНР и Япония.
В сентябре 2021 г. от имени руководства КНР было сделано официальное заявление с просьбой о вступлении в региональное объединение Comprehensive and Progressive Agreement for Trans—Pacific Partnership (CPTPP), негласным лидером которого является Япония.
На фоне такой торгово-экономической почти “идиллии” резким контрастом, повторим, смотрится политическая сфера японо-китайских отношений. И главным раздражающим элементом в этой сфере остаётся американо-японский Договор о безопасности 1960 г., верность которому и готовность принимать все необходимые меры в целях его дальнейшего укрепления выражается каждым премьер-министром Японии. Что неизменно оказывается его первым публичным актом сразу после занятия высшей государственной должности. В каждый такой момент Япония подтверждает позиционирование “плечом к плечу” с ключевым союзником в процессе его геополитического противостояния с Китаем. Не стало исключением и последнее правительство во главе с Ф. Кисидой.
Впрочем, в последние 10-15 лет происходит определённое выравнивание обязанностей участников американо-японского альянса. Подчеркнём, при поощрении данного процесса со стороны США, руководство которых (задолго до периода президентства Д. Трампа) взяло курс на сокращение масштабов американской вовлечённости в международные дрязги.
Возлагая на себя больше обязательств, Япония получает и больше свободы в поведении на международной арене. Что пока не привело к сколько-нибудь весомым позитивным изменениям в политике Токио на китайском направлении. Всё более заметным становится присутствие Японии в Юго-Восточной Азии и акватории Индийского океана. Включая военное, которое проявляется, в частности, в виде возрастания масштабов участия Японии в совместных учениях с США, некоторыми европейскими странами, Австралией, Индией. Эти учения всё чаще проводятся под японским командованием.
Возрастает военная активность и в районе расположенных в Восточно-Китайском море пяти необитаемых островов Сенкаку, по факту контролируемых Японией, но на владение которыми претендует КНР, где они называются Дяоюйдао. Тема всё более частых военных учений по сценарию “неожиданного захвата” указанных островов некими “иностранными силами”, была поднята министром обороны КНР Вэй Фэнхэ во время видеоконференции с японским коллегой Н. Киси, состоявшейся 27 декабря 2021 г.
Кстати, всё приведенное выше опровергает популярный постулат от пропаганды об “оккупации” Японии. Что якобы не позволяет ей проводить “более национально ориентированную” внешнюю политику. В американской “оккупации” пока и в основном заинтересована сама Япония (между прочим, немало зарабатывающая на торговле с “оккупантом”). И эта заинтересованность сохранится по крайней мере на ближайшую перспективу. Поэтому, в частности, источником головной боли для Токио является антиамериканское фрондёрство нынешнего губернатора собственной префектуры “Окинава” Д. Тамаки, где располагаются три четверти всего воинского контингента США, базирующегося в Японии.
Как не раз отмечалось в НВО, всё более заметным образом Япония заявляет о своём присутствии и в самой болезненной для Пекина Тайваньской проблематике, объект которой располагается в непосредственной близости от островов Сенкаку\Дяоюйдао. Эта активность приобретает масштабы, которые позволили представителю некоторой японо-тайваньской неправительственной организации обозначить завершившийся 2021 г. “годом Тайваня” в многолетнем процессе “поддержки свободной и демократической нации”. В последнем словосочетании примечательно всё и прежде всего обозначение тайваньцев в качестве самостоятельной “нации”.
Тем не менее не всё полностью вписывается в целом невесёлую картину политической сферы японо-китайских отношений. Попытки Токио обозначить некую самостоятельность в отношениях с Пекином проявились в вопросе инициированного Вашингтоном “дипломатического бойкота” предстоящих зимних Олимпийских игр в Китае. В течение последующего месяца от имени правительства Ф. Кисиды говорилось о том, что оно “само” примет решение относительно формата своего представительства на ЗОИ-2022. Казалось, что Токио в данном вопросе затеял рискованную игру.
Но, видимо, японское правительство располагало значительно большей информацией, чем та, которая доступна “посторонним” лицам. Как выяснилось в ходе состоявшейся 27 декабря регулярной пресс-конференции официального представителя МИД КНР, данное ведомство получило заявки на получение 18 виз для посещения страны сотрудниками (в основном) госдепартамента, а также министерства обороны США. Время посещения КНР включает в себя и период проведения ЗОИ. Что-то не очень похоже на “дипломатический бойкот” Вашингтоном данного мероприятия. Тем более что в ходе той же пресс-конференции было сказано, что ожидается получение ещё сорока аналогичных заявок от США.
Повторим, что, вероятно, некоторой информацией об этом располагало и правительство Японии, ибо ещё 26 декабря было заявлено, что хотя члены кабинета министров на ЗОИ-2022 не поедут, но в Китай отправятся председатель национального Олимпийского комитета (в прошлом знаменитый дзюдоист) Я. Ямасита и руководитель комитета по организации последних летних ОИ (также ранее известная спортсменка) С. Хасимото. Совершенно невозможно себе представить функционирование обеих этих организаций без самого тесного взаимодействия с кабинетом министров Японии.
Тем не менее китайская Global Times оценила это решение как “акт балансирования” Японии между КНР и США, которым останутся недовольны в обеих странах.
От себя добавим: уж лучше так, чем безоглядное следование за “старшим (заокеанским) братом”. Что было характерно (за редким, но иногда весьма важным исключением) для всего послевоенного периода отношений Японии с КНР.
Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона, специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение»
