В оценке происходящих в последние годы событий в Центральной Азии (ЦА), в различных комментариях весьма часто можно встретить обсуждение влияния на регион пантюркизма — светской националистической доктрины, активно распространяемой нынешними властями Турции, в основе которой лежат идеи о необходимости политической консолидации тюркских народов на основе этнической, культурной и языковой общности.
Однако, помимо пантюркизма, немаловажным фактором развития ситуации в ЦА является и паназиатизм — идейно-политическое течение, призывающее к единению, интеграции и гегемонии азиатских народов, усиленно используемое Японией. Идеология паназиатизма, основанная на вере в то, что азиатские ценности должны иметь приоритет над любыми другими, в частности европейскими ценностями, получила особое развитие в Японии в предыдущем веке. Наибольший расцвет паназиатизма пришёлся на период Второй мировой войны, когда японская пропаганда в рамках идеи «Великой восточноазиатской сферы взаимного процветания» насаждала эту идеологию на азиатских территориях, оккупированных японскими войсками. В этой связи примечательно, что в Японии среди националистически настроенных историков, этнографов популярна идея о нахождении корней японской нации не на Корейском полуострове, а где-то в районе сегодняшней Центральной Азии и Монголии.
Сразу после японско-китайской войны в определении будущей роли Японии в Азии властями этой страны стала особо подчеркиваться необходимость культивировать азиатский дух в противоположность доминированию Запада. В провозглашенном тезисе «Азия едина» японская миссия в Азии больше рассматривалась не как установление контроля над ней, а стимуляция ее «пробуждения», «реконструкция Азии», вплоть до создания Pax Japonica для спасения Азии от «белого империализма».
В Центральную Азию паназиатизм стал активно имплантироваться Японией после распада СССР, когда Токио приступило к формированию и реализации политики в отношении этого региона, внимание к которому определялось японскими долгосрочными экономическими и политическими интересами. Страна восходящего солнца была заинтересована в получении доступа к топливно-энергетическому комплексу региона и, прежде всего, месторождениям сырьевых ресурсов. Сильная зависимость от поставок углеводородного сырья из-за рубежа заставляла Японию добиваться беспрепятственного доступа к таким ресурсам стран Центральной Азии и создания надежных маршрутов транспортировки нефти и газа для собственного снабжения. По этой причине ключевой задачей для Японии в Центральной Азии было создание альтернативных экспортных трубопроводов. В частности, Япония предлагала ряд трубопроводных проектов, которые должны были обеспечить ей доступ к центральноазиатским ресурсам углеводородов, в основном через территорию Китая.
В 1997 г. премьер-министр Хасимото Рютаро представил обновленную концепцию японского видения международных отношений, центральным пунктом которой выступала задача воссоздать Великий шелковый путь, служивший некогда мостом между Японией и Западом. Стержневая роль в новом курсе отводилась центральноазиатским странам. Помимо этого, по отношению к Центральной Азии Япония в 1993 г. выдвинула Инициативу по включению стран Центральной Азии в Организацию экономического сотрудничества и развития, в 1998 г. — Программу действий по «Дипломатии Шелкового пути», направленную на поддержку демократических преобразований, содействие экономическим реформам, реконструкцию транспортной инфраструктуры и разведыванию природных ресурсов.
Хотя внешне демонстрируемой Токио особенностью политики Японии, в отличие от США или стран ЕС, является экономическая выгода, политическая важность развития отношений с Центральной Азией всегда также подразумевалась. И это ярко проявилось, в частности, с появлением по инициативе Токио в 2004 году в столице Казахстана регулярного дипломатического диалога высокого уровня «Центральная Азия + Япония» (5+1). Уже в его первом совместном заявлении участники чётко обозначили международный статус нового дипломатического формата, который стал главной площадкой для согласования наиболее перспективных направлений развития отношений. В современной повестке дня они включают в себя: политический диалог, внутрирегиональное сотрудничество, продвижение бизнеса, интеллектуальный диалог и культурные обмены. Именно этот формат «5+1» впоследствии активно поддержали и другие страны в своих взаимоотношениях с ЦА, в особенности США, Европейский союз, Индия, Китай и другие.
Выдвигая указанную инициативу, Токио, безусловно, прежде всего рассчитывал на поддержку стран региона в своём движении по обретению статуса постоянного члена Совета Безопасности ООН. Государства же региона охотно пошли на развитие отношений с Японией как со свободным от геополитических присяг, альтернативным источником финансовой и технологической поддержки.
За довольно недолгий промежуток времени Японии удалось прочно закрепиться в центральноазиатском регионе. В своей деятельности здесь она изначально подчеркивала общую азиатскую идентичность с этими странами. В результате культурная и расовая схожесть и, как результат, особая эмоциональная близость стали неотъемлемой частью официальной риторики. Кроме того, в отличие от Восточной Азии, в этом регионе репутация Японии не омрачена ее опытом военной агрессии. Более того, жители Центральной Азии помнят о десятках тысяч японских военнопленных, находившихся на территории Казахстана, Узбекистана, Таджикистана после Второй мировой войны. До сих пор сохранились здания, возведенные их руками, например, Центральный телеграф и Министерство культуры в Ташкенте, Академия наук в Алма-Ате, Фархадская ГЭС в Таджикистане.
Япония как страна, отказавшаяся от применения военной силы в решении международных споров, а также редко прибегающая к экономическим методам принуждения (санкциям), в своей деятельности в странах Центральной Азии опирается на потенциал «мягкой силы», включающий в себя традиционную и современную культуру, модель ведения бизнеса, инновации и другие аспекты. Япония выступает за «демократию через развитие», считая, что подъем экономического благосостояния повлечет за собой улучшение ситуации с демократией и правами человека. Отчасти такой подход связывают с тем, что и в самой Японии демократия была привнесена извне в процессе послевоенного реформирования политической системы. Таким образом, продвигая идеи демократии в Центральной Азии, Япония выступает носителем западных ценностей с восточной спецификой, что гораздо более импонирует местным режимам, чем жесткий подход Европы и США.
Вместе с тем нельзя забывать, что усиление Японии в качестве союзника Центральной Азии, способного взять на себя роль регионального лидера, в целом соответствует проводимой Соединенными Штатами политики поддержания «баланса сил», в особенности в качестве экономического и военно-политического противовеса России и Китаю. О согласованности действий США и Японии в Центральной Азии говорят многие факты, в том числе и подтверждающие, что в ряде случаев Япония сыграла вспомогательную роль в обеспечении американского присутствия в регионе. Так, после событий 11 сентября 2001 г. власти США официально пошли на признание необходимости оказания финансового содействия Узбекистану и попросили именно Японию это сделать, так как ожидалось, что «Узбекистан сыграет ключевую роль в военной кампании против соседнего Афганистана». Между тем уже до того момента общая сумма вложенных Японией инвестиций в нефтегазовую отрасль, транспортную инфраструктуру (железнодорожное сообщение, строительство и модернизация автомагистралей и аэропортов) этой страны составила к 2001 г. более 1,6 млрд долл. При этом становится очевидным, что благодаря Японии поддерживалась лояльность Узбекистана к США и стало возможным принятие Ташкентом в свое время решения об открытии американской военной базы в Ханабаде в рамках объявленной войны с терроризмом. Для еще большего закрепления связей с Узбекистаном в 2002 году сначала США, а за ними и Япония (под явным давлением Вашингтона) подписали соглашение о стратегическом сотрудничестве с Узбекистаном, а затем для активизации экономической внешней помощи этой центральноазиатской стране Япония, при активной роли США, заключила соглашение о развитии экономического сотрудничества и содействии экономическим реформам в Узбекистане. Примечательно, что Узбекистан — единственная страна Центральной Азии, с которой Япония подписала отдельное соглашение об экономическом сотрудничестве.
Хотя в 2005 г. Узбекистан потребовал закрыть военную базу США в Ханабаде и это привело к ухудшению узбекско-американских отношений, сотрудничество между Японией и Узбекистаном продолжает оставаться на довольно высоком уровне. И можно быть уверенным, что, в случае изменения ситуации внутри Узбекистана, Япония приложит все усилия для того, чтобы способствовать возобновлению тесного сотрудничества с США, и не исключено, что и в военной сфере.
Серьезное содействие Соединенным Штатам Япония оказала и в создании в недавнем прошлом еще одной американской военной базы в ЦА — в международном аэропорту Киргизии «Манас». В 1996 г. Япония выделила первый грант на модернизацию аэропорта в размере 5 млн долларов, а в 2000 году завершила второй этап: расширение взлетно-посадочной полосы для приема большегрузных самолетов, строительство современных терминалов для приема и отправки грузов, замена радиолокационного оборудования и т.д. В общей сложности было выделено около 55 млн долл. на решение чисто технических вопросов о возможности размещения войск США в Киргизии.
В этой связи необходимо подчеркнуть, что политика Японии в Центральной Азии с самого начала являлась одновременно не только частью ее внешнеполитического курса в мире, решающего собственные задачи паназиатизма в регионе, но и вспомогательным элементом политики США в Центральной Азии, обеспечивая там продвижение американских интересов.
Владимир Данилов, политический обозреватель, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».