Многие политологи не могли не заметить и оценить тренд на мировой арене — Япония не столь быстро, но неуклонно наращивает позиции в зоне Индийского океана (а не только на Ближнем Востоке и в Северной Африке), которые, похоже, постепенно формируются в целостную индо-океанскую стратегию с весьма дальним прицелом. Что кроется под заметным движением японского курса на столь отдалённый от ее берегов регион? Какие мотивы и цели вызревали в Японии в связи с этим? Наконец, с помощью каких механизмов они реализуются?
Надо признать, что ответы на поставленные вопросы весьма неоднозначны у специалистов из разных стран. Но по одной-двум позициям их мнения почти сходятся в силу их очевидности. Первая: индустриально развитая, но крайне бедная ресурсами Япония чрезвычайно зависима от внешних поставок нефти и других ресурсов из индо-океанской зоны. Поэтому с целью обеспечения своего социально-экономического благополучия Токио всегда был заинтересован в двух взаимосвязанных условиях:
а) Социально-политическая стабильность стран, из которых он черпает ресурсы, для чего ему требуются поиски методов сохранения ее с наименьшими издержками.
б) Безопасность морских коммуникаций доставки ресурсов, как и безопасность танкеров Японии на этих путях.
Вторая: это отнюдь не пресловутый «китайский фактор», о котором неуверенно говорили два десятка лет назад, а реальная угроза активности Китая в регионе по всем фронтам – экономическому, политическому и военно-стратегическому, вызывающая большие опасения большинства стран. Далеко не случайно 14 июля 2020 г. Япония в своей «Белой книге по безопасности» заявила о том, что «Китай единолично пытается изменить статус кво на огромном пространстве от Индии и Бутана до ЮКМ, а также до японских островов Синкаку в Восточно-Китайском море путем дальнейшей милитаризации и силовой агрессивности».
В данном документе те же действия Пекина отмечались и в отношении соседнего Индийского океана (ИО), к которому Токио приглядывался еще с конца 80-х гг. ХХ в. в силу указанной выше ресурсной зависимости и в связи с этим пошёл на постепенное расширение своего «косвенного участия». Например, в международных акциях по поддержанию мира, наблюдению за прекращением огня в Заливе в период 1 войны, за выводом советского воинского контингента из Афганистана. Реальное появление ВС Токио относилось к началу ноября 2001 г., когда с военно-морской базы Сасебо отправились два эскадренных миноносца и вспомогательный корабль для оказания тыловой и иной поддержки в антитеррористической борьбе, а следом проследовали еще три корабля японских ВМС. До начала лета 2002 г. были задействованы в общей сложности шесть японских кораблей, несколько транспортных самолётов, 1380 военнослужащих. Это обошлось Токио в 140 млн долл. и обозначило заметные изменения в японской глобальной стратегии. Вопреки закреплённому в конституции отказу от использования ВС для решения международных конфликтов, Япония весьма оперативно приняла специальный закон о чрезвычайных мерах борьбы с терроризмом и дополнение к закону о силах самообороны (JMSDF), существенно расширив их функции в оказании поддержки США, а позже для защиты путей японских нефтяных танкеров по водам, в первую очередь вокруг Японии, в ЮКМ и затем в ИО. Но их число было весьма ограничено.
Этот факт и условия, когда регион стал высокоприоритетным для национальных интересов, воздействовали на формирование и иных направлений курса. Первое — Япония побуждает Индию и ее ВМС к более активной роли в ИО и особенно в ЮК и ВК морях. В связи с этим между сторонами заметно активизировалось партнёрство в сфере обороны: в ноябре 2019 г. состоялась первая встреча 2+2 представителей министерств иностранных дел и обороны, в ходе которой обсуждались вопросы использования логистики флотами сторон и подписания соответствующего Соглашения о приобретении и перекрестном обслуживании (ACSA). В июне 2020 г. в сообществе think tanks в Дели заговорили о необходимости открытия военных объектов на индийских Андаманских и Никобарских островах для ВМС Японии и США, а позже Австралии и Франции с целью более плотного контроля за дронами и подлодками Китая, которые частенько появляются в Бенгальском заливе, занимающем исключительно важное стратегическое положение на подступах к Малаккскому проливу.
Второе — Японии необходимо теснее сотрудничать с США и Индией с тем, чтобы защищать собственные и общие интересы прибрежных стран, что важно для минимизирования влияния Китая. Можно сказать, что сложился неформальный треугольник этих стран, в рамках которого идет активная дискуссия на разных уровнях и в разных странах проблем морской безопасности, борьбы с терроризмом и кибератаками, мер противодействия им с учетом прямых акций Пекина. Неоднократно к треугольнику пристёгивали Австралию. Подчеркну, что Индия, неизменно выражая свою готовность к такому сотрудничеству, предложила установить пост офицеров по связи и уже получила позитивные ответы от США, Японии, Франции и др. После подписания соглашений с США, Францией, позже с Сингапуром и Австралией по военным базам (LEMOA), Дели надеется на скорое подписание таких же с Японией (и Британией), после чего станет возможным доступ, например, Токио к объектам на Кокосовых островах (Keeling), Австралии на Окинаве или обеих сторон на Андаманских и Никобарских архипелагах.
Третье — Япония должна стать весомым провайдером высоких технологий в тех странах, где ни Китай, ни США, ни Индия не смогли быть таковыми. Япония, как инноватор мирового класса, должна не только экспортировать некоторые виды вооружения и оборудование для инфраструктуры, но и продвигать свои методы образования и тренинга. В последние годы Япония запланировала развитие портов и экономических зон вокруг них в Мьянме, Бангладеш и Шр-Ланке с целью обеспечения свободы морских путей, связывающих Азию с Африкой – это Давэй в Мьянме, Матарбари в Бангладеш и Тринкомали (совместно с Индией) на Шри-Ланке. Это будет способствовать укреплению и расширению ее взаимодействий с государствами ИО, а указанные направления, безусловно, становятся ключевыми в индо-океанской стратегии Токио.
Естественно, напрашивается вопрос, а какие рычаги обеспечивают реализацию японской стратегии в ИО? Их несколько, и они разные по значимости, но верно служат цели Токио – стать весомым игроком в регионе. Воспользовавшись условиями антитеррористической кампании вокруг Африканского Рога, Япония обзавелась в нужное время (в 2011 г.) и в нужном месте первой зарубежной военной базой в Джибути. С тех пор ее роль (после участия ее кораблей в усмирении пиратства на этом фланге БИО) менялась. С 2012 по 2017 гг. база служила поддержкой ооновской миссии в Южном Судане. 20 февраля 2020 г. офицер JMSDF принял на себя командование Международной оперативной группой CTF-151. В дальнейшем база стала в большей мере элементом укрепления стабильности стран MENA. На открытие здесь китайской базы в августе 2017 г. Япония отреагировала мгновенно, арендовав дополнительно 3 га земли и разместив два самолета дальнего морского патрулирования (LRMP). Около 180 военнослужащих Сухопутных сил самообороны Японии (JGSDF) обеспечивают безопасность базы, которая используется надводными кораблями JMSDF.
Япония шаг за шагом разыгрывает «карту JMSDF» в своих геополитических и геостратегических играх, в которых важны и сопутствующие аспекты участия JMSDF. Они предназначены не только для традиционной обороны ближнего круга японского архипелага, а ныне — для обеспечения региональной готовности, повышения осведомленности о морской сфере (MDA), улучшения оперативной совместимости между ВМС партнеров и создания значимого морского профиля в индо-океанской зоне. Так, Япония приняла решение развернуть 4650-тонный эсминец с управляемыми ракетами Takanam в Персидском заливе. Само по себе оно не указывает на сохранение лишь этого субрегиона в фокусе внимания, а свидетельствует о том, как Япония по-новому использует свои военно-морские силы (даже если последние до сих пор называются JMSDF!). Нов и порядок, в котором воздушные силы JMSDF ныне дополняет надводные силы, — эта миссия началась с отправкой P-3C LRMP самолетов JMSDF 20 января 2020 г.
Япония активно участвует в различных морских маневрах – двусторонних с Индией или многосторонних в формате МАЛАБАР, а также других, которые заметно участились, повысили уровни технической оснащенности кораблей, сложности задач, использования оборудования на островных базах. Так, Индия и США могут задействовать свои самолеты P-8 для полетов между Никобарскими и Андаманскими островами и базой на Диего Гарсия. А Австралия и Индия повторить данный маневр между Кокосовыми островами и теми же индийскими архипелагами в Бенгальском заливе. В конце июня 2020 г. успешно прошли морские учения Индия-Япония. Надо признать, COVID-19 сделал свое «черное дело» — очередные ежегодные трехсторонние (США-Индия-Япония) учения по противодействию минам (МАЙНЕКС – JIMEX) отложены до лучших времен на 2021-2022 гг.
В конце июня 2020 г. в связи с обстановкой в ВКМ, где с апреля с.г. многократно появлялись в водах островов Синкаку китайские корабли, Япония выдвинула план по усилению сотрудничества с Индией, Австралией и странами АСЕАН. Министерство обороны в Токио намерено создать особое подразделение ВС, ответственное за дела в ИТР, а также пост офицера по связи при Бюро оборонной политики и расширить его штат с целью лучшей координации со всеми ключевыми союзниками и партнерами. Эти нововведения, по заявлению министра Таро Коно в июне 2020 г., «должны обеспечить условия для совместной с ними охраны морских путей в ИО от возможных негативных для Японии акций Пекина, подобных около архипелага Синкаку». Вполне очевидно в Токио грядут и другие меры по сдерживанию Китая.
Япония прямо сигнализирует миру о своем стремлении и готовности стать ведущим и активным игроком в Индийском океане.
Нина Лебедева, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра индийских исследований ИВ РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».