EN|FR|RU
Социальные сети:

С чем к концу 2021 г. подошли китайско-индийские отношения

Владимир Терехов, 12 января

TRD

На развитие ситуации в Индо-Тихоокеанском регионе состояние дел в стороне Китай-Индия “Большого азиатского треугольника” (КНР-Индия-Япония) оказывает не меньшее влияние, чем всё происходящее в стороне Китай-Япония. Причём в политической компоненте китайско-индийских отношений последних двух-трёх лет отмечается едва ли меньше негатива, чем в китайско-японских.

Если ограничиться обобщённым показателем объёма торговли между Индией и КНР, то вроде бы и в данном случае проявляется “азиатский парадокс”, связанный с прямо противоположной картиной в сферах экономических связей у некоторой пары из ведущих азиатских стран и состоянием политических отношений между ними же.

Но в данном случае и в упомянутом обобщённом показателе зашита весьма заметная (негативная для Индии) характеристика, связанная с тем, что Китай продаёт разного рода продуктов в Индию на сумму в 3-4 раза большую, чем сам тратится на закупку у неё нужной ему продукции. Что более или менее адекватно отражает соотношение экономического развития двух азиатских гигантов. Указанная характеристика приводит к ежегодным потерям Индии приблизительно 40 млрд долл. Что составляло до недавнего времени треть всего дефицита её внешней торговли. Вроде бы в середине 2021 г. наметилась тенденция к исправлению этой давней тенденции, но, опять же, в целом, а не в торговле с КНР.

Отметим, что значительно более позитивно для Индии смотрится картина её торговли с главным геополитическим оппонентом КНР, то есть с США. При том же приблизительно суммарном объёме (порядка 90 млрд долл.) 60% приходятся на Индию и только 40% на США. Любопытно, что та же картина наблюдается в торговле Вьетнама с КНР и США. Трудно сказать, является ли данная общая картина результатом целенаправленной стратегии Вашингтона в торговле с обоими указанными региональными оппонентами КНР, или же она формируется “сама по себе”, то есть без всякого политического умысла.

Видимо, соображения, связанные с перспективой получения ещё больших потерь в случае снятия таможенных ограничений в торговле с КНР, сыграли определяющую роль в решении правительства Индии отказаться от участия во “Всестороннем региональном экономическом партнёрстве” (Regional Comprehensive Economic Partnership, RCEP). Учреждающее RCEP Соглашение было подписано в ноябре 2020 г. 15-ю участниками, из которых две трети его ратифицировали уже к концу 2021 г. Что обеспечило вступление RCEP в силу в начале наступившего 2022 г. Потенциально RCEP может стать со временем крупнейшей в мире зоной свободной торговли. Повторим, пока без Индии.

Едва ли можно сомневаться в том, что в указанном решении правительства Н. Моди присутствовал тот самый фактор сложных политических отношений Индии с КНР. Определение термина “политика” носит достаточно каучуковый характер, но он включает в себя достаточно конкретные элементы. Например, проблему взаимных территориальных претензий, которая в китайско-индийских отношениях отмечается вполне отчётливо.

Наряду с относительной “мелочью”, присутствующей на всём протяжении китайско-индийской границы (длина которой, к тому же, зависит от того, кто и как её оценивает), имеются две достаточно заметные по площади спорные территории. На часть бывшего княжества Ладакх, контролируемую сегодня КНР, претендует Индия, в то время как вдвое больший по площади нынешний индийский штат Аруначал-Прадеш в Китае называют Южный Тибет (или Зангнан) и считают незаконно отторгнутым в начале прошлого века администрацией тогдашней “Британской Индии”.

Предпринимаемые десятилетиями попытки провести, наконец, приемлемую для обеих стран границу до сих пор не увенчались успехом. Между тем нерешённость данной проблемы только в последние годы уже дважды (в 2017 и 2020 гг.) ставила отношения между азиатскими гигантами на грань крупномасштабного военного конфликта. Само наличие территориальной проблемы побуждает оппонентов с особым вниманием наблюдать, что каждый из них предпринимает в административно-законодательном и практическом её аспектах.

Так, в Индии с настороженностью отнеслись к факту принятия в КНР в конце октября прошлого года “Закона о сухопутных границах”, который вступил в силу 1 января 2022 г. Прописанный в достаточно общих формулировках, он вызвал в Дели вопросы относительно географии применения.

Отреагировали в Индии и на уже второй случай (первый имел место в 2017 г.) “стандартизации” наименований (в китайских иероглифах, тибетском и латинском написаниях) ряда зон штата Аруначал-Прадеш. О чём в конце декабря прошлого года, ссылаясь на факторы “суверенитета и истории”, сообщила газета Global Times. На этот раз “стандартизации” наименований подверглись 8 жилых районов, 4 горы, две реки и один горный перевал. Официальная реакция МИД Индии на данную акцию была вполне ожидаемой.

В свою очередь, в КНР с не меньшей настороженностью наблюдают за продолжающимся функционированием на территории Индии Далай-ламы XIV и так называемых парламента и правительства Тибета в изгнании. Появлялись сообщения о том, что представители местной стотысячной тибетской диаспоры служат в пограничных войсках Индии и даже принимают участие в столкновениях с китайскими пограничниками.

Пока на неофициальном уровне наблюдаются также некие индийско-тайваньские контакты, что, помимо прочего, свидетельствует о расширении географии политического присутствия Индии на международной арене. Чему, впрочем, есть и гораздо более весомые свидетельства. Такие, например, как участие Индии уже в двух “Четвёрках”. Из них первая включает в себя также США, Японию и Австралию, вторая – США, Израиль и Объединённые Арабские Эмираты.

Совместно обе эти конфигурации охватывают практически весь ИТР и на всём пространстве данного региона отмечаются признаки взаимно-конкурентного позиционирования Индии и КНР. В частности, оно становится всё более заметным в Афганистане и в субрегионе Центральной Азии в целом.

В этом плане обратила на себя внимание состоявшаяся 18-19 декабря 2021 г. в Дели встреча министров иностранных дел Индии и пяти центральноазиатских стран (Таджикистана, Узбекистана, Туркменистана, Казахстана и Киргизии). Комментарий этой встречи в Indian Express появился под примечательным заголовком “Индия держит в поле зрения Центральную Азию”. Главным исходным тезисом данного комментария стала констатация “катапультирования захватившими Афганистан талибами региона Центральной Азии” в пространство возрастающей конкуренции между ведущими мировыми державами. И среди них КНР, несомненно, выходит на лидирующие позиции в плане влияния на Афганистан. Что с настороженностью (обоснованно или нет — вопрос отдельный) воспринимается как Индией, так и, по крайней мере, некоторыми из центральноазиатских стран.

Не менее примечательным оказалось приглашение лидеров стран, принявших участие в указанном “Диалоге в Дели”, стать почётными гостями на предстоящем главном национальном празднике “День Республики”, который ежегодно отмечается 26 января. Отметим, что такого рода приглашения носят исключительный характер и призваны продемонстрировать особое внимание руководства Индии к той или иной стране. По одному разу почётными гостями данного праздника были президенты РФ и США (В.В. Путин в 2007 г. и Б. Обама в 2015 г.).

Наконец, представляется очевидной необходимость для России использования всего располагаемого (не очень большого) потенциала с целью оказания позитивного влияния на развитие отношений между двумя азиатскими гигантами.

Ибо слишком велика “цена вопроса”, обусловленная тем или иным вектором трансформации этих отношений.

Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение.

На эту тему
Индия и путь к постоянному членству в Совете Безопасности Организации Объединенных Наций
Многополярный мир и молодежь против примитивной западной пропаганды
Саммит БРИКС-2024: когда большинство стран мира вышло из-под принудительной опеки Запада
Остановите “неправильную” прессу: Украина потеряна для НАТО
Турция – БРИКС: между членством и партнёрством