В «Белой книге по обороне» за 2022 год, в соответствии с политикой нынешней администрации, политический режим и армия Севера обозначены для РК как враждебные. Об этом сообщили 6 декабря 2022 г. южнокорейские СМИ, знакомые с проектом документа, который будет официально представлен в январе 2023 года.
Затем, 7 декабря на семинаре по развитию боевого духа, состоявшемся в Национальном собрании страны, министр обороны РК Ли Чжон Соп заявил, что «необходимо чётко осознавать, что северокорейский режим и его вооружённые силы являются врагом для РК». Указывается, что Северная Корея продолжает ракетные провокации и намеренно нарушает межкорейское соглашение о снижении напряженности в военной сфере от 19 сентября 2018 года, обстреливая морские буферные зоны. При этом министерство объединения сразу же заявило, что «использование нашими военными этого выражения не означает отказа в межкорейском диалоге и сотрудничестве».
Как считают консервативные СМИ РК, этот шаг последовал за «за безжалостными испытаниями Пхеньяном оружия, включая запуск межконтинентальной баллистической ракеты в прошлом месяце и обстрел артиллерийскими снарядами морских «буферных зон», установленных в соответствии с межкорейским соглашением 2018 года о снижении напряженности». И это правильно, так как «в течение последних пяти лет президентства Мун Чжэ Ина либеральная администрация неуклонно придерживалась мира и диалога с Северной Кореей, даже когда она была занята повышением уровня своего ядерного оружия и ракет. Мы приветствуем изменение курса администрации Юна». Некоторые журналисты использовали этот повод, чтобы в очередной раз заявить, что две Кореи находятся на грани войны и обострение достигло пика, но скорее всего они просто плохо занимаются этой темой. В истории РК КНДР чаще считалась врагом, чем нет, и мы говорим не о временах военной диктатуры, когда в ходу вообще были термины типа «красная нечисть».
Термин «главный враг» в отношении КНДР был впервые применён в «Белой книге» 1995 года (формально, после того, как Пхеньян пригрозил превратить Сеул в «море огня», на деле на волне желания Ким Ен Сама удавить КНДР на фоне «трудного похода») и использовался до 2000 года. Затем в межкорейских отношениях наметились сдвиги в сторону примирения, и в 2004 году данный термин был заменён на «прямую военную угрозу», а при президенте Ли Мён Баке — на «прямую и серьёзную угрозу». В 2010 году, когда был потоплен сторожевой корабль «Чхонан» и обстрелян остров Ёнпхёндо, северокорейские режим и армия были названы «врагами». Такой позиции в Сеуле придерживались вплоть до Мун Чжэ Ина, когда начали употреблять выражение «считаем врагом силы, угрожающие суверенитету, территориальной целостности, народу и имуществу РК, а также посягающие на эти ценности».
Без прямых указаний на то, что же это за силы – после чего консерваторы критиковали формулировку за двусмысленность, и ещё в начале января 2022 г., когда Север первый раз запустил баллистическую ракету, Юн назвал КНДР «главным врагом». А 3 мая комиссия по приёму президентских полномочий сообщила о рассмотрении возможности включения в «Белую книгу по обороне» соответствующего пункта в рамках 110-ти главных задач государственной политики. В соответствии с поставленной задачей министерство обороны Сеула распространило учебные материалы для военнослужащих, в которых вооруженные силы Севера описываются как враги.
Неверен и тезис о том, что напряжение на полуострове достигло высшей точки. Несмотря на потрясающее количество ракетных пусков за год, это далеко не пик напряженности. У нас нет того уровня инвективной риторики, которая была в 2017-м году. Тем более, нет реальных обстрелов «друг по другу», как в 2010 и в 2002-х гг.
А если касаться аргумента, что Север обстреливает буферную зону и этим нарушает межкорейское соглашение в военной сфере, то, если вчитаться в текст самого соглашения, становится ясно, что стрелять по этим зонам можно – нельзя размещать там войска.
Очередное объявление Северной Кореи врагом вполне укладывается в нынешний курс Юн Сок Ёля, т.к. при консерваторах отношения всегда были хуже, чем при демократах, но надо отметить один важный момент. По-видимому, Юн Сок Ёль как прагматик понимает, что межкорейские отношения существуют в определённом коридоре. Гипотетическая нижняя граница его – это военный конфликт, но на полномасштабную войну не пойдут ни прагматики в Пхеньяне, ни прагматики в Сеуле. Администрация Муна, которую консерваторы обвиняли в «криптокоммунизме», сделала очень мало из того, что планировалось в тексте межкорейских соглашений даже с учётом того, что часть сделанного можно списать на пандемию коронавируса, которая осложнила любые межгосударственные контакты. Впрочем, ни одна из сторон не желает идти на любые, с ее точки зрения, необоснованные уступки.
Конечно, если межкорейские отношения будут вибрировать недалеко от нижней границы, это неприятно и повышает риск «войны из-за кролика», но с точки зрения условного Юна, в этом нет ничего страшного. Ракетный кризис для Южной Кореи – это способ укреплять собственный потенциал сдерживания и развивать сотрудничество с США. А на то, что северяне иногда проходятся по южнокорейскому президенту, тот не реагирует: видимо потому, что пока он был прокурором, подследственные говорили ему и не такое. Гневом Северной Кореи можно вполне пренебречь, если они не будут переходить красные линии и ограничатся войной слов.
Более того, укрепляя союз с США по северокорейскому направлению, Юн пытается развязать себе руки на китайском и российском, где Сеул не хочет раздражать Пекин и Москву, и провоцировать руководство этих стран на резкие санкционные шаги, не допуская такого, что сделал Китай в 2016-2017 годах в ответ на появление в Корее американской ПРО.
Поэтому формально да, еще один шаг, повышающий градус напряженности, однако это не что-то выходящее из ряда вон, а типичный элемент межкорейской политики консерваторов.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Китая и современной Азии РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».