С наступлением заключительной фазы военного ухода США из Афганистана связанная с этой страной двухвековая проблема возвращается в своё традиционное состояние неопределённости, всегда служившей источником головной боли для ведущих (в данный исторический момент) игроков. Сегодня она оказывается следствием осознания нынешним мировым лидером бессмысленности затеянной в конце 2001 г. авантюры: “С меня афганских игр хватит. Пусть поиграет кто-нибудь ещё”.
Уже занявшему в 2009 г. пост президента США Б. Обаме было ясно, что страна расходует в Афганистане свой финансово-экономический и военный потенциал (под предлогом борьбы с пресловутым “терроризмом”) в интересах избегающих публичности сил, бизнес которых существенным образом завязан на наркоторговле. Он и вывел большую часть американского контингента из Афганистана. Необходимость полного ухода из этой страны подтвердил преемник Б. Обамы (и вроде бы его антагонист) Д. Трамп, а завершает в ускоренном режиме уже нынешний президент Дж. Байден.
Что же касается упомянутых “кого-нибудь ещё”, то под ними подразумеваются в первую очередь ближайшие соседи Афганистана, то есть Китай, Индия, Россия, Пакистан, Иран, “постсоветские” центральноазиатские страны. Все они, хоть и без видимого желания, но сразу включились в процесс содействия разрешению, наконец, афганской проблемы, а не использования её в неких “прикладных” (например, тех же нарко)целях. Ибо оставлять её воле случая себе дороже.
При этом подчеркнём, что главным участником и наиболее заинтересованным лицом процесса решения Афганской проблемы является сам афганский народ. Все внешние участники могут лишь содействовать более или менее безболезненному протеканию указанного процесса, принимая тот выбор государственного устройства, который афганцы посчитают для себя наиболее подходящим.
Если таковой будет связан с «Талибаном» (запрещённым в РФ), то так тому и быть. Не упустим из виду, что под религиозным покровом данного движения скрывается вполне “светское” стремление основных народов Афганистана (прежде всего пуштунов) к национальному объединению в борьбе с внешней агрессией. В мировой истории это вполне обычное явление. Укажем хотя бы на “религиозные” войны в Европе XVII в. или национально-освободительную борьбу иранского народа конца 70-х годов прошлого века.
Набор предлагаемых «Талибаном» ценностей имеет исключительно внутренний адресат. Судя по контактам последнего времени на разных международных площадках (особенно это относится к только что прошедшим переговорам в Москве), нынешние талибы выглядят как вполне ответственные партнёры, с которыми можно вести дела. Публичные заявления о необходимости уважения меньшинств, недопущения базирования в Афганистане террористических групп, о приоритетности экономического развития страны, которая не будет отдавать предпочтения никому из внешних игроков, позволяют некоторым экспертам говорить о появлении второй генерации данного движения (“Талибана-2”).
Особую значимость для соседей Афганистана приобретает проблема предотвращения распространения на их территории внутриафганской турбулентности. Этот вопрос, в частности, становится актуальным для Китая в связи с сохраняющимися в определённой мере известными проблемами в СУАР.
Другим крайне важным предметом забот нового правительства Афганистана (коалиционного или просто полностью талибского) станет исключение из фермерского бизнеса выращивания и переработки мака, бурно развивавшегося в ходе предыдущего 20-летнего периода “борьбы с терроризмом”. Напомним, что в 90-е годы “первое поколение” талибов жёсткими мерами достигло в этом заметного успеха. За что и поплатилось в конце 2001 г.
И, кстати, уж не в целях ли компенсации неизбежных теперь потерь в афганском наркобизнесе на Украине разрешается выращивание конопли и запускается процесс продажи чернозёма?
Что же касается вновь возникающей перед талибами проблемы борьбы с наркобизнесом в своей стране, то сегодня в наборе соответствующих инструментов, видимо, будут преобладать экономические, повышению эффективности которых могут посодействовать внешние игроки.
Сфера экономики вообще должна оказаться в центре участия этих последних в решении Афганской проблемы. Едва ли сколько-нибудь заметная роль найдётся для военных инструментов. Разного рода внешним “бригадам” следует оставаться в местах постоянной дислокации, упорно занимаясь боевой (а также политической) подготовкой в соответствие с установленными регламентами.
В том числе этим, кстати, должно быть обусловлено принципиальное отличие нынешнего периода решения Афганской проблемы от предыдущего “контртеррористического”. Многострадальная страна вполне заслужила мирной и успешной жизни. В её формировании могут поучаствовать все упомянутые внешние игроки. К собственной, повторим, выгоде, которая, среди прочего, видится и в том, что сколько-нибудь устойчивое и долгосрочное решение Афганской проблемы вряд ли возможно без преодоления неурядиц (нередко весьма серьёзных) в отношениях между самими этими “внешними”.
Речь идёт, прежде всего, о состоянии дел в треугольнике “КНР-Индия-Пакистан”, постоянно обсуждаемых в НВО, в том числе в “афгано-прикладном” аспекте.
Всё связанное с решением Афганской проблемы может перерасти в значительно более широкий и крайне актуальный процесс “сборки Индо-Тихоокеанского региона”, в котором Россия могла бы взять на себя роль модератора. Серьёзным преимуществом РФ является то, что она поддерживает сегодня хорошие отношения со всеми вовлечёнными в данную проблематику участниками. Не менее значимым представляется и фактор сохраняющейся в Афганистане позитивной памяти о пребывании здесь СССР. Что, кстати, лишний раз свидетельствует о выдающемся месте в российской истории её советского периода.
Именно в РФ (посетив по дороге Тегеран) отправился согласовывать позиции по Афганской проблеме министр иностранных дел Индии С. Джайшанкар. В Москве он провёл переговоры с российским коллегой С.В. Лавровым по всем основным аспектам актуальных двусторонних отношений. Включая те, которые обусловлены Афганской проблемой.
Из Москвы глава индийского МИД отбыл в Душанбе на очередную министерскую встречу стран-участниц ШОС. Здесь ситуация, складывающаяся в Афганистане, также оказалась в числе основных на переговорах различных форматов. Особые надежды С. Джайшанкар возлагал на работу созданной в 2005 г. в рамках ШОС специальной “Контактной группы”.
Но первым его собеседником стал руководитель МИД кабульского правительства М.Х. Атмар. Встреча прошла вполне успешно, но не забудем, что С. Джайшанкар беседовал с министром де-факто временного правительства. Что будет, когда его (с высокой вероятностью) сформируют талибы, пока неясно. Отметим, что МИД Индии недавно вывез из Кандагара всех сотрудников расположенного здесь консульства, когда к городу начали приближаться вооружённые формирования талибов. Возможно, впрочем, что это было излишней мерой предосторожности.
Состоялась в Душанбе встреча того же М.Х. Атмара и с пакистанским коллегой Ш.М. Куреши, в ходе которой от первого последовало примечательное заявление о неприемлемости присутствия в регионе разного рода террористических групп (но не «Талибана»). Подобного рода упрёки в адрес Пакистана со стороны официального афганского правительства раздавались и ранее.
Вряд ли Исламабаду следует ожидать принципиальных изменений в отношениях с официальным Кабулом, когда от его имени начнёт говорить «Талибан», в создании которого пакистанские спецслужбы приняли самое непосредственное участие. Но это было давно. Сегодня же, когда талибы будут отвечать за судьбу собственной страны, с неизбежностью актуализируется проблематика “линии Дюранда”, свыше ста лет назад разделившая пуштунов и являющаяся до сих пор (квази)границей, отделяющей Афганистан от Пакистана.
Впрочем, указанная проблема может и ещё некоторое количество (десяток-другой-третий) лет потерпеть, а поводом для развития конструктивных отношений с Пакистаном вполне могло бы стать подключение Афганистана к крупнейшему в регионе инфраструктурному проекту “Китайско-Пакистанский экономический коридор”. О такой возможности говорилось ещё в сентябре 2019 г. в ходе состоявшейся в Исламабаде трёхсторонней министерской встречи (Афганистан тогда представлял С. Раббани).
Отметим, однако, что КПЭК является одним из камней преткновения на пути позитивного развития ситуации в упоминавшемся треугольнике “КНР-Индия-Пакистан”. И здесь мы выходим на едва ли не ключевую компоненту вопроса разрешения Афганской проблемы в целом, обусловленную сохраняющейся сложностью в отношениях между двумя азиатскими гигантами: Индией и КНР. Весьма заинтересованных во всём, что связано с Афганистаном.
Хорошо уже то, что заранее прибывший в регион министр иностранных дел КНР Ван И встретился с индийским коллегой. Это был первый с сентября прошлого года непосредственный контакт между ними же в Москве, где тогда проводились аналогичные мероприятия в рамках той же ШОС. Главным предметом переговоров в Душанбе вновь оказалась сложная ситуация на высокогорном участке двусторонней границы в Ладакхе.
Следующим знаковым мероприятием, по которому можно будет судить о фактическом состоянии китайско-индийских отношений, станет намеченный на сентябрь с. г. юбилейный (в связи с 20-летием образования) саммит ШОС. Он должен пройти в формате непосредственной встречи, на что особо обратим внимание. Если, конечно, на эти планы не повлияет негативно что-нибудь “неожиданное”. Например, связанное с тем же “Covid-19”.
Что же касается Афганской проблемы, то принятый в Душанбе относительно неё документ обозначает, в том числе, дорогу к той цели, которая вынесена в заголовок данной статьи.
Сегодня указанная цель кажется почти фантастической. Но у всех участников процесса решения Афганской проблемы просто нет иного выбора, как двигаться к ней.
Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».