До своего закрытия Кэсонский технопарк работал более 10 лет, являясь самым крупным проектом межкорейского экономического взаимодействия – 124 компании малого и среднего бизнеса РК, на производствах которых заняты 53 тысячи рабочих из КНДР. Главной выгодой для южан была дешевая рабочая сила – зарплата гастарбайтера из Юго-Восточной Азии, который работает на подобной текстильной фабрике в Сеуле, примерно в 10 раз выше, чем у северокорейца в Кэсоне. При этом производимые товары не продавались в КНДР, а шли исключительно на вывоз.
Еще когда КПК существовал, южнокорейские консервативные и большинство японских СМИ активно критиковали «своенравную» Пак Кын Хе за то, что она продолжала поддерживать сотрудничество на данном направлении и, более того, в 2015 году объём торговли между Севером и Югом достиг рекордно высокой отметки. Но после четвертого ядерного испытания 2016 г. КПК был закрыт.
Сказались и «давление соседних государств», о чем впоследствии откровенно писала японская пресса, и необходимость продемонстрировать свою позицию, и влияние мифа о том, что комплекс – главный источник валюты для режима, приносящий 100 млн. долларов в год. Несмотря на то, что этот тезис всегда был далек от реальности (экспорт рабочей силы приносил не меньше), он исправно кочевал из отчета в отчет, из одной аналитической записки в другую и стал как бы фактом, который сам собой разумеется.
С точки зрения автора, закрытие комплекса вынудило межкорейские отношения пройти точно такую же точку невозврата, как решение Ли Мён Бака заморозить межкорейский туристический проект в горах Кымган (комплекс, начавший работу в 1998 году, был закрыт после того, как в июле 2008 года южнокорейская туристка Пак Ван Чжа была застрелена северокорейским военным при попытке войти на территорию охраняемого объекта).
Но, делая хорошую мину при плохой игре, чиновники РК пытались утверждать, что доходы от КПК шли на развитие ракетно-ядерной программы, однако доказательств не хватило. А 18 февраля 2016 г. министерство объединения заявило, что располагает секретным документом от 2006 года, предположительно северокорейской инструкцией для внутреннего пользования, согласно которой КНДР в любом случае собиралась «отжать» Кэсон, и потому дискуссия об экономических последствиях не имеет значения.
Естественно, оппозиция с самого начала критиковала решение Пак. Как заявляли ее представители, Кэсонский индустриальный комплекс был плодом усилий бывших правительств РК, направленных на улучшение межкорейских отношений, являясь наиболее эффективным проектом межкорейского сотрудничества. И хотя санкции в отношении Севера нужны, прекращение Кэсонского проекта не может быть «универсальным ключом» к регулированию северокорейской ядерной проблемы.
Нельзя сказать и то, что власти оставили за бортом пострадавших бизнесменов. Уже к 23 сентября 2016 г. южнокорейским работникам, работавшим непосредственно в Кэсоне, выплатили 10 млн долларов, что составляет 90% от запланированной суммы, а общая сумма компенсаций пострадавшим от закрытия комплекса составила 388,6 млн долларов — 82,4% запланированного. К концу года выплаты были практически завершены.
При этом власть, с одной стороны, поддерживала тезис о том, что закрытие комплекса было успешной мерой санкционного воздействия, ударившей по ядерной и ракетной программам, а с другой — что началу обсуждения вопроса о возобновлении работы КПК должны предшествовать значительные изменения в ситуации. Пока сохраняются опасения по поводу распределения доходов Севера от работы комплекса, возобновление работы в Кэсоне может быть понято как нарушение резолюций СБ ООН.
Кроме того, РК призывала Китай оказать содействие в недопущении продаж северокорейской стороной товаров, произведённых в КПК: продукция из Кэсона является собственностью южнокорейских компаний, и ее сбыт Севером сам по себе является незаконным.
Такова была позиция властей при консерваторах, но еще 27 апреля в ходе своей предвыборной кампании нынешний президент страны Мун Чжэ Ин не исключил возможности возобновления работы Кэсонского комплекса и возобновления туристических проектов, если Пхеньян заморозит свою ядерную программу и сядет за стол переговоров. Хочется отметить и позицию нового министра объединения Чо Мён Гюна. Еще при обсуждении своей кандидатуры в парламенте он озвучил мнение о возможности возобновления работы Кэсонского индустриального комплекса. Однако, когда член оппозиционной партии Свободная Корея Чхве Гён Хван заявил, что такое заявление является «неправильным посланием», Чо спокойно отметил, что возобновление работы Кэсонского комплекса будет возможным только если КНДР встанет на путь денуклеаризации.
Позднее, уже в качестве министра, Чо Мён Гюн встретился с главами 14-ти компаний, работавших в КПК. Таковые заявили, что их общие убытки составили 1 млрд 400 млн долларов, хотя правительство Пак Кын Хе оценило их в наполовину меньшую сумму. Министр обещал рассмотреть вопрос о выплате дополнительных компенсаций.
Вслед за бизнесменами, работавшими в КПК, потребовали возмещения ущерба и компании, пострадавшие в результате прекращения туристических поездок в горы Кымгансан. Дескать, если предприятия, работавшие в Кэсоне, получили 441 млн долларов в качестве компенсаций, компании, понесшие убытки в результате закрытия туристического комплекса, получили лишь кредиты на сумму 4,5 млн долларов. Обещали подумать, и 12 июля 2017 г. представитель министерства объединения отметил, что возобновление работы Кымгансанского туристического комплекса, закрытого 9 лет назад, возможно только при условии обеспечения безопасности туристов, а также решения северокорейской ядерной проблемы.
В целом, разговоры о том, что при благоприятном стечении обстоятельств КПК можно будет переоткрыть, вышли за рамки просто благих намерений, но тут 2 августа 2017 г. президент США Дональд Трамп подписал закон о санкциях против России, Ирана и КНДР.
После этого эксперты задались вопросом, не попадет ли кэсонский комплекс под санкции. Ряд экспертов полагали, что попадет, поскольку на его предприятиях заняты северокорейские граждане. Иные думали, что нет, так как Кэсонский комплекс расположен на северокорейской территории. Точку, на взгляд автора, поставила резолюция СБ ООН №2371, запретившая создание новых совместных предприятий и инвестиции в старые.
Кроме того, стоит учесть и позицию северокорейской стороны. Как заявляли автору во время его поездки в КНДР, «пусть южане не думают, что ответные действия на этом направлении будут подарком. Север получал от него меньшую пользу, чем Юг, бизнесмены которого использовали сверхдешевую рабочую силу, и открытие комплекса должно сопровождаться политическими шагами, демонстрирующими искренность желания укрепления межкорейского диалога.»
Так что на данный момент мечты о воссоздании КПК скорее остаются мечтами.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
