Не прошло и нескольких дней, как в южнокорейском обществе разгорелся аналогичный скандал, в ходе которого крупный чиновник сначала разразился сенсационными новостями, а потом был вынужден объяснять, что имел в виду совсем другое, и его не так поняли.
Как мы писали ранее, проблемы, связанные с закрытием Кэсонской промзоны, вынуждают власти Республики Корея подробно объяснять общественному мнению, почему это решение было верным. И вот 12 февраля 2016 г. министр по делам воссоединения РК Хон Ён Пхё, выступая на пресс-конференци
За язык Хона никто не тянул, и два дня спустя он повторил эти обвинения в еще более развернутой форме, выступив 14 февраля в одной из передач телеканала KBS 1TV. 70 процентов зарплаты северокорейских работников Кэсонского индустриального комплекса собирались отделом ЦК ТПК, который отвечает за финансы партии. Затем средства поступали на развитие ядерной программы, политическую деятельность северокорейского лидера Ким Чен Ына, приобретение предметов роскоши и другие подобные цели. Правительство РК получило подтверждение этому из нескольких источников. Одновременно чиновник добавил, что за все время существования Кэсонского технопарка Сеул перечислил Пхеньяну около 616 млрд вон (около 560 млн долларов), только в прошлом году КНДР получила около 132 млрд вон (более 110 млн долларов).
«Любая иностранная валюта, поступающая в КНДР, переходит к Трудовой партии. Там эти деньги используют для создания и разработки ядерного оружия и ракет или для покупки предметов роскоши», — заявил министр, вновь не представив каких-либо подтверждений и отметив, что более подробные данные не могут быть обнародованы.
Должен заметить, что стратегия «У нас есть такие приборы, но мы вам о них не расскажем» использовалась еще во времена дела Дрейфуса. Тогда военные тоже говорили, что доказательства у них есть, но они секретные и не могут быть опубликованы. Нечто подобное было и при Ли Сын Мане, когда политических противников Ли Сын Мана сажали и казнили на основании показаний секретных свидетелей, которые даже не появлялись в суде.
Однако сейчас время все-таки другое и вокруг заявления Хон Ён Пхё разгорелся спор. Откуда именно стала известной столь важная информация? Откуда известны столь точные данные именно про 70%, которые теоретически могут быть известны только из определенных бухгалтерских документов? Почему о подобной сенсации не сообщила южнокорейская разведка?
15 февраля во время встречи Хона с членами национального собрания депутат Вон Хе Ён от Демократической партии Тобуро потребовал от министра предоставить конкретные доказательства того, что доходы, которые КНДР получала от Кэсонского индустриального комплекса, шли на разработку ядерной программы Севера. Другой депутат от оппозиции Чон Сэ Гюн указал, что если правительство продолжало сотрудничество с Пхеньяном в Кэсоне, зная о вышеуказанном факте, то это является нарушением резолюций Совбеза ООН.
По выражению О. Кирьянова, Хона приперли к стенке. «Если у вас есть доказательства сказанного по поводу использования Пхеньяном денег, но не хотите открыто говорить из-за соображений секретности, то давайте проведем заседание в закрытом режиме, где вы уже сможете все показать. А если то, что вы сказали, не соответствует действительности
И тут власть попала в неприятную ловушку. Возможно, правые пытались таким образом лишний раз пнуть оппозицию и проводимый ею курс «политики солнечного тепла», который консерваторы считают безответственным задабриванием Севера. Действительно, Кэсонский комплекс появился при левых, и пока консерваторы были в оппозиции, многие из них критиковали его как заведомо убыточный политизированный проект, вливающий деньги в пхеньянский режим. Но тогда сразу же возникает вопрос: почему, придя к власти, они не закрыли комплекс немедленно или при первом серьезном обострении межкорейских отношений и почему, когда три года назад попытка закрыть комплекс была предпринята со стороны Севера, они громко заявляли, что не дадут бизнес в обиду и будут бороться за существование проекта. Ведь получается, что и консерваторы попустительствов
В результате уже 15 февраля 2016 г. Хон взял свои слова назад, заявив, что однозначных доказательств нет. Есть предположения, что Север использовал деньги подобным образом, но я не говорил, что этому есть безусловные свидетельства. Его сведения заключаются в том, что 70 процентов зарплаты северокорейских рабочих в Кэсоне поступали в распоряжение секретариата ТПК. В отношении их дальнейшего применения он выразил обеспокоенность, не делая конкретных выводов, и как потом использовал средства Пхеньян, южнокорейское правительство точно не знает. Так что его заявление было неверно передано и истолковано.
Похоже высказалась пресс-секретарь Минобъединения Чон Чжун Хи. Она заявила, что некие опасения были, «однако значение и эффект технопарка был признан и международным сообществом. Именно так все и следует понимать». После чего, как и Хон, отказалась отвечать на уточняющие вопросы, несмотря на довольно странные формулировки заявления.
Проблема, однако, в том, что попытки Хона оправдаться в стиле «Меня не так поняли» выглядят совсем некрасиво на фоне того, что видео с его высказываниями висят в сети, и по ним можно увидеть, что никакого искажения информации не было. Чиновник сказал именно то, что сказал.
Точку, однако, поставила в своем выступлении президент Пак Кын Хе, которая 16 февраля заявила о серьезнейших предположениях о том, что «большинство денег перетекали к правящей Трудовой партии, ответственной за ядерную и ракетную программу вместо того, чтобы быть использованы на улучшение жизни рядовых граждан». Иными словами, мы считаем, что деньги шли не туда, а есть ли тому доказательства, уже неважно – проект закрыт.
Такова очередная история про очередную сбитую на взлете утку, заставляющая задаться вопросом: «А каковы были действительные причины, по которым администрация Пак Кын Хе закрыла Кэсонский проект?». О них – в нашем следующем тексте.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
