EN|FR|RU
Социальные сети:

Антитеррористический закон Южной Кореи и споры вокруг него

Константин Асмолов, 19 декабря

8888434234234Продолжая рассказ о том, как в РК борются с международным терроризмом, хочется отметить дискуссии вокруг потенциального принятия специального закона по этому аспекту. Считается, что данный закон создаст юридическую платформу, которая позволит принять меры по его профилактике, и проект такого закона был направлен в Национальное собрание 14 лет назад, еще после теракта в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года. Однако он до сих пор не утверждён.

Это связано с тем, что оппозиционные силы, будучи в целом согласны с необходимостью принятия антитеррористического закона, выступают против расширения полномочий Национальной службы разведки. Пока в случае возникновения угрозы терроризма создаётся специальная рабочая группа во главе с премьер-министром, однако новый закон, продвигаемый правящей партией, предусматривает создание системы противодействия терроризму, главная роль в которой будет принадлежать Национальной службе разведки. В свете целого ряда скандалов, связанных с попытками спецслужб влезать во внутреннюю политику, это воспринимается как попытка увеличить свои полномочия, а главное, получить финансирование в противодействии этой угрозе.

Власти обосновывают необходимость принятия закона тем, что для ряда действий нет юридической базы, и нынешние законы не дают особо работать в этом направлении. Например, когда двое граждан РК пытались уехать на Ближний Восток и присоединиться к ИГ, все, что могла разведка, это отловить их в аэропорту и отобрать паспорта, лишив таким образом возможности выезда.

Не ясно властям и что делать с еще десятью корейскими пользователями, которые, судя по их активности в Сети, активно поддерживают идеи ИГ и выясняют, как попасть в боевики. По действующему законодательству контрразведка не может установить IP-адреса и проводить действия, связанные с полным раскрытием личной информации, так как подобные действия, оказывается (!), не являются преступными. И даже нелегального мигранта из Индонезии, открыто выступающего с экстремистскими заявлениями в Сети, можно только отправить на родину, не заводя против него уголовное производство.

За принятие закона выступает президент Пак Кын Хе, которая в очередной раз подчеркнула, что РК до сих пор не имеет своей юридической платформы для профилактики терроризма. Об этом знает не только весь мир, но и террористическая организация «Исламское государство». Однако политики, занятые своими спорами, не торопятся с принятием закона, фактически ставя под угрозу безопасность народа.

Но в связи с этим возникает ряд вопросов: если про индонезийского исламиста давно знали, отчего его взяли только после терактов в Париже, когда тема «зазвучала»? Как это спецслужбы не могут установить имена пользователей, если в РК давно нет анонимного интернета? Неужели террористическая деятельность без привязки к КНДР все это время не считалась заслуживающей наказания?

В общем, возникает вопрос – а что мешает переформатировать уже существующий закон о национальной безопасности, распространив его драконовские ограничения на хранение и распространение материалов, связанных с организациями вроде ИГ. Или получается, что доселе есть хорошие и плохие террористы?

В этом контексте можно вспомнить и Ким Ки Чжона, который в свое время пытался убить японского посла и получил за это всего три года условно, и разгорающийся скандал, связанный с гражданином РК, арестованным в Японии за взорванный туалет в храме Ясукуни…

Что еще делается в рамках борьбы с терроризмом не на словах, а на деле? Усилены меры безопасности в аэропортах и при посадке на скоростные поезда КТХ. Стали брать отпечатки пальцев у «зарубежных сограждан» – этнических корейцев с иностранным гражданством, закупают новое оборудование, усилили патрулирование – на новые меры выделено 100 млрд вон ( ок. 86 млн долл).

Пытаются решить вопрос с беженцами – с одной стороны, понятно, что среди них могут быть замаскированные боевики, с другой, Запад потихоньку давит на Южную Корею на предмет участия в общих программах по их приему. Пока, по поступающим сообщениям, с января по сентябрь 2015 г. в Южную Корею прибыло около 200 беженцев из Сирии, 65 из которых все еще сидят в Инчхонском аэропорту без какого-либо статуса.

Раскрутка упомянутого в предыдущей статье 32-летнего индонезийца, связанного с «Фронт ан-Нусра», привела к обнаружению еще трех граждан Индонезии, которые находились на территории Кореи и были связаны с исламистскими террористическими группировками. В ходе допроса некоторые из них признались в намерении «умереть, сражаясь против США и России», другие пытались собрать деньги для террористов и призывали к джихаду. Всех троих депортировали на родину по обвинениям в нарушении иммиграционного законодательства.

Все это довольно активно выплескивается на страницы СМИ, отчего среди граждан РК появляются признаки не присущей им ранее ксенофобии – в комментариях к статьям хватает враждебных реплик по отношению к мусульманам вообще или требований существенно ужесточить иммиграционный режим особенно относительно выходцев из мусульманских стран.

Подводя итоги: вероятность террористической угрозы в Южной Корее увеличилась, но не настолько, чтобы о ней можно было говорить серьезно. Можно допустить, что южнокорейские власти заранее «дуют на воду», но более приемлемой мне кажется версия, связанная с тем, что жонглирование террористической угрозой, как минимум, создает впечатление того, что на сей раз южнокорейские спецслужбы борются с невыдуманным противником и делают дело, однозначно полезное для страны. Именно об этом предупреждает оппозиция, считая, что полномочия, которые получат спецслужбы, будут использованы против левого движения.

Этим я хотел закончить, когда пришла очередная новость: «Глава разведки Южной Кореи не исключил сотрудничество КНДР с ИГ». Точнее, когда на очередном брифинге его спросили, может ли ИГ получать помощь и от КНДР, он ничтоже сумняшеся ответил: «Считаю такой сценарий возможным… Но доказательств этого нет». Классическое «все ложки на месте, но осадок остался».

Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».