Это не первая публикация автора по скандалу в Южной Корее, суть которого в следующем. В 2019 году двое северокорейских рыбаков были задержаны недалеко от морской границы в Восточном море. Они признались в убийстве 16 своих товарищей, находившихся в той же лодке, и выразили желание остаться в РК. Однако правительство сочло их преступниками и приняло решение вернуть обратно на Север.
С самого начала этой истории консервативный блок высказывал подозрения, что администрация Муна решила отправить рыбаков в КНДР против их воли в качестве «подарка», чтобы пригласить северокорейского лидера Ким Чен Ына на саммит Южная Корея-АСЕАН в Пусане. Когда власть поменялась, администрация нового президента Юн Сок Еля заявила, что репатриация может быть «преступлением против человечности», и пообещала раскрыть правду об этом деле.
Рассмотрение этого громкого скандала автором идет по двум направлениям. С одной стороны, можно анализировать его в контексте политической борьбы. С другой — стоит попробовать разобраться и в том, в какой мере тут можно говорить о нарушении закона, благо случай довольно запутанный и ставящий несколько вопросов.
Статус беженцев с Севера и вопрос о правомерности репатриации
Принимая решение о депортации, южнокорейское правительство аргументировало это тем, что, поскольку совершено тяжкое уголовное преступление, а сами беженцы представляют угрозу для жизни и безопасности южнокорейских граждан, по Закону о защите северокорейских беженцев они не подлежат защите. Кроме того, уголовные преступники не признаются беженцами в соответствии с международным правом.
Южнокорейский Закон о защите северокорейских беженцев гласит, что лица, совершившие серьезные преступления, такие как убийство, не имеют права на государственную защиту, субсидии и т.п. Однако это не обязательно означает, что правительство должно высылать северокорейских преступников.
В связи с этим министерство объединения заявило, что «трудно применять этот закон в качестве основания для репатриации в 2019 году», добавив, что в Южной Корее проживают 23 северокорейца, которые сбежали на Юг после совершения серьезных преступлений.
Однако насколько вообще правомерно считать перебежчиков беженцами? Конституция РК (статья 3) признает территорией страны весь Корейский полуостров и прилегающие острова и, таким образом, не признает Северную Корею законным государством. «Управление пяти провинций» продолжает существовать, и президент Юн недавно торжественно назначил губернаторов провинции Северный Хамген и провинций Южный и Северный Пхеньян, расположенных в Северной Корее.
Соответственно, перебежчики из КНДР юридически не определяются как беженцы и рассматриваются как южнокорейские граждане. Северокорейцы могут получать статус беженца в Китае и других странах, но не в Южной Корее.
15 июля, ссылаясь на отчет министерства объединения, представитель Демократической партии заявил, что репатриация 2019 г. не является чем-то необычным: единственное отличие дела рыбаков-убийц от других случаев заключается в том, что пара пыталась бежать из Северной Кореи после совершения жестокого преступления.
Оказывается, с 2010 по май 2022 года Северную разделительную линию (спорую морскую границу) 67 раз пересекло 276 северокорейцев, и в 47-и случаях 194 из них были отправлены обратно на Север. Одиннадцать случаев имело место при Ли Мен Баке, 21 случай при Пак Кын Хе и 15 случаев в правление Мун Чжэ Ина. При этом средний период до репатриации во всех случаях составлял 5-6 дней.
Однако демократ умолчал, что это НЕ были репатриации против воли. РК действительно часто возвращало северокорейских граждан, которые оказались на территории РК случайно и четко высказывали желание вернуться домой. Поэтому данный аргумент автор считает нерелевантным.
По данным министерства объединения, на сторону Южной Кореи перешли 23 впоследствии осужденных преступника из Северной Кореи, в том числе убийцы. Но в отличие от рыбаков-убийц, никто из фигурантов выше никогда не был репатриирован против их воли.
Итого: в этом вопросе консерваторы идут по букве закона (Северная Корея — это НЕ другая страна, а часть Южной; депортация собственных граждан неприемлема, как и применение к ним законов, касающихся беженцев), а демократы – по логике реальности. Де-факто Северная Корея была и остается независимой страной со своей собственной историей, политической и социально-экономической системами, руководством, культурой и т.д. Даже Организация Объединенных Наций приняла в 1991 году обе страны в качестве отдельных членов. Межкорейские обмены и соглашения между Севером и Югом тоже сами по себе легитимизируют статус КНДР не как «антигосударственной организации». Понятно, что эта двойственность осознается всеми (как и нужда в том, чтобы ее упорядочить и пересмотреть некоторые формулировки) но пока серая зона дает двоякие толкования.
Проведение расследования по факту массового убийства с особой жестокостью
Перед тем как решать вопрос, «должны ли быть допущены в страну перебежчики, совершившие тяжкое преступление», стоит подтвердить факт преступления.
Консерваторы утверждают, что решение о репатриации было принято на основании данных или даже запроса КНДР, демократы — что с Севером связывались уже после того, как рыбаков признали преступниками, после чего Север запросили, готов ли он их принять.
Кроме того, после того, как северокорейцы переберутся в Южную Корею, они должны пройти совместный допрос со стороны органов безопасности, включая Национальную разведывательную службу (NIS), военных и Министерства объединения. Этот допрос занимает время, и даже если по его итогам северокорейским перебежчикам не разрешают жить в Южной Корее, они могут подать жалобу министру объединения в течение 90 дней.
Затем, если перебежчики подозреваются в совершении тяжкого преступления, они должны быть наказаны по законам РК после разбирательства. Статья 27,1 Конституции РК гласит: «Все граждане имеют право быть судимыми в соответствии с Законом судьями, квалифицированными в соответствии с Конституцией и Законом», причем теоретически в соответствии со статьей 3 Конституции южнокорейские суды могут осуществлять юрисдикцию в отношении убийства, совершенного на территории КНДР (что они иногда и делают, устраивая судебные процессы против руководства Севера).
Но в данном случае разбирательство заняло максимум три дня, что на полноценное расследование не тянет.
К этому добавляются технические вопросы. Как именно убили капитана и еще 15 человек на лодке 16 метров в длину, 3,7 метра в ширину и водоизмещением 17 тонн?
Демократы утверждают, что в долгом расследовании не было нужды. Во-первых, рыбаки признались сами, во-вторых, факт убийства подтвердили перехваченные северокорейские переговоры. Что же до полноценного расследования, то, учитывая недостаток улик и отсутствие свидетелей, передача дела в суд представлялась маловероятной.
Более того, некоторые добавляют, что, дойди дело до суда, рыбаков-убийц вообще могли бы оправдать. Во-первых, могло не хватить доказательств, после чего сработала бы презумпция невиновности. Во-вторых, при ангажированном адвокате (который бы скорее всего у них появился) признания можно было дезавуировать заявлениями про давление со стороны властей, а потом к делу подключилась бы политическая конъюнктура.
Итого: неприятная история, которой пользуются консерваторы. С одной стороны, признания самих убийц и первичного осмотра лодки было, видимо, достаточно, чтобы установить факт преступления, и поняв, что это за публика, вернуть убийц в КНДР. С другой стороны, презумпция невиновности существует, а признание отнюдь не «царица доказательств», — технически рыбаков-убийц никто не признал убийцами официально, а значит, можно заявлять, что раз убийство не доказано, значит, на Север отправили невиновных.
Наказание за массовое убийство с особой жестокостью на Севере и Юге
Критики решения предыдущей администрации ссылаются на то, что Южная Корея подписала Конвенцию ООН против пыток, запрещающую отправку людей в страну, где им грозят пытки и жестокое обращение. «Правозащитники» вроде Сюзанны Шолте (председатель Коалиции за свободу Северной Кореи и лауреат Сеульской премии мира) или Фила Робертсона (Эмнисти Интернешнл) заявляют, что «чиновники знали, что отправляют их обратно на верную смерть (что равносильно соучастию в убийстве)» или жуткие пытки, так как «очевидно, что Северная Корея пытает людей, особенно тех, кто сбежал за границу». А поскольку в 1992 году Южная Корея ратифицировала Конвенцию ООН о беженцах, а в 1995 году — Конвенцию ООН против пыток, она связана своим собственным обязательством не отправлять беженцев или лиц, ищущих убежища, обратно в места, где они могут подвергаться опасности. Таким образом, налицо явное нарушение международного права.
Этот аргумент нейтрализуется элементарной попыткой сравнить наказания за этот проступок в КНДР и РК. Статья 266 УК КНДР «Умышленное тяжкое убийство» с отягчающими обстоятельствами в виде числа жертв и способа их убийства карает за совершенное рыбаками преступление пожизненными исправительно-трудовыми работами или смертной казнью.
Статья 65 «Измена Родине», которую, как считается, могли бы вменить рыбакам после репатриации, тоже «дает» пожизненное или высшую меру – но только в случае «тяжких последствий»; без них — исправительно-трудовые работы на срок от пяти лет.
Статья 250 Уголовного кодекса РК «Убийство» предполагает наказание «в виде смертной казни, каторжных работ пожизненно или на срок не менее пяти лет». С учетом отягчающих обстоятельств выбор наказания аналогичен северному. Единственное исключение – на Юге существует неформальный мораторий на смертную казнь, но рискну предположить, что если бы само преступление произошло к Югу от 38 параллели, НГО уже заявляли бы об экстраординарной ситуации, которая требует отмены моратория – мы знаем это по иным случаям жестоких убийств с куда меньшим числом жертв.
Итого: Если вынести за скобки то, что в РК обычно не применяется смертная казнь (хотя для такого могли сделать исключение), то наказание за жестокое убийство группы лиц на Севере и Юге идентично, и потому тезис «администрация Муна отправила рыбаков на смерть» политически ангажирован.
«Неискренность» и «преступления против человечности»
Обе стороны любят использовать в этом деле некорректные или эмоционально окрашенные формулировки, некоторые из которых еще и по-разному трактуются. Это касается и выражения формулировки «искреннее желание сбежать». Демократы понимают под этим то, что при побеге главной мотивацией бегущего является желание обрести свободу, а не желание избегнуть наказания, и потому про искренность речь не идет. Консерваторы же считают, что их желание сбежать было вполне искренним, так как они ОЧЕНЬ хотели не быть казненными за убийство.
Лицемерна и формулировка «преступления против человечности / crimes against humanity». Во-первых, формально под такими преступлениями подразумеваются действия, которые целенаправленно совершаются государством или от имени государства в рамках широкомасштабной или систематической политики, чего в данном единичном случае не видно. Во-вторых, с учетом сравнения наказаний речь может идти разве что о предположениях, что рыбаков-убийц ждало особо жестокое обращение. Новости об их судьбе (которые, разумеется, уже появились в консервативных СМИ со ссылкой на анонимных корреспондентов с Севера) исходят из невалидных источников (с учетом того, как не подтверждались предыдущие сообщения) или мнения ангажированных экспертов «очевидно, что их будут страшно пытать и казнят вместе с семьями».
Тайное и ни с кем не согласованное действие?
Консерваторы любят рассказывать о том, что репатриация была ни с кем не согласована и общество узнало о ней случайно после того, как на экране смартфона заместителя начальника Управления национальной безопасности высветилось сообщение от военного, которого сфотографировал журналист.
24 июля депутат-консерватор Тхэ Ен Хо даже заявил, что курирующее ДМЗ объединенное командование отклонило просьбу правительства о сотрудничестве в репатриации северокорейцев пять-шесть раз и предупредило, что любое использование веревок и повязок на глазах полностью запрещено (после чего рыбаков выдали волевым решением).
Но это не так. Бывший советник по национальной безопасности Чон Ый Ен говорил, что правительство решило осуществить депортацию после консультаций с соответствующими правительственными министерствами. Это, в частности, подтвердило министерство юстиции РК, которое около полудня 7 ноября 2019 года, незадолго до репатриации, проверяло законность этого факта. Как сообщил представитель министерства 20 июля 2022 г., оно не нашло оснований для отправки их обратно, даже несмотря на то, что по закону они не имели права на государственную защиту как преступники. Минюст постановил, что их трудно депортировать в соответствии с Законом об иммиграции, который применим только к иностранцам, но заявил Голубому дому, что депортация северокорейцев неизбежна. Тут, правда, стоит отметить, что решение принималось фактически одновременно с процессом депортации и в какой мере консультации носили формальный характер с ожидаемым результатом — вопрос.
Затем, и это подтвердил нынешний министр обороны Ли Чон Соп, Командование Организации Объединенных Наций (UNC) все-таки репатриацию одобрило. Процесс выдачи, напомним, состоялся в деревне Пханмунчжом, где было заключено межкорейское перемирие, и прибыть туда без одобрения UNC невозможно. Это важный момент, так как командование и впрямь курирует все, что проходит через границу, и во время межкорейского потепления администрация Муна часто ссылалась на то, что «мы были готовы на большее, но UNC не пущает».
***
Если же подводить итоги в целом, то где-то к истине ближе позиция демократов, где-то консерваторов. Как отмечает в «Корея Таймс» эксперт по организационной культуре из Вашингтона Джэйсон Лим, «суть спора заключается не столько в факте совершения преступлений, сколько в надлежащей правовой процедуре».
Большая часть проблем связана с двойственностью статуса КНДР, создающей серую зону толкований, а также идеологическими штампами, которые принимаются за факты. Новые данные, возможно, прояснят картину, но следует помнить, что в этой истории «врали и врут обе стороны» — каждая по выгодному ей поводу. Но если идти исключительно по букве закона, у консерваторов появился весомый повод ударить по своим противникам: положенного расследования, которое бы официально установило факт убийства, не проводилось, а выдача «своих» граждан – нарушение Конституции. Похоже, демократы привыкли действовать по принципу «всем же очевидно, а значит, и так сойдет», которым они пользовались со времен Свечной революции, но здесь это их подвело.
Что привело к тому, что рыбаков-убийц выдали так быстро и без полной процедуры расследования, без дополнительной информации, неясно – возможно, и впрямь политическая конъюнктура, но автор полагает, что этические соображения перевесили букву закона, и жестоким преступникам решили дать соответствующее наказание. Неслучайно массы, которым этическая позиция ближе легистской, поддерживают этот шаг. Проведенный 22 июля опрос показал, что «хорошим решением» выдачу рыбаков считают 58,9% против 33,5%.
Отдельно отметим сервильность системы – то, как при новой власти и министерство объединения, и минюст активно «колеблются вместе с генеральной линией», заявляя, что «еще тогда были против». При этом эти колебания связаны со сменой власти, а не с тем, что в деле всплыли новые факты.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Китая и современной Азии РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».