Ирак собирается отметить свое 100-летие государственности 23 августа 1921 года, когда Фейсал бен Аль-Хусейн, сын шарифа Мекки, был провозглашен королем только что искусственно созданного королевства. Сам будущий король был вывезен Великобританией из Хиджаза (ныне провинция Саудовской Аравии) после Первой мировой войны. Фейсал был выбран британскими колониальными чиновниками пятью месяцами ранее на Каирской конференции по совету Т. Лоуренса в качестве награды его семье за ее роль в оказании помощи союзным державам в разгроме турецких войск. Это событие было отмечено как дата основания Королевства Ирак под британским мандатом с частичным суверенитетом.
В 1932 году была провозглашена независимость Ирака, но реальная власть во многом осталась у Великобритании, нефтяные месторождения находились в концессии консорциума Turkish petroleum. В 1948 году английское правительство навязало Портсмутский договор, дававший право оккупировать страну в случае военной угрозы. В 1955 году Ирак подписывает Багдадский пакт, в 1958 году происходит революция и королевский режим пал, а страна была провозглашена республикой.
При других обстоятельствах столетие основания современного Ирака было бы отмечено как крупное национальное событие и подходящий момент для того, чтобы побудить иракцев гордиться своей недавней историей. Но не ожидается, что толпы в красочной одежде соберутся на главных площадях Багдада, чтобы отпраздновать годовщину основания, а также не ожидается, что многочисленные военные духовые оркестры будут играть или хоры петь на празднествах. Правящие политические фракции в Ираке даже предложили объявить не 23 августа, а 3 октября национальным днем Ирака, отмечая ту дату, когда страна в 1932 году была принята в Лигу Наций в качестве независимого государства.
По мере того как Ираку исполняется 100 лет и он остается в ловушке многочисленных трудностей, у многих профессионалов, экспертов, да и простых людей возникает насущный вопрос: является ли Ирак действительно единым государством, и если да, то достиг ли он чего-нибудь как страна, достойная празднования своего столетия? Этот спор об иракском государстве возник не из-за его подрыва государственности сектантскими олигархами, захватившими правительство после наглого вторжения «демократических» США в страну в 2003 году. Вместо этого он имеет свои корни в шаткой политической структуре, построенной элитами после обретения независимости, сформированной британцами для себя и под британской оккупацией. Вместо того чтобы участвовать в государственном и национальном строительстве и в распространении демократии, колониальные правители страны были больше заинтересованы в сохранении британской власти и в воспитании политического класса, подчиненного их правлению, которое полностью потеряло доверие иракцев к ним.
Отчасти проблема заключалась и в самом Фейсале. Он был избран королем Ирака британскими колониальными властями, которые реорганизовывали управление британскими ближневосточными интересами после Первой мировой войны. Фейсал — третий сын Хусейна, хашимитского эмира Мекки, не имел никаких родственных связей или исторических корней во вновь созданном Ираке из трех вилайетов (провинций), которые были частью Османской империи. Иракцы не знали своего короля и не проявляли никакой любви к человеку, которого считали британской марионеткой. Именно этот организованный англичанами союз между вновь созданными элитами и монархией был вопиющим иностранным вмешательством. Лондон задумал автократическую структуру якобы независимого Ирака, и она оставалась сложным препятствием для его эволюции как функционирующего образования в качестве государства.
Выходя в мир, новое иракское государство столкнулось с огромными трудностями, когда оказалось, что его отцы-основатели не слишком потрудились склеить свои многоконфессиональные и многоэтнические группы в единую национальную идентичность. Ключевая проблема заключалась в том, что британская колониальная власть отдавала предпочтение арабам-суннитам, составлявшим тогда всего около 20% населения, а не шиитскому большинству и этническим курдам, постоянно восстававшим против британского колониального правления. «Политическая инженерия», которую применила Великобритания в Ираке, не только не смогла создать современное демократическое государство для нации, но и повлияла в дальнейшем на постколониальную систему и поведение правящей элиты, которая на какой-то период оказалась тесно привязанной к Лондону.
Иракские марионетки, которым их британские колониальные хозяева передали политическую власть, не выбрали демократию, а скорее превратили провозглашенную конституционную систему в автократию, иногда казавшуюся немногим больше, чем правление небольшой кучки семейных слуг. В течение следующих четырех десятилетий политические и бюрократические классы становились все более коррумпированными и неэффективными, боролись за сохранение автократического государства перед лицом растущего сопротивления многих в иракском обществе, которые выступали за демократическое правительство, с тем чтобы заменить постколониальный порядок, введенный англичанами.
В 1958 году высшие офицеры иракской армии свергли монархию, жестоко убили молодого короля, внука Фейсала, многих других членов бывшей королевской семьи, высших политических лидеров и заменили прежнее правительство на правление военных путчистов во главе с Абдель Керим Касемом. Независимо от революционных и националистических ожиданий, которые он вызвал, переворот подорвал переход к демократии в Ираке и, таким образом, стал политическим динамитом, торпедировавшим модернизацию и демократизацию страны. В период с 1958 по 1968 год страной почти непрерывно управляла фракционная и разрозненная военная каста, которая создала застойный политический ландшафт, характеризующийся политической нестабильностью и склонный к авторитаризму. Это было еще одно потерянное десятилетие в стремлении иракцев взять на себя ответственность за свою собственную историю и создать жизнеспособное процветающее государство.
Переворот иракской партии Баас в 1968 году стал вехой, когда часы политической эволюции Ирака полностью остановились, и государство начало скатываться к однопартийному правлению, переплетенному с идеологической диктатурой. Новый режим сделал панарабский национализм главной идеологией государства, тем самым углубив кризис идентичности Ирака. Когда Саддам Хусейн захватил власть в результате дворцового переворота в 1979 году, партия стала жизненно важным инструментом для привития лояльности его безжалостному авторитарному правлению, а также для содействия контролю над государственным аппаратом наряду с военными и всепроникающими службами безопасности. Копируя режим его коллеги по партии Баас в Сирии, бывшего президента Сирии Хафеза Асада, Саддам предпринял усилия по персонализации своего правления, подготовив двух своих сыновей Удая и Кусая, чтобы они стали его преемниками в том, что многие называли “династией Саддама” или “наследственной республикой”, повернув политические часы Ирака назад к 1921 году.
Агрессия США против Ирака в 2003 году оставила незаживающий кровавый след в истории страны, полностью разрушив государственный механизм. В послужном списке «великой демократии» – массовые убийства в Мукарадибе, в Хадите, применение запрещенного конвенцией ООН белого фосфора во время штурма Фаллуджи (погибших больше 1,5 тысяч мирных жителей) и, конечно, бесчеловечные пытки иракцев в тюрьме Абу-Грейб. Вместе с тем все эти события подчеркнули тот факт, что более чем через 80 лет после своего основания иракское государство прогнило до основания, поскольку оно не смогло отразить иностранное вторжение и последующую оккупацию, опустившись до состояния национального унижения. На самом деле иракские солдаты и народ не стали сражаться против американских захватчиков потому, что хотели избавиться от Саддама и его режима, который захватил государство и превратил его в семейное предприятие. Государство рухнуло, потому что оно было слишком слабым и истощенным, чтобы противостоять разделениям и насилию, вызванным американским вторжением, и этот процесс продолжает отражаться на жизни страны и по сей день.
В связи со столетием иракского государства и тем, достойно ли оно празднования, остается вопрос: по-прежнему ли иракцы верят в свое государство? Это правда, что страна не была продана или распалась, но вопрос, сможет ли она пережить нынешние многочисленные штормы и невзгоды, остается предметом спекуляций. Глядя на ряд социально-политических изменений, которые подорвали сплоченность иракского государства, нетрудно прийти к выводу, что сектантство, этническая принадлежность и трайбализм стали нормами, которые подорвали национальную идентичность и сплоченность народа в едином государстве. Ирак, несмотря на свои колоссальные нефтяные богатства, также погряз в экономических неудачах, неэффективности, коррупции и политических беспорядках.
Сегодня любая эйфория в связи с празднованием 100-летия иракского государства сменилась апатией, отраженной в широко используемой фразе “ла даула” или «нет государства», которую используют иракцы, рассматривающие свое государство как несуществующее. По всему Ираку отсутствие государственной власти, насилие и беспорядки являются нормой, и разнообразные люди, группы и религиозные институты сами участвуют в охране повседневной жизни людей и пространства, в котором они живут. В лучшем случае эти негосударственные субъекты могут все еще имитировать символы, материалы и обязанности государства в попытке укрепить свои собственные претензии на государственную власть. В худшем случае иракское государство, возможно, уже исчерпало свой ресурс и исчерпало пространство, необходимое для начала процесса восстановления.
Но все же хочется пожелать иракцам воссоздать свое мощное государство, в котором народ будет чувствовать себя свободным и независимым, наслаждаясь своими огромными нефтяными богатствами.
Виктор Михин, член-корреспондент РАЕН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
