Прежде всего в очередной раз подчеркнём, что крайне важный для ситуации в Индо-Тихооканском регионе процесс разрядки напряжённости в отношениях между Индией и Пакистаном находится с февраля с. г. именно “на пути”, причём в самом его начале. Напомним также о де-факто ядерном статусе обеих стран, которые с момента обретения независимости (в конце 40-х годов прошлого века) позиционируются как, казалось бы, безнадёжные оппоненты.
Однако уровень напряжённости двусторонних отношений в течение всего этого времени колебался в достаточно широких пределах. Последний период их резкого обострения следует отсчитывать с лета 2019 г., когда в Индии были проведены известные административные изменения в штате Джамму и Кашмир, главном “яблоке раздора” в индо-пакистанских отношениях.
Отметим, что примерно тогда же началось очередное падение “синусоиды” отношений Индии с КНР, то есть ныне с основным союзником Пакистана. К лету прошлого года процесс указанного падения приблизился к черте, за которой вырисовывался полномасштабный вооружённый конфликт между уже двумя азиатскими гигантами. Выход из этого опасного состояния (видимо, с осени прошлого года и в основном “непублично”) происходит в формате всего треугольника “Индия-КНР-Пакистан”.
В начале февраля с заявлением о необходимости “протянуть руку мира по всем направлениям” выступил командующий сухопутными силами Пакистана генерал К.Д. Баджва. 24 февраля военными представителями обеих стран было подписано соглашение о прекращении огня на так называемой “Линии фактичеcкого контроля” (Line of Actual Control), которая отделяет от Пакистана индийский штат Джамму и Кашмир. На следующий день состоялся телефонный разговор между министрами иностранных дел Индии и КНР, что стало первым двусторонним контактом такого уровня с сентября 2020 г., когда оба министра встречались в Москве на мероприятии в рамках ШОС.
О своевременности запуска процесса разрядки напряжённости в индо-пакистанских отношениях свидетельствует опасная ситуация, сложившаяся к февралю 2021 г. в районе LoAC. Всего за предшествующий год индийская сторона зафиксировала свыше 4600 разного масштаба нарушений (“со стороны Пакистана”) режима прекращения огня, то есть в среднем порядка 12 в день.
Сделаем к этой информации две важные оговорки. Во-первых, она скорее иллюстрирует ситуацию в целом на (квази)границе протяжённостью порядка 750 км, отделяющей индийский штат Джамму и Кашмир от пакистанской провинции Гилгит-Балтистан, но вряд ли проясняет (как всегда в подобных конфликтах) вопрос, “кто начал, а кто ответил”.
Во-вторых, правоохранительные органы штата Джамму и Кашмир связывают (прямо или косвенно) с Пакистаном продолжающиеся теракты на подведомственной территории. В конце марта жертвами очередной вооружённой вылазки боевиков стали два чиновника небольшого городка, расположенного в 50-и км от столицы штата Сринагар.
К месту представляется в очередной раз высказать авторское сомнение относительно существования некоего специфического явления под названием “терроризм”. Есть террористический метод борьбы, который используется в определённых целях теми или иными участниками игры на мировой политической арене. Причём далеко не всегда понятно, кто эти “участники” и каковы их (реальные) “цели”.
В ходе возобновившейся с марта переписки с пакистанскими коллегами именно теракты в штате Джамму и Кашмир подразумеваются высшими должностными лицами Индии в качестве главного препятствия позитивного развития двусторонних отношений. В частности, достаточно отчётливо тема необходимости предварительного создания “благоприятных условий” (в целях дальнейшего прогресса двусторонних отношений) просматривается в послании, с которым 23 марта к пакистанскому коллеге И. Хану обратился премьер-министр Индии.
В ответ со стороны Пакистана, как правило, говорится, во-первых, о своей непричастности и “внутренней” природе терактов в штате Джамму и Кашмир, а также, во-вторых, о необходимости восстановления в нём ситуации, предшествовавшей упомянутым выше преобразованиям 2019-го года. Последнее тоже рассматривается в качестве предварительного условия для дальнейшего развития обозначившегося позитива в двусторонних отношениях. Примерно в таком духе в середине марта высказался тот же генерал К.Д. Баджва, заявивший также о том, что Исламабаду и Дели пора “похоронить прошлое и двигаться вперёд”.
Хорошие слова. Дело только за их практической реализацией, в которой, впрочем, уже сделаны первые важные шаги. О некоторых из них говорилось выше. Свидетельством улучшения общей картины пакистано-индийских отношений служит также сообщение об уже осуществлённых поставках в Пакистан 45 миллионов доз изготовленной в Индии противокоронавирусной вакцины Covishield. Ещё 16 миллионов доз будут поставлены к июню.
Однако сохранение в двусторонних отношениях принципиальных расхождений в оценках природы значимых проблем предопределяет прямо противоположные экспертные оценки перспектив наметившегося процесса снятия (излишних) напряжённостей между двумя ядерными державами региона Южной Азии. С учётом общей неопределённости ситуации на столе “Большой мировой игры” любые прогнозы относительно дальнейшего развития отношений между ними остаются в области гаданий.
Тем не менее, представляется уместным высказать некоторые соображения на тему возможной трансформации внешнеполитического курса одной из ведущих мировых держав, каковой уже является Индия. После снятия особо острой напряжённости в отношениях с Пакистаном и КНР руководство страны оказалось перед принципиальной развилкой в выборе вектора дальнейшего движения на внешнеполитической арене.
Одно направление предполагает развитие наметившегося позитива в отношениях с обоими крупнейшими соседями и придания этому процессу всестороннего характера. Что вполне вписывалось бы в общий принцип “азиатские проблемы должны решаться азиатскими странами”.
В первую очередь должны решаться территориальные проблемы, которые лежат в основе всех прочих региональных “болячек”. Базой такого решения (неизбежно болезненно-компромиссного) может быть только взаимное принятие сложившегося статус-кво. Хотя важное значение имеет и позитивное разрешение некоторых внутренних проблем, прежде всего в сфере межрелигиозных отношений.
Второе направление сводится к положительному ответу на вполне прозрачные сигналы, исходящие как из США, так и от некоторых ведущих европейских стран (главным образом, Великобритании и Франции), об активном подключении Индии к тем или иным многосторонним конфигурациям достаточно откровенной антикитайской направленности. Звучит, например, авторитетное мнение о возможности некоторой кооперации с НАТО, обозначившего недавно Китай в качестве одного из главных источников озабоченностей данного альянса. Но следование этому второму направлению почти наверняка сделает временной нынешнюю разрядку в отношениях Индии с КНР и Пакистаном.
В условиях обострения отношений Китая с обобщённым (но всё более призрачным) “Западом” у Дели сужается пространство для маневрирования между этими двумя внешнеполитическими векторами. На авторский взгляд, проявлением такого маневрирования является усиление в последнее время европейской компоненты во внешней политике Индии. Говорится даже о “европейском 2021-ом годе” активности Дели на внешнеполитической арене.
Однако эта последняя тема заслуживает отдельного комментирования.
Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
