17-18 января с. г. Председатель КНР Си Цзиньпин совершил официальный визит в Мьянму, который состоялся по приглашению президента этой страны Вин Мьина и стал первым подобного уровня за последние 20 лет. И хотя в центре переговоров китайского лидера с (фактическим) руководством Мьянмы находилась сфера экономической кооперации, но наибольший интерес у комментаторов вызвали как раз политические аспекты данного визита.
Последние всегда тесно переплетены с экономическими аспектами межгосударственных отношений. Но особенно это верно для ключевой политико-экономической концепции современного Китая Belt and Road Initiative (BRI), в реализации которой, как следует уже из предварительного анализа итогов визита Председателя Си в Мьянму, достигнут очередной и крайне важный прорыв.
Отметим прежде всего политический момент, выбранный лидером второй мировой державы для официальной поездки в страну, которая де-факто находится в состоянии, близком к определению “политическая изоляция”. Данное состояние организовано мировым “правозащитным движением”, тесно встроенным в политическую систему обобщённого “Запада”. Правда, всё более эфемерного.
На плохом счету у него Мьянма (до 1988 г. “Социалистическая республика Бирманский Союз”) пребывала более или менее всегда. В том числе по причине многодесятилетнего контроля военными политической системы страны. Благодаря чему, добавим, только и удавалось как преодолевать разнообразные внутриполитические кризисы (не раз угрожавшие целостности Мьянмы), так и проводить позитивные социально-экономические преобразования.
На короткое время негативный образ страны (в глазах всё того же “Запада”) сменился на прямо противоположный, когда на парламентских выборах 2012 г. победила партия “Национальная лига за демократию”, возглавляемая Аун Сан Су Чжи, которую военное руководство длительное время содержало под домашним арестом. В 1990 г. она была удостоена Нобелевской премии мира и превращена мировым “правозащитным движением” в икону для всеобщего почитания.
Впрочем, “правозащитников” быстро постигло горькое разочарование, когда выяснилось, что госпожа Су Чжи, перейдя из оппозиции на ответственные государственные должности, фактически оказалась в ключевых вопросах внутренней политики на стороне военных. Которые, отметим, продолжают (не столь, конечно, явно, как ранее) выполнять всё ту же роль гаранта государственной стабильности.
“Правозащитники” и вовсе пришли в ярость, когда госпожа Су Чжи отказалась подыгрывать им в проблематике рахинджа, зародившейся много десятилетий назад и принявшей крайне острый характер для страны в целом. Что касается рахинджа, то для двух третей (из общей численности чуть более миллиона человек) этого национального меньшинства Мьянмы она имела и вовсе трагические последствия.
Отметим, однако, что согласно специальному исследованию, опубликованному в январе с. г. правительством страны, рахинджа являются жертвами войны, но не геноцида.
Примерно с этой исходной позиции госпожа Су Чжи выступила 11 декабря 2019 г. на заседании Международного суда в Гааге, куда отправилась добровольно.
В условиях, повторим, почти непрерывной политической блокады и травли важное символическое значение приобрела встреча Председателя Си как с госпожой Су Чжи, так и лидером военных Мьянмы генералом Мин Аун Хлайном. Впрочем, оба государственных деятеля и ранее встречались с китайским лидером во время поездок в КНР.
Кстати, у Пекина имеются свои, схожего (“правозащитного”) плана проблемы в отношениях всё с тем же “Западом”. Речь идёт о непрекращающихся разнообразных атаках на КНР в связи с ситуацией в Синьцзян-Уйгурском автономном районе и Гонконге.
Таким образом, главным политическим итогом прошедшего визита Си Цзиньпина в Мьянму явилась демонстрация помощи стране и её руководству, оказанная вторым мировым игроком. Недвусмысленным образом она прозвучала на встрече с президентом Вин Мьином, в ходе которой высокий гость, в частности, сказал: “Китай твёрдо поддерживает следование Мьянмы такому пути развития, который отвечает её национальным особенностям”.
Указанная поддержка представляется особенно своевременной, принимая во внимание повышенную активность ООН-ских “правозащитных” структур в связи с проблемой рахинджа.
Однако в долгосрочном плане, возможно, даже большее значение приобретает центральный пункт итогового Совместного заявления, где говорится о двустороннем соглашении с целью “ускорения” создания “Экономического коридора Китай-Мьянма” (China—Myanmar Economic Corridor, CMEC) как “критически важной части BRI”.
И здесь потребуются некоторые пояснения. Дело в том, что упомянутой “критически важной частью BRI” длительное время рассматривался существенно более амбициозный проект другого (“мультимодального”) коридора Bangladesh—China—India—Myanmar (BCEM). Коридор BCEM должен был соединить городской округ Куньмин юго-западной китайской провинции Юньнань с одним из крупнейших городов Индии Калькутта на берегу Бенгальского залива. Лишь “веткой” BCEM (мог, но необязательно) оказаться CMEC.
Для Китая BCEM предоставил бы возможность короткого, сухопутного выхода в акваторию Индийского океана не только через Калькутту, но и через ответвление в Читтагонг – главный порт Бангладеш. То есть BCEM приобрёл бы столь же важное значение (не только экономическое, но и политико-стратегическое), как строящийся сейчас “Китайско-Пакистанский экономический коридор” (КПЭК), соединяющий западные провинции КНР с портом Гвадар на берегу Аравийского моря.
С необходимостью реализации BCEM были согласны все, кроме Индии. По достаточно очевидным (политического плана) соображениям, не раз обсуждавшимся в НВО.
Теперь же новой “критически важной частью BRI” назначается коридор CMEC, который соединит тот же китайский Куньмин, но уже с мьянманским городом Кьяукпью, столицей штата Ракхайн, на территории которого, кстати, (ранее) проживали рохинджа. Как Читтагонг и Калькутта, Кьяукпью расположен на берегу Бенгальского залива, то есть предоставит КНР те же возможности выхода по суше в акваторию Индийского океана.
Для этого придётся потратиться (в объёме порядка 1,3 млрд долл.) на превращение нынешнего захудалого городка (с численностью населения около 45 тыс. человек) в полноценный морской порт. Кьяукпью будет связан с китайской провинцией Юньнань (которую, кстати, на обратном пути из Мьянмы посетил Си Цзиньпин) сетью современных автомобильных и железных дорог с сопутствующей промышленно-энергетической инфраструктурой.
Не исключено, что одним из важных следствий реализации данного грандиозного проекта станет создание условий (жильё, рабочие места) для возвращения из Бангладеш порядка 700 тыс. рахинджа, бежавших в эту страну из штата Ракхайн осенью 2017 г. Но с надеждами на обретение государственной самостоятельности особо непримиримым рахинджа придётся, конечно, расстаться.
Исходя из складывающихся в регионе политических реалий, оказалась ожидаемой негативно-настороженная реакция в Индии на сам факт, и тем более итоги визита китайского лидера в Мьянму. На эту страну у Дели свои виды, достаточно чётко обозначенные премьер-министром Нарендрой Моди в ходе встреч всё с теми же руководителями Мьянмы.
Однако теперь перед Индией вырисовывается перспектива оказаться в “вилке” из двух “коридоров” (BCEM и КПЭК), исходящих из КНР. С позиций стороннего наблюдателя отметим, что указанную перспективу можно было бы рассматривать в качестве источника крайне привлекательного позитива. При отсутствии, конечно, разного рода опасений в отношениях Дели с Пекином (а также Исламабадом).
Но у руководства Индии свои соображения по комплексу проблем в отношениях с КНР, и оно не нуждается в чьих-либо “посторонних” советах.
Что касается реакции на визит в Мьянму Председателя Си Цзиньпина со стороны Японии, то есть другого ведущего регионального игрока, то на официальном уровне она не последовала. Хотя китайский официоз Global Times ссылается на газету Asahi Shimbun, которая якобы располагает информацией о настороженной оценке данного визита, высказанной неким сотрудником МИД Японии.
Токио сейчас готовится к поистине судьбоносному событию, каковым, несомненно, станет визит в Японию китайского лидера, намеченный на “весну” с. г. На особую важность данного события указал 17 января в ходе пресс-конференции министр иностранных страны Тосимицу Мотэги.
В целом же поездка Председателя КНР в Мьянму (казалось бы, страну “третьего-четвёртого” уровня значимости) затронула целый спектр острых проблем, которые возникли в последние годы в регионе Индийского и Тихого океанов.
Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
