Опубликовав в свое время тексты о военной реформе в Южной Корее и вопросах военного сотрудничества РК и США, обратим внимание на постоянные заявления консервативных кругов о том, что «реформы Муна льют воду на мельницу Севера». По их мнению, Мун, как тайный сторонник Севера, намеренно снижает обороноспособность страны и престиж вооруженных сил. Так ли это?
Начнем с самого яркого индикатора — военных расходов. Военный бюджет страны на 2019 год вырос на 8,2%, составив 46,7 триллионов вон /41,6 (по иному пересчету курса валют млрд долларов, что ставит РК на 9-10 место в мире, которое она делит с Францией.
Нынешнее увеличение военных расходов является самым высоким с 2008 года, когда отметка составила 8,8%. Самое большое за последние 10 лет увеличение в 13,7% отмечено относительно повышения обороноспособности и поддержания боевого арсенала армии.
15,3 триллиона из этих денег пойдут на «усиление оборонительных возможностей» (закупку вооружений, рост на 13,7%). Доля этих расходов 32,9% в общих расходах на оборону самая высокая с 2006 г. Больше всего (на 16,4%, до 5,78 трлн) вырастет графа «на создание трёхкомпонентной системы обороны», которая включает в себя Korea Massive Punishment and Retaliation (план по обезглавливанию руководства КНДР), Kill Chain (ударную платформу для обнаружения и упреждающему уничтожению средств нападения противника и систему ПВО/ПРО.
Бюджет предусматривает 32,7 млн долларов на установку воздухоочистительного оборудования в армии с целью защиты здоровья военнослужащих от микропыли. Кроме того, бюджет предусматривает расходы в размере 42,2 млн долларов на новое обмундирование.
Сообщается, что в процессе рассмотрения военного бюджета он был снижен на 218,6 млн долларов. Но депутаты от правящих и оппозиционных сил увеличили на эту же сумму объём расходов на повышение боевой мощи и на нужды соцобеспечения военнослужащих. Поэтому военный бюджет РК на 2019 год сохранил первоначальный объём, представленный правительством. Указывается, что отражены все пункты, связанные с планом «реформы системы обороны 2.0», который включает меры по противодействию угрозам безопасности, передачу Сеулу оперативного контроля над своими войсками в военное время, новые исследования и разработки в оборонной области, а также активизацию оборонной промышленности.
Далее, 11 января 2019 г. министерство обороны РК опубликовало доклад о планах на ближайшие 5 лет. Этот документ включает все основные сферы деятельности военного ведомства. Нынешний план отличается увеличением среднегодового роста военных расходов в среднем на 7,5% каждый год, при этом общий объем инвестиций за пятилетний период составит 270,7 трлн вон (242 млрд долларов США). Для сравнения: при Ли Мен Баке ежегодный прирост был около 6,1%, при Пак — 4,2%.
Если в 2019 г. военный бюджет составит — 41,75 млрд долл., то в 2020 г. — 44,97 млрд долл., в 2021 г. — 48,37 млрд долл., в 2022 г. — 51,68 млрд долл., и в 2023 г. — 55,25 млрд долл.
Средний рост финансирования в сфере наращивания военной мощи составит 10,8%. Здесь в течение пяти лет планируется истратить примерно 84 млрд долларов. 58,7 млрд долларов из данной суммы будут использованы «для создания крепкой обороны, способной эффективно противостоять любой угрозе в ситуации неопределённости». Речь идёт об оперативном реагировании на угрозу атаки ядерным оружием или оружием массового поражения, реструктуризации военного персонала и укреплении обороноспособности страны.
В период с 2019 по 2023 год среднегодовой рост военных расходов РК превысит 7%. Их общий объём за предстоящие пять лет превысит 241 млрд долларов. Об этом говорится в докладе о среднесрочных планах в указанный период, представленном 11 января министерством обороны РК. В документе отмечается увеличение расходов, связанных с реализацией стратегических планов, в том числе стратегическим вооружением, а также с повышением обороноспособности. Данный план включает цели «оборонной реформы 2.0», которая направлена на создание крепкой обороны, способной эффективно противостоять любой угрозе в ситуации неопределённости. Также указывается на стремление сделать военные расходы более рациональными, проведя реструктуризацию военного персонала и сосредоточив финансирование на укреплении обороноспособности страны. В частности, большие средства — 65,6 трлн вон — будут вложены в создание стратегических сил сдерживания, включая системы ПРО и радиолокационного обнаружения, особенно дальнейшее совершенствование отечественной ракеты ПВО средней дальности «Чхольмэ-2».
841 млрд вон выделено на внедрение военно-технических инноваций. Они включают в себя создание умных систем управления войсками и введение новой легкой боевой формы “warrior platform«, которая состоит из пуленепробиваемого шлема и жилета и боевой униформы из улучшенных тканей.
Также планируется увеличить объёмы финансирования научно-исследовательских работ, противодействия террористическим актам, стихийным бедствиям и катастрофам. 30 млрд будут использованы на проведение военных учений, а также на повышение обороноспособности страны в условиях затяжного военного конфликта.
Размер минимального денежного довольствия всех военнослужащих к 2022 году будет увеличен на 50%, а в целом на улучшение благосостояния и лечения военнослужащих до 2022 года планируется потратить около 10,14 триллиона вон (9,06 миллиарда долларов США). Еще 9,5117 трлн вон планируется потратить на улучшение качества боевой формы и продовольствия военнослужащих, модернизацию казарменных помещений.
Как видно, затраты на армию при Муне повыше, чем у консерваторов и расписаны на пять лет вперед. К этому можно добавить ряд конкретных шагов по укреплению обороноспособности, которые происходят уже сегодня.
30 января ВВС РК принимают на вооружение многоцелевой самолёт-заправщик Airbus A330MRTT. Это первый самолёт данного класса в южнокорейских ВВС. Наличие заправщика существенно увеличит время нахождения истребителей в воздухе. До декабря этого года РК получит ещё три подобных заправщика. Все они приступят к штатной работе с июля 2020 года. Данная тема стала особенно актуальной в связи с частыми нарушениями иностранными самолётами опознавательной зоны противовоздушной обороны (KADIZ). В таких случаях время оперативной активности истребителей KF-16 составляет всего пять минут. Заправщики повысят этот показатель до часа. То же самое касается и операций над островом Токто.
С 21 января по 1 февраля 2019 г. в РК прошли совместные учения ВВС, ВМС, сухопутных войск и военных медиков. Они проходят в академиях сухопутных и военно-воздушных сил. В сухопутных войсках учения будут сосредоточены на повышении понимания целей и оперативных моментов, в том числе через проведение обучающих программ в подразделениях. Аналогичные программы проведёт и ВВС. Данные учения нацелены на повышение понимания между разными видами войск и уровня взаимодействия. Они проводятся с 2012 года. Будущие военные медики принимают участие в них впервые.
8 февраля 2019 г. Управление военных закупок известило, что на вооружение армии приняты новые дистанционно управляемые мины отечественного производства. Главная особенность новых боеприпасов, как и их американского аналога, состоит в наличии удаленного радиоуправления. Если вражеский солдат натыкается на такую мину, она передает сигнал военнослужащему-оператору, который и принимает решение о подрыве. Оператор при этом может находиться на расстоянии более 3 километров. Считается, что это поможет, в частности, предотвратить инциденты с мирными жителями, случайно забредшими в зону минирования. Кроме того, это даст возможность Южной Корее присоединиться к конвенции ООН о запрете противопехотных мин.
5 марта президент РК Мун Чжэ Ин принял участие в церемонии выпуска офицеров Военно-морской Академии, на которой сказал, что соседние государства постоянно наращивают мощь своих военно-морских сил, и южнокорейские ВМС не должны отставать от них.
29 марта 2019 г. в РК прибыли два американских истребителя F-35A, которые являются частью общего заказа на 40 машин, сделанного южнокорейскими военными. Они были переданы представителям министерства обороны РК на базе ВВС США Люк в штате Аризона. Они поступят на вооружение южнокорейских ВВС после завершения процедуры проверки в апреле-мае. После этого ежемесячно в РК будут поступать по два истребителя данной модели. Всего в этом году планируется принять на вооружение порядка десяти машин. К 2021 году будут получены все 40 заказанных F-35A.
С 23 по 27 мая РК и Япония принимали участие в совместных учениях Pacific Vanguard, проходящих под руководством США в районе Гуама. Южнокорейская сторона направила один эсминец, а Япония эсминец и патрульный самолёт.
С 27 по 30 мая в РК прошли военно-гражданские учения Ulchi Taegeuk. Данные манёвры объединяют учения южнокорейских вооружённых сил Taegeuk и часть южнокорейско-американских учений Ulchi Freedom Guardian. Их целью является укрепление возможностей вооружённых сил РК по самостоятельному отражению вооружённых нападений и действия в чрезвычайных ситуациях, включая террористические акты и стихийные бедствия.
А в 2018 году РК заняла девятое место в мире по уровню развития научно-технологичного потенциала в сфере обороны, который составляет лишь 80% от США. На это указывают результаты исследования, проведённого управлением контроля за технологиями и качеством оборонной продукции при Корейском агентстве оборонного развития. РК получила высокие оценки по уровню развития технологий в сферах вооружений, оружейных систем оперативного контроля, радаров, подводного наблюдения.
Из восьми технологических категорий Южная Корея сохранила самый высокий уровень военной огневой мощи, но оборонное моделирование и программное обеспечение показали относительно низкий уровень с 76 процентами, говорится в докладе.
«Улучшение самоходной гаубицы K9 Thunder и разработка управляемого оружия «земля-воздух», среди прочего, помогли поднять общий уровень оборонных технологий, хотя глобальный рейтинг остался неизменным из-за разработки Америкой превосходящего оружия в различных областях», — говорится в релизе агентства. Сегодня южнокорейская оборонная промышленность активно разрабатывает новое поколение боевых систем, в том числе многоцелевой истребитель KF—X и эсминец класса «Седжон Великий».
Среди задач на более отдаленное будущее — внедрение технологий виртуальной реальности (VR) и дополненной реальности (AR) в дополнение к отсутствию учебных помещений, а также технологий искусственного интеллекта (ИИ) и Интернета вещей (IoT) для лучшего распределения оборонных бюджетов при создании лучшей среды обитания для солдат. Одновременно планируется внедрение 3D-печати для лучшей подгонки боевой формы и беспилотных летательных аппаратов для транспортировки боеприпасов и создание гиперсоединенной интранет-сети для оборонных ресурсов и объектов, которая позволит создать рабочую среду на основе мобильных устройств.
К 2024 году Южная Корея планирует начать внедрение боевых роботов, имитирующих животных, змей, насекомых. Такие роботы, обладающие биометрическими данными, смогут поменять расстановку сил в случае военных действий, а связанные с этим технологии смогут оказать позитивный эффект на оборонную промышленность. Также боевые роботы планируется применять в поисково-спасательных и разведывательных операциях.
Утверждены планы по строительству к 2028 году второй партии из оснащенных системой Aegis трех эсминцев типа «Квангэтхо» с бюджетом около 3,9 триллиона вон (3,3 миллиарда долларов США) и трех 3450-тонных подводных лодок следующего поколения, которые будут оснащены пусковыми установками баллистических ракет.
На что же тогда жалуются консерваторы?
Во-первых, консерваторам не понравилось, что КНДР теперь больше не главный враг Южной Кореи. 15 января 2019 г. в РК опубликована «Белая книга по вопросам обороны» за 2018 год. В ней нет упоминания о КНДР как о враге – таковым названы абстрактные «силы, угрожающие суверенитету, территории, народу и имуществу страны». Эта позиция отличается от содержания «Белой книги» 2016 года, в которой врагом РК назывались политическая система и армия КНДР.
«Было бы противоречием называть врагами тех, с кем мы договорились о широких мерах по снижению напряженности и прочих шагах по примирению», — цитирует газета «Тонъа Ильбо» слова чиновника в правительстве Южной Кореи, который высказался на условиях анонимности. Впрочем, в издании указывается, что оружие массового уничтожения КНДР является угрозой миру и безопасности на Корейском полуострове, а ВС РК будут поддерживать усилия по налаживанию прочного мира и обеспечению полной денуклеаризации Корейского полуострова, сохраняя готовность к любой ситуации.
Вообще по поводу Северной Кореи в «Белых книгах» использовались разные эпитеты. Армию КНДР стали называть «главным врагом» с 1995 года до 2000 года. В 2004 году (при Но Му Хёне) Северную Корею характеризовали как «прямую военную угрозу», в 2006 году — как «серьезную угрозу». В 2008 году (при Ли Мен Баке) КНДР стала «прямой и серьезной угрозой», а после инцидентов марта и ноября 2010 года, когда (по версии Сеула) северокорейской торпедой был потоплен южнокорейский корабль «Чхонан», а затем артиллерия КНДР обстреляла остров Ёнпхёндо, Север снова стали называть врагом.
Во-вторых, грозные названия ряда проектов, отражающих антисеверокорейскую направленность, заменили: Kill chain (систему упреждающего удара против возможных ракетных угроз со стороны Северной Кореи) предлагается переименовать в Strategic Strike, а Korea Massive Punishment and Retaliation (меры по ликвидации руководства КНДР) — в Overwhelming Response. Министерство национальной обороны заявило, что прекратит использовать провокационные военные термины, чтобы отразить продолжающийся мирный импульс на Корейском полуострове.
Консерваторы видят в этом примирительную риторику, как и в некоторых иных речах Муна. Например, в декабре 2018 г. в ходе посещения военной базы пятой пехотной дивизии, расквартированной в районе межкорейской границы, президент РК заявил, что задача южнокорейских военнослужащих заключается не только в том, чтобы безопасность страны путём предотвращения вторжения врагов, но и в содействии примирению с Севером. Правда, позднее он подчеркнул, что дивизия находится на переднем крае обеспечения национальной безопасности и её статус не меняется из-за изменений в межкорейских отношениях, — построение мира возможно только на основе надёжной обороноспособности.
В-третьих, армию планируют сократить, — нынешняя численность южнокорейской армии составляет 599 тыс. человек. Этот показатель в текущем году сократится до 579 тыс, а к 2022 году будет снижен до 500 тыс. военнослужащих. При этом сокращение будет осуществлено только в сухопутных войсках (где «окопались» основные оппоненты Муна в ВС), численность которых будет снижена с нынешних 464 тыс. до 365 тыс. человек. Количество генералов будет снижено с 436 до 360, причем из 76 сокращенных генералов 66 относятся к армии и только по пять – к ВМФ и и ВВС.
Консерваторы замечают, что за последние 11 лет уже были расформированы 7 дивизий армии РК, а нынешняя администрация планирует расформировать еще 2 корпуса и 5 дивизий. При этом численность северокорейской армии будто бы увеличивается: если в 2005 г. соотношение численности войск составляло 2:1 в пользу Севера, то к 2022 г. оно уже превратится в 3:1, т.е. 1,1 млн против 380 тыс. сокращения в армии Севера и то, что часть КНА это вооруженный стройбат, разумеется, прячутся под ковром ради пропаганды. Такая же демагогия сквозит в рассуждениях о том, что на границе убираются противотанковые заграждения, а американские базы уходят с северных районов РК, и Сеул открыт для мгновенного захвата северокорейскими танками.
В-четвертых, консерваторам не нравится, что министерство обороны РК намерено отменить планы создания стратегического командования по противодействию ядерной и ракетной угрозе КНДР. Взамен при объединённом комитете начальников штабов вооружённых сил РК планируется создать управление по вопросам ядерного оружия и оружия массового уничтожения. Создание стратегического командования рассматривалось с 2017 года, однако исследование Корейского института оборонного анализа (KIDA) показало, что стратегическое командование в задуманном формате может противоречить существующей военной структуре, а также имеет низкую оперативно-боевую эффективность. Именно поэтому был разработан план создания управления по ядерному оружию и оружию массового уничтожения на базе действующего профильного центра.
Зато отчего-то осталось без внимания создание так называемого Командования Наземных Операций (КНО). Речь о его создании зашла ещё в начале 90-х годов на фоне призывов бороться с уменьшающимся числом солдат и повышать эффективность операций с точки зрения централизации управления, а итоговый план был подготовлен в 2005 году. Однако его реализация была отложена из-за опасений по поводу возможного ослабления боеспособности войск во время реформы. Цель КНО состоит в адаптации структуры национальной безопасности под новые условия, связанные с передачей Сеулу оперативного контроля своими войсками в военное время. Поскольку американские военные будут играть вспомогательную роль, неизбежно изменение структуры Объединённого комитета начальников штабов вооружённых сил РК и США. К тому же, в современных условиях велика вероятность кибервойн и войн беспилотников, в связи с чем изменяются задачи сухопутных войск.
Командование наземными операциями возглавляет председатель Объединённого комитета начальников штабов вооружённых сил РК. Оно объединяет командование третьей пехотной армии, отвечающей за западный фронт, и первой пехотной армии, за которой закреплён восточный фронт. Под его контролем находятся семь региональных армейских корпусов, один манёвренный корпус, военная разведка, войска связи, горная бригада и полки резервистов. Другими словами, в состав командования наземными операциями входят почти все сухопутные войска. Исключение составляют лишь подразделения, находящиеся в прямом подчинении у генштаба сухопутных войск и второго оперативного командования, которое отвечает за оборону тыла. Мун Чжэ Ин назвал создание КНО первым успехом «реформирования обороны 2.0» и полномасштабным началом реформ.
Не нравится консерваторам и то, как прошел 1 октября 2018 г. День вооружённых сил. Каждые пять лет в этот день южнокорейские военные проводили масштабный парад. Он должен был пройти и в этом году, но вместо этого мероприятие по случаю 70-летия основания вооружённых сил страны проводилось в формате фестиваля, «дабы соответствовать нынешней атмосфере стремления к миру». Кроме выступления президента, в программе был мастер-класс по тхэквондо, демонстрация перспективных военных технологий и концерт известных эстрадных исполнителей. Военнослужащие показали наработки в ведении боевых действий в будущем, используя новый комплект боевой экипировки Warrior Platform. Были представлены новые образцы боевой техники, в том числе сапёрные роботы, тактический транспорт для сухопутных войск и боевые дроны. Оперативная боевая спецгруппа показала, как проводятся операции в реальных условиях. В завершение перед зрителями выступил известный южнокорейский певец PSY.
Что же до речи президента, то Мун был не оригинален. Мир можно сохранить, когда есть уверенность в наличии сил, достаточных для обеспечения своей безопасности, и достичь договорённости в военной сфере в ходе межкорейского саммита в Пхеньяне удалось благодаря уверенности в боеготовности южнокорейской армии. Президент РК указал, что мировое сообщество и ООН поддержали мирный путь решения северокорейской ядерной проблемы и подчеркнул, что союз РК и США сегодня развивается в великий союз, который активно поддерживает мир на Корейском полуострове.
И напоследок — 12 октября 2018 г. Мун побывал на острове Чечжудо, где выразил сожаление по поводу конфликтов, связанных со строительством там военно-морской базы. Указанный объект представляет собой морской порт гражданского и военного назначения. Решение о строительстве было принято в 2007 году, и к 2014 году планировалось завершить строительство причалов для 20 кораблей ВМС РК и двух гражданских круизных лайнеров, однако из-за протестов жителей рыбацкой деревни Канчжон-маыль, к которым присоединились политические партии и общественные организации, оно несколько раз останавливалось. Противники строительства заявляли, что наличие базы нарушает мирный статус острова, обостряет отношения с Китаем и наносит вред экологии. Правительство же объясняет необходимость строительства военного объекта интересами безопасности страны. Во-первых, остров Чечжудо находится на удалённом расстоянии от материковой части страны и в случае военного конфликта «остаётся незащищённым от ВМС Китая, Японии и других стран». Во-вторых, данный объект способствует привлечению туристов и развитию региона.
Несмотря на все аргументы за и против, в ноябре 2015 года был завершён первый этап строительства, через год база была введена в эксплуатацию. В марте 2016 года Военно-морские силы подали судебный иск против местных жителей и общественных организаций, чьи действия привели к затягиванию строительных работ и дополнительным убыткам в размере 3 млн долларов.
Конечно, Мун Чжэ Ин обещал амнистировать всех участников протестов, признанных судом виновными, и восстановить их в гражданских правах. Но не Мун ли протестовал против милитаризма Пак?
Так что, если заявления президента или переименования можно представить как стачивание острых граней, когда речь заходит о делах, то видно, что армию продолжают оптимизировать и заваливать деньгами и оборудованием. О развале или действиях в пользу КНДР говорить нельзя.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».