Факт переговоров члена Госсовета КНР Ян Цзечи с премьер-министром Индии Нарендрой Моди, прошедших 23 декабря с. г. в Нью-Дели, подходящий повод для того, чтобы подвести некоторые итоги развития в 2017 г. отношений между двумя азиатскими гигантами.
На авторский взгляд, главный итог заключается в том, что руководству обеих стран удалось удержать в определённых рамках конфликт, разразившийся в конце лета в районе небольшого участка двусторонней границы на плато Доклам в Гималаях.
Сегодня можно только гадать о масштабах последствий перерастания этого конфликта в вооружённые действия. Как для двусторонних отношений, так и для ситуации во всём Регионе Индийского и Тихого океанов. При том что нынешние Индия и Китай далеко не те “развивающиеся” страны начала 60-х годов, когда они впервые оказались в состоянии войны в соседнем Тибете.
Даже не выходя из формата словесных перебранок между пограничниками, конфликт на плато Доклам (являющийся, скорее, следствием, чем причиной возрастающих сложностей в двусторонних отношениях) едва не привёл к срыву очередной встречи лидеров стран-членов БРИКС.
Детали состоявшихся в индийской столице переговоров между индийским премьер-министром и высоким китайским гостем не разглашаются. Не исключено, что их непосредственным поводом стал инцидент с потерей индийского дрона в районе того же плато Доклам, случившийся спустя три месяца после исчерпания (вроде бы) самого конфликта. Обеим сторонам, взявшим курс на предотвращение перехода двусторонней стратегической игры в формат с нулевой суммой, необходимо было как-то “утрясти” уже начавший разгораться очередной скандал.
Однако сама игра продолжается, что проявляется, в частности, в соперничестве Индии и КНР за влияние на такие страны, как Шри-Ланка, Мьянма, Непал, Пакистан, Афганистан. Комментировавшиеся ранее в НВО примечательные события, случившиеся в прошедшем году в этих странах, также вполне могли быть темой переговоров.
С понятной настороженностью в Индии отнеслись к завершению в декабре 2017 г. затянувшегося процесса передачи Китаю ланкийского порта Хамбантота на условиях концессии сроком на 99 лет. Для задолжавшей Китаю 8 млрд долл. Шри-Ланке, эта сделка носила чисто коммерческий характер. Тем более что по условиям концессии Китай взял на себя обязательство не использовать Хамбантота в военных целях.
Однако в Индии контролирование Китаем порта на южной оконечности острова Цейлон (то есть в десятках километрах от важнейшего в мире морского торгового маршрута) рассматривают в качестве потенциальной угрозы собственным стратегическим позициям в Индийском океане.
Очевидным является китайско-индийское соперничество в Мьянме. Причём, если в течение многих десятилетий всестороннее влияние Пекина на эту страну было неоспоримым, то с приходом в мае 2014 г. в Индии к власти правоконсервативного правительства Н. Моди активизируется индийская политика на восточном направлении в целом и, прежде всего, в Мьянме.
Впрочем, позиций Индии и КНР достаточно близки в проблематике рохинья – религиозно-этнического меньшинства Мьянмы. Ни Пекин, ни Нью-Дели не заинтересованы в активизации в Южной Азии радикальных исламистских движений под предлогом оказания помощи (действительно, гонимому) меньшинству Мьянмы, исповедующему ислам.
Давнее китайско-индийское “перетягивание каната” в Непале в конце 2017 г. проявилось в скрытой и явной поддержке “патронируемых” политических сил, боровшихся за победу на первых за почти 20 лет парламентских выборах, которые прошли в два тура (26 ноября и 7 декабря). Газета Indian Express прокомментировала их итоги в статье под говорящим заголовком: “По мере разворота Непала влево, КП Оли будет углублять связи с Китаем”. Напомним, что лидер Коммунистической партии КП Оли уже дважды был премьер-министром страны и, скорее всего, займёт этот пост снова.
В целом в Индии настороженно встретили итоги выборов в Непале, хотя и выражается надежда (как представляется, вполне обоснованная) на то, что в Катманду оценят выгоды от поддержания связей с Нью-Дели.
Не наблюдается никакого китайско-индийского соперничества в Пакистане, ибо Индия находится “вне игры”, происходящей на территории северо-западного соседа. По причине того, что обе страны со дня обретения независимости (то есть с конца 40-х годов прошлого века) находятся в состоянии вражды, периодически принимающей форму открытых военных действий. Причём Китай всегда в той или иной мере стоял на стороне Пакистана. Сегодня Пекин вообще играет роль “патрона” Исламабада. Поэтому Индия выступает в основном в роли наблюдателя за тем, что происходит в китайско-пакистанских отношениях, в которых, однако, обозначилась серьёзная проблема.
Речь идёт о “приостановлении” финансирования Китаем так называемого Китайско-пакистанского экономического коридора, то есть проекта, которому обе стороны придают исключительно важное значение. Вполне убедительной выглядит заявленная Пекином основная причина такого шага, обусловленная проблемой обеспечения безопасности вдоль всего коридора, протяжённостью в 2500 км. Другим фактором является коррупции бюрократического аппарата Пакистана.
Ибо нельзя вкладываться (да ещё в заявленных объёмах на сумму свыше 50 млрд долл.) в экономические проекты в стране, периодически подвергающейся внутренним потрясениям. Летом-осенью 2017 г. Пакистан подошёл к черте государственной катастрофы из-за резкого обострения давнего противостояния клерикальных и светских кругов общества.
Что касается двусторонних индо-пакистанских отношений, то в 2017 г. наблюдалась дальнейшая деградации даже того немногого, что в них есть. В прошедшем году несколько раз и по разным поводам стороны оказывались в шаге от очередной войны. Особенно напряжённая ситуация сохраняется в районе “Линии контроля”, то есть непризнанной обеими странами фактической границы, отделяющей индийский штат Джамму и Кашмир от территории Пакистана.
В 2017 г. зафиксировано почти 300 различного рода инцидентов (в том числе с подключением подразделений вооружённых сил обеих стран) по сравнению с 228 происшествиями в 2016 г.
В НВО не раз обсуждалась тема игр вокруг проблемы контроля территории Афганистана, в которые во всё большей мере втягиваются Китай и Индия, о чём свидетельствуют ряд событий и фактов 2017 г. Из них последним стала, состоявшаяся в начале декабря, церемония завершения первого этапа работ по модернизации иранского порта Чабахар, который располагается на берегу Ормузского залива.
Вкладывая в указанный проект порядка 500 млн долл., Индия едва ли не решающим образом руководствуется соображениями обеспечения транспортной связи с Афганистаном, которая будет проходить по территории дружественного Ирана. Эти соображения подтверждаются комментариями в индийской прессе, посвящёнными вводу в эксплуатацию первой очереди порта Чабахар.
Наконец, представляют интерес прогнозные оценки тенденций развития отношений между КНР и Индией в 2018 г., сделанные китайской газетой Global Times. Квалифицируя 2017 г. как “самый худший” в истории двусторонних отношений последних лет, автор этих оценок выражает надежду на реализацию имеющихся возможностей в целях исправления ситуации.
Помимо рассмотренных выше источников проблем, которые могут этому помешать, упоминается ряд других. Например, неприятие Индией проекта ВШП, отказ КНР поддержать вступление Индии в Группу ядерных поставщиков, активность на индийской территории Далай-ламы и “правительства Тибета в изгнании”, нерешённость территориальных проблем. Ожидаемо негативную реакцию в Китае вызвала и активизация Индии на Тайване “без оглядки на мейнленд”.
Но, на авторский взгляд, переходом “красной черты” может стать вхождение Индии в нечто похожее на военно-политический союз с участием США, Японии и Австралии. Тем более если (гипотетическая) “Четвёрка” будет формализована неким обязывающим документом по типу НАТО или американо-японского Соглашения о безопасности 1960 г.
Для того чтобы оставалась хоть какая-то надежда на перспективу позитивного развития китайско-индийских отношений, ситуации в РИТО и в мире в целом, было бы желательно, чтобы в Индии учитывали понятные опасения КНР в связи с этим проектом очевидной антикитайской направленности.
Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».