Многие ведущие политики, эксперты и СМИ, без сомнения, не могли не обратить внимание на то, что почти с первых дней своего пребывания в Белом доме президент США Дональд Трамп шаг за шагом стал сгущать тучи над небом Ирана:
1. 29 января 2017 г. он предостерёг руководителей Исламской республики (ИРИ) от игры с огнём после испытания иранских баллистических ракет в этот же день. Ведь, согласно заявлению советника иранской революционной гвардии лидера ИРИ аятоллы Али Хаменеи — Махатбы Дхуальнури, эти ракеты достигают такого уровня дальности, что могут поразить американские военные объекты в Бахрейне или на о. Диего-Гарсия в самом центре Индийского океана. Это явно не в интересах пентагоновских стратегов потерять многофункциональную важнейшую базу, откуда США могут проецировать военную силу на Восточную Африку, Ближний и Средний Восток, Южную и Юго-Восточную Азию, Южно-Китайское море.
2. Летом участились столкновения (они и прежде случались в Персидском заливе — ПЗ) иранских судов с американскими кораблями с участием вертолётов и авианосца «Нимиц», которые намеренно и неоднократно демонстрировали силу, как бы проверяя возможности, линию поведения и реакцию иранской стороны. При этом США стали указывать на агрессивность акций иранского флота, проведение многочисленных манёвров в Ормузском и Баб-эль-Мандебском проливах, ПЗ и северной части Индийского океана, которые мешают свободе судоходства и т.п.
3. Потом от Д. Трампа посыпались резкие заявления в адрес Ирана о несоблюдении духа соглашения 2015 г. о мирном характере его ядерной программы. Из последних подобных выпадов против Ирана упомяну – анонс от 6 октября о введении новых санкций за испытания ракет, спонсирование терроризма и киберопераций, обвинение от 8 октября в поддержке КНДР (Тегеран продолжает торговать с Северной Кореей).
4. 13 октября Д.Трамп обнародовал жёсткую стратегию по Ирану. Обвинив Тегеран во вмешательстве в конфликты в Сирии, Йемене, Ираке и Афганистане, в поддержке Аль-Каиды и Талибана, он предложил изменить условия ядерного сделки с Ираном и ввести санкции против иранского военно-политического формирования «Корпуса стражей исламской революции» (элитного подразделения ВС ИРИ или КСИР).
Насколько убедителен и полон перечень указанных, весьма неоднозначных претензий США для развёртывания столь жёсткого прессинга Ирана? Вроде бы был представлен достаточно длинный список «грехов» Тегерана, в котором «ядерная сделка» в первую очередь признавалась главным раздражителем для Д. Трампа. По существу, она реально помогла подняться Ирану на более высокий экономический и политический уровень в регионе и за его границами.
За счёт каких механизмов? Если кратко, то это, во-первых, продвижение иранским руководством идеи консолидации всего исламского мира перед лицом вызовов времени. Серьёзным шагом на этом пути в том числе стало создание «тройственного союза» по урегулированию ситуации в САР, в который вошли Россия, Иран и Турция.
Во-вторых, с этим связаны и его устремления создать дугу от собственных границ до Ливана. Этот проект, с одной стороны, значительно расширяет сферу его влияния, а с другой — вызывает опасения США и Израиля, возле границ которого Иран застолбит своё присутствие.
В-третьих, постепенное восстановление экономического потенциала Ирана, как и связей с Западом, также повышает значимость Ирана в регионе. С целью подкрепления и первого, и второго Тегеран намерен построить железную дорогу с выходом к Средиземному морю, что тоже неприемлемо для США.
Однако нельзя не признать важность ещё одного механизма в выходе Ирана на новый уровень. Это морской фактор, к которому обратился Верховный лидер ИРИ Али Хаменеи в начале 2014 г. Он указал на необходимость создания флота, способного проецировать силу за пределами офшора страны и оперировать в открытом океане. Схожий проект выстраивался ещё во времена шахского режима, когда даже задумывались поиски баз на Маврикии и Мальдивах, но после его свержения было не до флота. Сильный флот создаёт более гибкие возможности для демонстрации флага там, где это требуется; установления передовой линии обороны и создания операционных баз вне Ормузского пролива; патрулирования иранских коммуникаций; создания дополнительной сети связей с партнёрами и опорными пунктами, а в целом для проецирования влияния и силы.
С учётом этого Иран приступил к модернизации своего флота. К 2016 г. на море служили 18 тыс. моряков, не считая 20 тыс. в ВМС КСИР. Тегеран располагал 7 фрегатами, 32-мя скоростными судами, способными действовать в «зелёных водах» и вооружённых антикорабельными ракетами С-800 Noor, значительным отрядом катеров для патрулирования Ормузского пролива, а также 5-ю тральщиками для минирования ПЗ в случае надобности. В состав подводного флота входят 29 подлодок, 5 из которых могут оперировать в «голубых водах».
Помимо усилий по производству собственных видов морских вооружений (несмотря на секретность относительно цифр модернизации, в декабре 2016 г. иранские официальные лица вновь подтвердили, что будут работать как над авианосцем, так и над строительством атомных подводных лодок и кораблей), Иран рассматривал варианты закупок, в первую очередь в России и Китае. В феврале 2016 г. министр обороны Ирана Хоссейн Дехган посетил Москву с целью обсуждения поставок вооружений из России на сумму около $ 8 млрд — береговых мобильных ракетных комплексов «Бастион», российских фрегатов и дизель-электрических подводных лодок.
Приоритеты в переговорах в Пекине с 2014-2016 гг. были отданы вопросам сотрудничества именно в военно-морской сфере и возможности закупок Ираном кораблей, подводных лодок и ракет у Китая.
Растущий потенциал ВМС ИРИ позволяет усложнить военно-технический уровень и расширить границы военно-морских манёвров (площадь примерно в 2 млн кв. км) до Красного моря (это важно для выхода в Средиземноморье и далее в Атлантику, как планируют иранские стратеги) и северной части Индийского океана, освоение которой чрезвычайно важно, в том числе и для дальнейших испытаний баллистических ракет. В ходе учений «Велаят-95» в феврале и июле 2017 г. суда 47-ой флотилии имитировали бой между кораблями, отрабатывали применение воздушных беспилотников, испытывали различные виды корабельных ракет с целью защиты торговых и нефтяных путей ИРИ.
Расширяя число участников учений, в апреле 2017 г. иранские МС провели манёвры совместно с Оманом у его берегов, которые, как подчеркнул главнокомандующий иранских ВМС адмирал Хусейн Азад, были оборонительные по своему характеру и ответом на «кампанию иранофобии», развязанную недругами ИРИ.
Чётче понимая возросшую роль индо-океанского региона в мировых делах, Тегеран стал активнее использовать морскую дипломатию. Так, с марта 2017 г. отряды ВМС ИРИ нанесли дружественные визиты в Пакистан, Индию, Оман, Танзанию, Азербайджан, запланированы акции «демонстрации флага» в Южную Африку, РФ, Казахстан и др. В местных и зарубежных СМИ широко рекламировался первый визит отряда кораблей 44-ой флотилии Ирана в Атлантику, который, однако, не был подтверждён некоторыми экспертами. Иран активно укрепляет связи с рядом прибрежных стран (Пакистаном, Шри-Ланкой, Индонезией, Джибути и др., в том числе и в военно-морской сфере).
Вместе с тем, иранские стратеги планируют в перспективе материально обозначить своё военно-морское присутствие у берегов Индии и в водах Малаккского пролива, который вместе с Ормузом и ПЗ формируют стратегический треугольник наиболее интенсивного движения потоков нефти и товаров в регионе, где необходимо иранское участие в контроле в интересах ИРИ. По-видимому, с подобными проектами связано довольно неожиданное официальное заявление иранских властей в ноябре 2016 г. о необходимости создания собственных баз (в дополнение к уже действующим в ПЗ 6-ти базам и 2-м — на островах. Из них Бендер-Аббас – главная база ВМС) в Йемене и Сирии. По словам адмиралов ИРИ, они будут в 10 раз эффективнее, чем ядерное оружие, расширят иранское присутствие до берегов Средиземноморья и возможности оказания помощи союзникам ИРИ.
Судя по всему, хотя в этих планах много риторики, не все они удаются, силы для их реализации пока довольно ограничены. ИРИ, похоже, не свернёт с пути в своём стремлении войти в ряд наиболее активных акторов международных отношений в зоне Индийского океана. А ситуация вокруг Ирана, его курс, будь то на суше или на море, останутся для Д. Трампа «головной болью №2» после Северной Кореи.
Нина Лебедева, ведущий научный сотрудник ЦИИ ИВ РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
