Отношение руководства Индии к китайским амбициозным инициативам «Экономический пояс шёлкового пути» и «Морской шёлковый путь-21» (ЭПШП и МШП-21) – элементам ОПОП – эволюционировало. При премьерстве М. Сингха оно было выжидательным, породив, тем не менее, начало дискуссии среди индийского политического и экспертного сообщества. Его представители, с одной стороны, выражали опасения, что Индия может оказаться в стороне и даже в изоляции, если не воспользуется теми преимуществами, которые содержались в них, особенно в части улучшения инфраструктуры. С другой стороны, проекты вызывали тревогу в связи с узаконенным внедрением Китая в зону Индийского океана в случае их поддержки прибрежными странами.
Пришедший к власти в мае 2014 г. прагматичный и энергичный политик Н. Моди уловил совпадение индийского видения целей и потребностей развития морской экономики с концепцией МШП по расширению разнообразных связей от Индо-Тихоокеанского региона до Восточной Африки и Средиземноморья в условиях, когда Индия не входит ни в ТТП, ни в Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнёрство (ТТИП). В свете этого китайский проект становился весьма привлекательной альтернативой. И в качестве первого шага он счёл возможным поддержать предложение Си Цзиньпина о создании коридора Китай-Бангладеш-Мьянма-Индия для соединения сухопутного ЭПШП с МШП. А в декабре 2014 г. Индия примкнула к АБИИ.
Но ситуация в индо-океанской зоне менялась, как и индийско-китайские отношения, особенно в области стратегии. Китай активно расширял сферы влияния, приступив к строительству первой зарубежной военной базы в Джибути, шаг за шагом внедряя в регион плавучие платформы-базы и подводные лодки, заполучил несколько опорных пунктов, которые могут быстро трансформироваться в военные базы. А в январе 2017 г. впервые провёл морские манёвры в открытых водах Индийского океана, что в принципе не противоречит законам Мирового океана, но несёт определённый стратегический смысл.
Эти факторы (а их можно продолжить) не могли не оказать воздействие на позицию Н. Моди в сторону её ужесточения. Руководители Индии неоднократно указывали на заострённый на собственные интересы синоцентризм и дипломатию «великой державы» китайского проекта. По их убеждению, он был принят без обсуждения и консультаций с будущими участниками. Это, во-первых. Во-вторых, индийцы считали, что Пекин не принимал во внимание основы общепризнанных институциональных, регулирующих, юридических, финансовых и др. правил, как и общекультурных и цивилизационных связей, уже протянутых через азиатское пространство.
В-третьих, почему-то соседи и другие страны Азии забыли о том, что Индия является одним из инициаторов и участницей региональных, стратегически весомых интеграционных проектов. Некоторые из них принимались задолго до китайских инициатив. Это торгово-транзитный коридор от модернизируемого ею же Чабахара (Иран) до Афганистана, в который Индия внесла свою лепту и построила в 2009 г. шоссе Зарандж-Деламар. Это международный мультимодальный коридор «Север – Юг» (INSTC), инициированный в сентябре 2000 г. Индией, Ираном и Россией. Позже к нему подключились Турция и республики ЦА, что даёт возможность через Персидский залив соединить его с Европой. В 2015 г. были подтверждены соответствующие транзитные и таможенные соглашения между участниками проекта. В марте 2016 г. Индия присоединилась к Ашхабадскому транспортному соглашению 2011 г. Омана, Ирана и ряда Республик ЦА.
На Индостане – это организация на Андаманском архипелаге морского центра с сухим доком и судостроительными объектами, а на Шри Ланке – по созданию нефтяного хаба в Тринкомале и т.д. В целом Индия предполагает реализовать в ЮА другие проекты на сумму в 5 млрд долл. Были выдвинуты в 2013-2015 гг. интересные инициативы расширения культурного и инфраструктурного сотрудничества — «Муссон», «Дорога специй», «Хлопковые пути», проект Сагар Мала по созданию портовых сооружений и морской инфраструктуры. Как оказалось, ей не хватало не столько системности, сколько китайской напористости, широкой пропаганды и рекламы, а главное – значительного финансирования на их реализацию.
Китай не мог не реагировать на критику в свой адрес и вынужден был пойти на более компромиссные по тону и содержанию сдвиги в его позиции. Так, была признана необходимость интенсивного диалога с партнёрами, изменений в имидже и характере партнёрства Китая, наличие немалых рисков, связанных с проблемами религиозно-этнического характера, терроризма, экстремизма, смены правительства в том или ином государстве (скажем, в Мьянме или Шри-Ланке), соперничества геополитических интересов. Всё это стало исходить из уст экспертов на конференциях в 2015 г. в Кембридже, Улан-Баторе, в Дели на форумах «Раисина-2016 и 2017» и др. В китайских СМИ замелькали идеи сопряжения индийских инициатив с китайскими в общий проект, что не устраивало Дели.
Неслучайно в последние месяцы существования администрации Обамы Индия начала заметно сближаться с Вашингтоном и поддерживать так или иначе американский курс на сдерживание Китая. Были подписаны после 12-летних переговоров соглашение по военной логистике (ЛЕМОА) и целая цепочка военно-технических договорённостей. В итоге первое — Индия получила статус «главного партнёра» в оборонной области, что открывало дверь к покупке американских военных технологий и оборудования для его производства, причём на уровне стран НАТО и Израиля. Второе – появилась возможность получения списанного, но действующего авианосца США и палубных самолётов «Супер Хорнет» для него по демпинговым ценам. Третье — с целью возрождения несколько заглохшей индийско-американской «Оборонной инициативы в сфере технологии и торговли» создаются новые совместные рабочие группы по самым высокотехнологичным военно-морским и военно-воздушным системам; системам разведки, спутникового наблюдения и управления полем боя; системам химической и биологической защиты; специальным системам. Наконец, в феврале 2017 г. подписано соглашение, согласно которому в Гуджарате в одном из современных доков будут ремонтироваться военные корабли 7-ого американского флота.
А чтобы противостоять ОПОП, Н. Моди выдвинул 23 мая 2017 г. план Азиатско-африканского морского коридора роста (AAGC) при поддержке Японии, выступая на ежегодном общем собрании Африканского банка развития (AfDB) в столице Гуджарата в Гандинагаре. Предложение об AAGC было впервые упомянуто в совместной декларации, опубликованной премьер-министрами Н. Моди и Синдзо Абэ в ноябре 2016 г. Ныне он представлен как «отдельная инициатива», вытекающая из консультативного процесса, который был бы прибыльным и приемлемым для банковского сектора, в отличие от «модели, финансируемой правительством» проекта ОПОП. Идея AAGC заключается в том, чтобы позволить странам Азии и Африки в дальнейшем интегрироваться и коллективно выступать в качестве глобального конкурентоспособного экономического блока. Вклад Японии в проект будет состоять из самых современных технологий и возможностей для создания качественной инфраструктуры, в то время как Индия будет использовать свой опыт работы в Африке, а также разрабатывать порты в рамках программы Сагар Мала. Судя по всему, Дели бросает вызов господству Пекина в Евразии.
Нина Лебедева, ведущий научный сотрудник ЦИИ ИВ РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».