Корейский полуостров, наряду с Южно-Китайским морем и островами Cенкаку/Дяоюйдао, остаётся одной из самых чувствительных зон Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР), в который смещается центр тяжести новой глобальной игры. Её содержание сводится главным образом к сложному взаимодействию стратегий и целей ведущих мировых игроков, большая часть которых (США, Китай, Япония, Россия, Индия) либо находятся в АТР, либо располагаются в непосредственной близости от этого региона.
Это не значит, что другим странам остаётся только выполнять роль статистов в игре главных мировых держав. Но представляется важным напомнить об иерархии значимости среди участников мирового политического действа, неизменно присутствующей в истории человечества. При этом большая часть упомянутых “других”, обладая формальными признаками государственности (являясь сегодня, например, членами ООН), оказываются скорее объектами в игре, которую (нередко на их территориях) ведут между собой ведущие её участники.
Несомненным фактом наличия упомянутой иерархии объясняются (но не оправдываются) нередкие в последние годы коллизии между постулируемым Хартией ООН равенством всех стран перед международным правом и, возникающей иногда, острой необходимостью кого-либо из ведущих это право нарушить в отношениях с кем-то из “прочих”. Красивые и благородные принципы редко согласуются с реальной жизнью.
Две Кореи и США
Эти замечания имеют непосредственное отношение к ситуации, складывающейся вокруг каждой из двух нынешних Корей и в районе Корейского полуострова в целом. Например, упорно распространяемые мировыми СМИ образы Северной Корее (“великой и ужасной, способной развязать третью мировую войну”) едва ли имеют какое-либо отношение к реалиям.
Однако эти образы помогают опрокинуть иерархию проблем Корейского полуострова к выгоде некоторых ведущих игроков, прежде всего, США. Например, поставить на место ключевой проблемы не разделённость относительно недавно единого народа, а также факт де-юре не завершённой на полуострове войны, а ракетно-ядерную программу “великой и ужасной” КНДР. На самом деле указанная программа является следствием упомянутой ключевой проблемы.
Если к кому и приложима недавняя ремарка Б. Обамы об агрессивном поведении неких держав по мотивам слабости и испуга, то, прежде всего, к КНДР. Поскольку сегодня вес и влияние на мировые события той или иной страны определяются главным образом её экономической мощью (в этом плане образцовыми примерами являются Япония и Германия), то слабость КНДР не вызывает сомнений.
Её не в состоянии компенсировать обладание (предполагаемое) КНДР несколькими ядерными боеприпасами. Ещё 30 лет назад на Ближнем Востоке была продемонстрирована способность современных средств нападения (прежде всего, ВВС) нанести превентивный, молниеносный и уничтожающий удар даже по защищённым объектам ядерной инфраструктуры.
Поэтому реальных поводов для испуга у Пхеньяна хоть отбавляй. Здесь и на порядок превосходящее финансирование сферы обороны в Южной Корее (Республике Корея, РК), и военное присутствие на Корейском полуострове США (с которыми КНДР формально до сих пор находится в состоянии войны), и американо-южнокорейские военные учения вблизи 38 параллели, которые проводятся в последние годы практически в непрерывном режиме.
Периодически устраиваемая в Северной Корее пропагандистская истерия на предмет готовности нанести “опустошающий удар” по всем и вся имеет исключительно внутреннюю направленность. Она помогает поддерживать состояние мобилизованности внутри северокорейского общества и продемонстрировать ему необходимость продолжения крайне затратных военных программ.
Но подобная пропаганда не в состоянии напугать тех, в адрес кого она, якобы, направлена. Более того, она полезна для некоторых из главных игроков, решающих собственные проблемы в большой региональной игре. Для США они обусловлены необходимостью сохранения военного присутствия на передовых рубежах противостояния с Китаем, для Японии – всё более актуальной проблемой военного противостояния с той же КНР.
Иногда возникает подозрение, что “непримиримые противники” на Корейском полуострове заранее обговаривают формат своих шумных публичных демонстраций; к взаимной выгоде. Однако это не отменяет самого факта опасности двусторонних американо-северокорейских игр “на острие ножа”. Пока, к счастью, в них не было катастрофических сбоев.
Что касается Южной Кореи, то её вес в региональных процессах несомненно выше, чем у КНДР, главным образом, по причине обладания более масштабной и передовой экономикой, к тому же встроенной в мирохозяйственные связи с ведущими игроками. У каждого из них в отношениях с РК имеются свои проблемы. Например, США уже более десяти лет не могут решить проблему периодически обостряющейся напряжённости в связке Сеул – Токио.
По первоначальному замыслу Вашингтона, эта связка должна была объединить двух ключевых американских союзников перед лицом “растущей китайской угрозы”. Сегодня, однако, просматриваются некоторые новые мотивы в стремлении США понизить уровень напряжённости в отношениях Токио с Сеулом (а также с Пекином), которые кратко будут рассмотрены ниже.
Япония
Сложности в японо-южнокорейских отношениях внешне проявляются в виде споров о владении двумя скалами в Японском море (которое в РК с некоторых пор стали называть Восточным морем) и расхождениями в оценках некоторых фактов периода японской оккупации Корейского полуострова. На самом же деле напряжённость в двусторонних отношениях обусловлена более серьёзными причинами, которые связаны с объективным процессом “нормализации” Японии. Третья экономика мира не может бесконечно нести бремя ограничений на её государственность, наложенных 70 лет назад победителями во Второй мировой войне.
Однако неизбежное восстановление “нормальности” Японии провоцирует фобии в обеих Кореях (и Китае), природа которых едва просматривается в долгой истории. Посещение в конце прошлого года премьер-министром С. Абэ храма Ясукуни квалифицировалось оппонентами Японии в качестве символа “возрождении японского милитаризма”, а проведение им же в феврале 2014 г. параллелей между ситуациями в Европе кануна Первой мировой войны и нынешней в Восточной Азии позволило официозу КНДР назвать С. Абэ “азиатским Гитлером”.
Пак Кын Хе, сменившая в начале 2013 г. Ли Мён Бака на посту президента Южной Кореи, предприняла некоторые меры (скорее символического плана) с целью снятия напряжённости в отношениях с Японией. В частности понизилась активность корейских “комфортных женщин” периода Второй мировой войны, доживших до наших дней и особо донимавших в последние годы своими претензиями обе стороны.
Однако вплоть до недавнего времени она сдержанно относилась как к призывам японского правительства возобновить переговоры на высшем уровне, так и к настойчивому американскому подталкиванию обеих сторон в том же направлении. США удалось, наконец, добиться встречи между С. Абэ и Пак Кын Хе на полях саммита на тему ядерной безопасности, прошедшего в конце марта 2014 г. в Гааге. Однако, распространённая мировыми агентствами фотография итоговой пресс-конференции всех трёх участников этой встречи лучше всяких слов свидетельствовала о её низкой продуктивности.
Поэтому вполне логичным выглядит стремление Японии наладить отношения с КНДР, фактически прерванные в середине прошлого десятилетия. Этот японский месседж встретил положительную реакцию со стороны Пхеньяна, несмотря на все его гневные филиппики по поводу тех или иных акций Токио. Первые контакты на уровне ответственных сотрудников внешнеполитических ведомств состоялись в столице Монголии Улан-Баторе в ноябре 2012 г. Формально их темой была судьба около двух десятков японских граждан, похищенных северокорейскими спецслужбами в 70-е годы. Однако, на самом деле, речь, видимо, шла о всём круге проблем в двусторонних отношениях.
После некоторого перерыва, связанного с санкциями, наложенными СБ ООН на КНДР после проведения ею в феврале 2013 г. испытания ядерного устройства, подобные контакты возобновились уже на северо-востоке КНР в г. Шеньян. Особенно плодотворной оказалась серия встреч, прошедших в этом городе в марте 2014 г. Премьер-министр и МИД Японии оценили их итоги в качестве “позитивного момента” на пути к возобновлению переговоров с КНДР уже на правительственном уровне с целью установления двусторонних дипломатических отношений.
Китай
Активно ведёт себя на Корейском полуострове и Китай, преследуя собственные стратегические цели, которые заключаются в недопущении укрепления позиций на полуострове США и Японии. Прочность китайско-северокорейских связей подтвердилась в ходе реализации упоминавшихся санкций СБ ООН, введенных в отношении КНДР в марте 2013 г. В первые два месяца отмечались случае остановки потока грузов из- и в КНДР на предмет проверки их соответствия условиям санкций. Однако это не отразилось отрицательным образом на итоговых показателях двусторонней торговли. В 2013 г. её объём возрос на 10,4% по сравнению с 2012 г. Причём сами темпы роста увеличились вдвое по сравнению с парой предыдущих (2012 и 2011) лет.
Поскольку ситуации в КНДР более или менее Пекином контролируется, то особую значимость приобретает развитие отношений с РК. Этому способствует отмечавшаяся выше напряжённость в японо-южнокореских отношениях. Из Сеула и Пекина раздаётся схожая риторика на темы территориальных споров с Токио, оценок недавней истории и “возрождения японского милитаризма”.
В Японии очевидным образом надеялись на охлаждение отношений между КНР и РК в связи с введением 23 ноября 2013 г. китайским министерством обороны так называемой “Опознавательной зоны ПВО” (Air Defense Identification Zone, ADIZ) над частью Восточно-Китайского моря. Предназначенная прежде всего для обеспечения китайских интересов в районе островов Сенкаку/Дяоюйдао, китайская ADIZ накрыла и определённую часть подводного архипелага, на владение которым претендует РК. Из Токио последовал месседж в адрес Сеула о возможности координации усилий обеих стран по противодействию возможным китайским мерам в районе ADIZ.
Однако посещение С. Абэ храма Ясукуни, случившееся спустя месяц после введения китайской ADIZ, а также настойчивость, с которой руководство КНР подчёркивало, что эта зона ни в коей мере не ущемляет интересов РК, удержали Сеул от ожидавшегося некоторыми экспертами разворота внешнеполитического курса в сторону Токио.
Новые тренды в мировой и региональной политике
Следует кратко остановиться на возможном влиянии на ситуацию в районе Корейского полуострова и в АТР в целом новых трендов в политике ведущих игроков, некоторые из которых обозначились буквально в последние месяцы. Речь идёт, главным образом, об определённой реанимации европейского направления внешней политики США. Этот тренд проявляется, в частности (но далеко не главным образом), и в событиях на территории Украины.
Поскольку пока сохраняется также стратегический курс на “разворот в Азию”, то усиление европейской составляющей американской внешней политики чревато её “раздвоением” и чрезмерной нагрузкой на национальный потенциал. Возможно, прежде всего, этот фактор принимался во внимание в начале второго срока президентства Б. Обамы, когда на смену жёсткой антикитайской риторике Х. Клинтон пришли заявления нового госсекретаря Дж. Керри о необходимости развития взаимовыгодных отношений с КНР.
Однако эти новые нюансы в американо-китайских отношениях требуют снижения общей напряжённости в Северо-Восточной Азии и в АТР в целом. Указанным требованиям никак не отвечает сохранение серьёзных проблем в отношениях ключевого американского союзника Японии с её соседями, среди которых США интересуют в первую очередь Китай и РК. Видимо этот мотив начинает превалировать в настоятельных американских “советах” последнего времени, обращённых ко всем странам СВА, но прежде всего к Японии, снизить накал напряжённости в субрегионе.
Сегодня сложно прогнозировать, как будут развиваться события в СВА и, в частности, вокруг Корейского полуострова. К факторам, вносящим существенную неопределённость в подобные прогнозы, следует отнести не только (и, возможно, уже и не столько) степень устойчивости упомянутых трендов в американской внешней политике, сколько дальнейшее становление Китая и Японии в качестве новых ведущих региональных игроков. Всё больший вклад в упомянутую неопределённость будет вносить неясность в характере развития как раз японо-китайских отношений.
Владимир Терехов, ведущий научный сотрудник Центра Азии и Ближнего Востока Российского института стратегических исследований, специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».