В 2017 г. южнокорейское НГО «Центр информации по правам человека в Северной Корее (NKDB)», выпустило Белую книгу о свободе вероисповедания в КНДР за 2016 год. Исследование, по их словам, проводилось на основе опроса 11,730 северокорейских беженцев, прибывших в РК после 2007 года, и 51,8% из них указали, что религиозная деятельность на Севере карается отправкой в лагеря для политзаключенных. Помимо этого, есть менее жёсткие наказания. 2,8% назвали исправительные работы, 11,4% — заключение в обычные тюрьмы. Анализ базы данных о правах человека в КНДР показал, что после 90-х годов там зафиксированы 1,247 случаев, подходящих под понятие притеснения религиозных кругов. 59,3% из них приходятся на лишение свободы, 10,7% — на ограничение передвижения, 9,1% — на смертную казнь. В 6,6% случаев религиозные активисты пропадали без вести.
Правда, указанная организация фигурирует в Сети практически только в контексте этого опроса, который формально говорит о том, что каким-то образом им удалось опросить почти половину взрослой части перебежчиков. Откуда у небольшой НГО такие возможности – загадка.
Южнокорейские правозащитные организации протестантской направленности любят демонстративно ставить знак равенства между геноцидом евреев при Гитлере и «уничтожением христианских мучеников» режимом Ким Ир Сена.
Для того, чтобы лучше разобраться в ситуации, обратимся к истории. Протестантская община в Северной Корее существовала, так как единственная возможность открыто заниматься национализмом при японцах была связана с прикрытием западных миссионерских организаций, которые таким образом готовили прослойку абсолютно лояльных кадров.
После освобождения страны, христиан пытались привлечь на сторону новой власти (на некоторых поддержавших власть священников даже организовали покушение), однако официальный атеизм и антиамериканизм власти раздражал сообщество, имевшее с Западом тесные связи.
В этом контексте любопытен т.н. инцидент в Синыйчжу. 23 ноября 1945 г. от 500 до 1000 школьников собрались, чтобы потребовать возвращения на свой пост директора христианской школы, уволенного Народным комитетом, в котором доминировали коммунисты. Предположительно, выступление было мирным и невооруженным, но местные силы безопсности открыли огонь, убив пару дюжин и ранив несколько сотен. Слухи об этом широко разошлись, после чего Ким Ир Сен лично приехал в город для разбора ситуации, встретился с представителями школьников и раскритиковал местных коммунистов за излишне жесткие действия, после чего ни о каком сопротивлении не было известно даже по западным данным.
Репрессии в отношении христианства усилились по мере того, как после образования КНДР и РК власти Юга начали использовать христианские структуры в качестве пятой колонны. В 1946-49 гг. прошли конфискация церковного имущества и создание Христианской лиги Северной Кореи как проправительственной организации. Те священники, которые в нее не вступали, подвергались давлению, но, как правило, у них была возможность убежать на Юг. Мун Сон Мён, кстати, был одним из таких.
Во время Корейской войны христианские активисты на Севере стали в большинстве своем активно сотрудничать с оккупационными властями, а с конца 1950-х в стране началась активная антихристианская и антиклерикальная кампания. К тому же большинство церковных общин прекратило свое существование, а многие церковные постройки были уничтожены американскими бомбардировками.
С 1980-х в Корее стали отмечать традиционные народные праздники. С этого же времени отмечена активизация деятельности таких религиозных объединений, как Союз христиан Кореи или Ассоциация корейских буддистов.
Сегодня, как пытались пояснить автору во время его командировки в КНДР в 2016 г., «государственная религия» просто вытеснила все остальные. Ким Ир Сен, конечно, уважал верующих, но нынешнее поколение, особенно молодое, не верит ни в Будду, ни в иных божеств. Буддизм и христианство формально не преследуются, но им не дают развиться выше определенного уровня, а объединяющая верующих структура находится под жестким госконтролем и готовит скорее специалистов по связям с верующими этого толка за рубежом, нежели священников, ведущих прозелитическую работу внутри страны, основанием для чего служит Статья 68 Конституции: «Религию нельзя использовать как средство для проникновения внешних сил и нарушения государственного, общественного порядка».
Специальной статьи, напоминающей «вероотступничество» в кодексах ряда исламских стран, в уголовном кодексе КНДР нет. Статьи 267 и 268 УК КНДР наказывают за «оккультные услуги» в обмен на деньги или товары, а также вовлечение в них. Однако эта статья рассчитана больше на шаманок или гадателей.
В Пхеньяне есть два протестантских храма и один католический, в каждом из которых официально насчитывается около 150 прихожан. А во время своего последнего визита в Россию Ким Чен Ир предложил построить в Пхеньяне православный храм и сказал, что «верующих мы найдем». И хотя, по сведениям респондентов автора, ходят в храм в основном сотрудники посольства РФ, Церковь Живоначальной Троицы существует в Пхеньяне более десяти лет.
Есть ли в КНДР «катакомбная церковь», определить сложно, и тем более сложно понять, насколько корейские христиане считают свое вероисповедание способом сопротивления режиму. Однако, даже если брать информацию, исходящую из ангажированных протестантских источников, тайная церковь на Севере в основном подвергается гонениям и не пытается сделать что-то большее, кроме как патетически страдать. Мы не знаем о попытках «вывесить кресты или рождественские лозунги» даже со слов организаций типа «Голоса мучеников».
И здесь мы снова обращаем внимание на важный момент: все громкие скандалы, связанные с преследованием за религиозные убеждения, отчего-то касаются не буддистов или католиков, а затрагивают исключительно одну конгрегацию – американо-южнокорейские протестантские секты, политика которых в отношении Пхеньяна определена весьма четко.
Сочетая фанатизм и прагматизм, корейские протестанты ведут свою собственную войну с КНДР, благо атеистический коллективизм КНДР вполне воспринимается этой публикой как «государство Сатаны». Именно из их кругов выходят самые страшные сказки вроде упомянутых выше, как и большинство наиболее ярких пропагандистских фальшивок, превращающих КНДР в «Империю Зла».
В действиях подобных сект практически невозможно отделить проповедь христианства от пропаганды антигосударственных действий, и мы не раз писали о шпионских скандалах, в которых ключевую роль играли американские или южнокорейские протестантские пасторы.
Религиозная и антигосударственная пропаганда идут у них рука об руку, при этом для заманивания людей в свои сети пасторы не брезгуют порнографией, попутно занимаясь производством фальшивых долларов или северокорейской валюты (конечно, исключительно для подрыва экономики КНДР), а иногда – и торговлей людьми под маской переправки беженцев.
Но этим их деятельность не ограничивается. Автору не раз попадалась информация о том, что некоторые группы данного толка пытались раскачивать лодку совсем всерьез, вербуя в Китае и иных соседних странах террористов из числа перебежчиков или местных корейцев. Таковые должны были совершить в Северной Корее несколько громких терактов типа взрывов памятников Ким Ир Сену, что повлекло бы, по убеждению Запада, за собой два следствия. Во-первых, это можно было бы интерпретировать как признак того, что в Северной Корее существует «христианское сопротивление», которое срочно нуждается в поддержке по сирийскому или ливийскому образцу. Во-вторых, такие взрывы, безусловно, вызвали бы новый виток репрессий, который тоже можно было бы использовать в пропагандистских целях. Чем хуже, тем лучше. При этом о подобных планах говорят открыто, например, о попытках взрыва статуй Ким Ир Сена при помощи дронов со взрывчаткой.
Немудрено, что в КНДР идет борьба с «реакционными и религиозными энтузиастами», которые «под прикрытием религии поклоняются западной культуре и американским империалистам», нередко напрямую выполняя задания ЦРУ США. Карается не вероисповедание само по себе, а нелегальное ведение религиозной пропаганды или ситуация, когда религиозная проповедь является вывеской для деятельности, направленной на подрыв государственной системы.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
