Оказывается, общая площадь участка составляет 70 гектаров, но министерство обороны РК решило передавать участок по частям. На первом этапе американским военным был передан участок площадью в 32 гектара, и такая площадь была выбрана для того, чтобы избежать полномасштабной экологической экспертизы, проведение которой необходимо при сооружении любых объектов на площади более 33-х гектаров. Оставшиеся 38 га, обещанные в соответствии с соглашением, будут предоставлены позже.
Вообще-то THAAD размещается на площади 10 гектаров, но это минимальная территория, необходимая для размещения пусковых установок, в то время как общая площадь военной базы, включая объекты обслуживания и зону безопасности, составляет 70 гектаров. По мнению новых властей РК, стремясь ускорить размещение THAAD, прежние власти преднамеренно пошли на серьёзные нарушения. Однако нынешний президент Мун Чжэ Ин не считает размещение комплексов ПРО первоочередной задачей, для решения которой следует игнорировать закон, и лично дал указание все проверить.
Конечно, уже доставленные в страну элементы комплексов не должны возвращаться обратно, однако экологическая экспертиза может продлиться от полугода до года, а то и дольше (на Гуаме таковая длилась два года), и потому комплексы ПРО вряд ли будут развёрнуты в 2017 году, как планировалось изначально. Также администрация президента распорядилась выяснить, кто запланировал предоставление земельного участка для размещения ПРО THAAD таким образом, чтобы избежать полномасштабной экологической экспертизы.
Правда, есть проблема — поскольку земля была передана американской стороне в соответствии с Соглашением о статусе американских войск в Корее (SOFA), на неё не распространяются законы РК. Но, похоже, на это в администрации Муна не обратили внимания.
Проверке на экологичность предшествовал еще один скандал, связанный с тем, что минобороны РК сознательно не сообщило о ввозе в страну дополнительных четырех пусковых установок для американской системы ПРО THAAD. По словам представителя администрации президента, данный факт вскрылся по итогам расследования, проведённого 30 мая в военных кругах. В первоначальном проекте доклада говорилось о ввозе шести пусковых установок, но затем это предложение было удалено. Кроме того, в докладе министерства обороны от 26 мая начальнику управления национальной безопасности Чон Ый Ёну также указывалось только то, что комплексы ПРО THAAD размещены, без пояснений. Как подчеркнул высокопоставленный сотрудник администрации, «в докладе, который 26 мая предоставил глава Управления политики министерства обороны начальнику Управления государственной безопасности администрации, а также его первому и второму заместителю, не было ни единого слова о четырех дополнительных пусковых установках THAAD». Выяснилось также, что военное ведомство не сообщило о четырех «дополнительных» ПУ THAAD и Совещательному комитету по государственному планированию, который сейчас занимается работой по выработке основных направлений политики нового правительства и приему дел от предыдущей администрации.
Факт ввоза еще четырёх пусковых установок стал известен 26 мая первому заместителю начальника управления национальной безопасности Ли Сан Чхолю, который получил эту информацию от одного из военных, после чего 28 мая лично связался с министром обороны Хан Мин Гу, который это подтвердил, думая, что его подчиненные уже доложили всю подробную информацию.
В результате президент РК Мун Чжэ Ин назвал это «крайне шокирующим» и поручил разобраться, кто принимал решение о ввозе установок, и почему об этом не сообщалось в докладе министерства обороны новому правительству.
31 мая министр обороны РК Хан Мин Гу и начальник управления национальной безопасности при президенте Ким Гван Чжин были вызваны в АП для выяснения обстоятельств: Хан Мин Гу спросили о причинах удаления из доклада для президентской администрации информации о дополнительном ввозе четырёх пусковых установок, но ответил, что такого указания не давал.
В тот же день РК Мун Чжэ Ин встретился с прибывшим в Сеул сенатором-демократом Доком Дурбином и отметил, что все меры, принимаемые относительно THAAD, являются внутренним делом южнокорейского правительства, они не направлены на изменение прежних договорённостей и не являются каким бы то ни было посланием американской стороне. Новое правительство РК серьёзно относится к вопросу размещения THAAD в РК, поскольку решение о реализации данного проекта было принято властями двух стран в целях противодействия северокорейской угрозе, однако в процессе реализации проекта были нарушены принципы демократии и сама процедура.
Между тем, вообще-то еще 16 мая представитель министерства обороны США заявлял, что первый этап поставок и установки комплектующих завершён. Выходит, что информация о том, что в РК завезены 6 установок THAAD, отнюдь не была секретной. Позднее это подтвердил представитель Пентагона Джефф Дэвис, отметивший, что размещение THAAD в РК проводится абсолютно открыто. А 5 июня начальник отдела противоракетной обороны Пентагона Джеймс Шиллинг и командующий американскими вооружёнными силами в РК генерал Винсент Брукс встретились с начальником управления национальной безопасности Чон Ый Ёном, объяснив ему технические возможности комплексов ПРО THAAD и основания для их размещения.
В итоге выяснилось, что решение удалить из доклада президенту Мун Чжэ Ину и его помощникам те части документа, в которых указывалось, что в страну ввезено еще четыре пусковые установки принял начальник Управления политики министерства обороны Ви Сын Хо. При этом премьер-министру Хван Гё Ану, который исполнял обязанности президента страны после импичмента Пак Кын Хе и поддерживал размещение батареи ПРО США, тот же самый Ви доложил обо всем, за что его отстранили от административной работы.
Но еще 1 июня 2017 г. прибывший в США для обсуждения деталей предстоящего южнокорейско-американского саммита Чон Ый Ён заявляет, что размещение THAAD на Корейском полуострове может занять немного больше времени и это связано с необходимостью проведения проверки влияния данного проекта на экологию. При этом Чон немедленно оговорился, что проблема вокруг THAAD вызвана чисто процедурными нарушениями и препятствием для развития южнокорейско-американских отношений не станет.
Что можно сказать по этому поводу? Хотя история с вымарыванием цифр из доклада кажется автору несколько странной, он скорее верит в аппаратные игры внутри министерства обороны и в присущий данной структуре организационный беспорядок, нежели в заговор генералов и осознанную попытку саботажа, призванную поставить Муна перед фактом. Иное дело, что Мун грамотно воспользовался этой возможностью и сделал большие глаза в ситуации, когда он должен продемонстрировать свое желание бороться с размещением THAAD, не имея для этого реальных сил и возможностей.
Противопоставлять свою волю воле Трампа он пока не может: при прямой конфронтации слишком вероятен вариант, который мы разбирали в предыдущей статье (американцы активируют целый комплекс мер экономического давления, и в обмен на снятие этого давления THAAD сохраняется). Тот же Дик Дурбин по итогам общения с президентом РК открыто сказал, что если Южной Корее не нужна THAAD, Америке есть где потратить эти 923 миллиона долларов. Но, живи он в РК, то хотел бы как можно больше противоракетных систем, способных защитить от сотен ракет КНДР, которые посыплются на юг в случае войны. «Соображения национальной безопасности должны преобладать».
Протащить вопрос через Национальное собрание, как собирался Мун в бытность кандидатом в президенты, тоже может оказаться опасным. Даже Народная партия, наиболее близкая Муну по позициям в целом, выступает за размещение THAAD, а это значит, что необходимого большинства в парламенте Мун, скорее всего, не добьется. А когда правящая партия предложила провести парламентские слушания о сокрытии военными информации обстоятельствах ввоза в страну четырёх пусковых установок, представитель оппозиционной партии Свободная Корея тотчас заявил, что план проведения слушаний не рассматривается, так как подобные действия могут навредить южнокорейско-американскому союзу, а также привести к раскрытию государственных секретов.
Вытащить вопрос на референдум – тоже рискованно, потому как, по последним опросам, наряду с протестующими хватает и тех, кто полагает, что американская ПРО сейчас или со временем защитит страну от северокорейской угрозы. К тому же Мун очень боится, чтобы его не называли социалистом или просеверокорейским элементом, а навязать дискуссию формата «если ты против THAAD, ты поддерживаешь КНДР», политтехнологически несложно.
Поэтому остается уповать на экологию; скорее всего, среди его стороников найдется должное количество специалистов, которые убедительно объяснят, что размещение THAAD в данном районе смертельно угрожает популяции редких и эндемичных подкустовых выползней и потому американская ПРО должна найти себе другое место. Так Мун рассчитывает оказаться в ситуации «ни мира, ни войны», когда, с одной стороны, размещение THAAD будет отложено на неопределенный срок, но при этом формально все обязательства не будут нарушены.
Однако, на самом деле, подобная стратегия несет в себе ряд опасностей: например, противная сторона тоже может найти своих экологов, которые не менее убедительно докажут, что подкустовые выползни не существуют вообще, а также способны размножаться в неволе, отчего их существование в виртуальном пространстве вполне сопрягается с размещением THAAD.
Единственное, что может спасти Муна, — это ситуация, при которой в результате какого-нибудь инцидента (реального, а не спровоцированного) можно будет провести массовую мобилизационную кампанию по аналогии с тем, что пятнадцать лет назад сделал Но Му Хен, когда в 2002 году две перебегавшие дорогу школьницы попали под американский БТР. Раздув на этой действительно неприятной истории антиамериканскую истерию, Мун сумел добиться поставленных политических целей, в том числе поста президента. Имея за спиной еженедельные массовые демонстрации наподобие «народных гуляний за импичмент», Мун теоретически может улучшить свою позицию в торге с Соединенными Штатами, показав, что американскую ПРО не хочет вся страна, и в изменившейся ситуации он не может не следовать мнению народа: форс-мажор, прежние договоренности отменяются.
Но для этого такое ЧП должно произойти. А пока его нет, Сеул продолжает сидеть меж двух стульев. Уже 9 июня в администрации президента сообщили, что, несмотря на смену политической власти в РК, новое правительство сохраняет серьезное отношение к THAAD, будучи готовым к продолжению тесного сотрудничества с США. Однако оно придерживается необходимости соблюдения ряда процедур, направленных на определение оправданности проекта, обеспечение его прозрачности, а также проведение проверки влияния THAAD на экологию района размещения. Как считают в СМИ РК, такие заявления направлены на создание более благоприятных условий подготовки к двустороннему саммиту путем сглаживания опасений американской стороны.
А 11 июня, по сообщению Reuters, когда дипломаты из США открыто поинтересовались у южнокорейской стороны, не является ли нынешняя экологическая экспертиза попыткой отказа от проекта размещения комплексов, им подтвердили, что сотрудничество в этой сфере будет продолжено, а договоренности – соблюдаться. Глава минобороны Хан Мин Гу в ходе встречи с главой Пентагона Джеймсом Мэттисом также заверил своего американского коллегу в том, что Сеул не предпринимает попыток отменить договорённости по этому поводу. По его словам, проблемы, возникшие в южнокорейском обществе по этому поводу, связаны лишь с отсутствием прозрачности в процессе размещения комплексов ПРО. Сеул решит проблему «в духе альянса» с Вашингтоном.
А как пока работает уже размещённый комплекс THAAD? Как пишут СМИ, пока с перебоями из-за проблем с электричеством. Пока не подвели электроснабжение, он питается от генераторов, но к ним нужно топливо, а попытки подвезти его по земле уже дважды блокировались протестующими. В результате топливо завозят вертолётами как могут, и по сообщениям СМИ, в дни, когда КНДР испытывала новые ракеты средней дальности, он не работал.
Чем закончатся попытки сидения на двух стульях и хватит ли у новых властей Сеула смелости поставить вопрос ребром – читайте в следующих статьях на эту тему.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
