Как и предсказывалось в конце 90-х годов, все три основные компоненты “совокупной национальной мощи” (СНМ) США подвержены относительной эрозии на фоне роста СНМ Китая. Следовательно, не может не обостряться вопрос об оптимальном распределении ресурсов в ходе реализации стратегии сдерживания КНР. Например, осуществлён военный “уход из Ирака” и готовится почти аналогичный “уход из Афганистана”. Эти мероприятия являются в основном реакцией на упрёки американских военных аналитиков в адрес руководства страны в том, что “наши сухопутные силы (Army) почти целиком увязли неизвестно где и занимаются неизвестно чем, гоняясь за какими-то “террористами”. В то время как перед лицом реальной угрозы на западе Тихого океана мы располагаем в основном только корпусом морской пехоты”.
Второй подобный “мелкий”, но существенно более болезненный вопрос, затрагивает фактически всю систему трансатлантических отношений, которая являлась базой американской стратегии периода “холодной войны”. Развивается новая мировая игра с центром, расположенным на противоположной стороне земного шара по отношению к евроатлантике, поэтому упомянутая система, существенным образом сохранившая облик периода давно закончившегося глобального конфликта, всё более выглядит анахронизмом.
Архаичность основной трансатлантической структуры, каковым является НАТО, не может прикрыть риторика чикагской декларации о “модернизации” с целью “глобализации” этого союза. О какой “глобальности” НАТО может идти речь, когда почти все европейские участники этого союза не проявляют никакого интереса к военно-политическим проблемам в той части территории евразийского континента, которая расположена восточнее Ирана. То есть там, где, по мере продвижения на восток, подобные проблемы только начинаются у лидера НАТО и нынешнего ключевого союзника европейцев.
Исключением здесь могут являться только восточноевропейские “младодемократы”. Но лимитрофные квази-государства никогда не могли предложить своему “патрону” ничего, кроме послушания во всём.
В глобальной политике ЕС, в отличие от США, “нечего делить” с Китаем. При этом в сфере экономики ЕС и КНР превосходно дополняют друг друга. Судя по всему, обе стороны настроены и далее развивать уже весьма обширные торговые отношения. Показательной в этом плане оказалась триумфальная встреча в Пекине канцлера Германии Ангелы Меркель в ходе её визита в КНР осенью 2012 г. Только окрики из Вашингтона не позволяют пока европейцам отказаться от эмбарго на продажу оружия Китаю, введённые в своё время в связи с известными событиями на площади Тяньаньмэнь.
Таким образом, едва ли будет преувеличением обозначить “разворот-сдвиг” американской политики в АТР в качестве “теста на выживание” всей системы трансатлантических отношений, включая НАТО.
В этих условиях был дан “зелёный свет” давно обсуждавшейся инициативе по созданию “Трансатлантической зоны свободной торговли и инвестиций” (Transatlantic Trade and Investment Partnership, TTIP). Однако, как и у его тихоокеанского “прообраза” (Trans-Pacific Partnership, TPP), у TTIP возникли серьёзные проблемы. Их следствием и явилось объявление 22 января 2014 г. руководством ЕС об отсрочке на неопределённое время проведение дальнейших переговоры с Вашингтоном на эту тему.
Кроме того, с новой американской риторикой в отношении ЕС никуда не исчезли два ключевых и взаимосвязанных момента. Речь идёт о необходимости США стратегически сосредоточиться на китайском направлении и, следовательно, на неизбежном расхождении ключевых интересов между сторонами Атлантического океана.
“Жертвой” той же необходимости могут стать (но необязательно) и крупные достижения американской дипломатии на индийском направлении. В конечном счёте, проблема ограниченности располагаемых государственных ресурсов и находится в основе дискуссий на тему, составляют ли ареалы Тихого и Индийского океана единое стратегическое целое. Элементарные соображение (приведенные, в частности, Робертом Капланом в 2010 г.) показывают, что это именно так и есть. Достаточно сослаться на проблему контроля морских линий коммуникаций (Sea Lines of Communication, SLOC), которая приобрела стратегическую значимость со времён наполеоновских войн.
Сегодня критически важно для всех трёх ведущих азиатских держав (Китая, Японии и Индии) контролировать морские линии транспортировки углеводородов из зоны Персидского залива и Африки. Эти линии проходят через Индийский океан, Малаккский пролив и моря, являющиеся западной частью Тихого океана. Поскольку так называемая “проблема ресурсов” (в данном случае, естественных) является одним из основных мотивов новой региональной и глобальной игры, то SLOC, начинающаяся на северо-западе Индийского океана, является той “скрепой”, которая соединяет в единое стратегическое целое ареалы обоих океанов.
Если в планы США входит “ненавязчиво” держать ладони на горле китайской экономики, то для этого не существует лучшего способа, чем осуществление контроля индийско-тихоокеанской SLOC. В том числе, поэтому со стороны американского руководства не раз делались заявления о важности развития всесторонних отношений с Индией. Однако некоторые эксперты, не отрицая стратегической важности региона Индийского океана, полагают всё же, что из-за ограниченности располагаемых средств Вашингтону следует сосредоточиться на Восточной Азии.
(Продолжение следует…)
Владимир Терехов, ведущий научный сотрудник Центра Азии и Ближнего Востока Российского института стратегических исследований, специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
