EN|FR|RU
Социальные сети:

К работе спецкомиссии ООН по правам человека в КНДР

Константин Асмолов, 25 сентября

543220 августа 2013 г. в сеульском университете Ёнсе начались заседания специальной комиссии ООН по правам человека в Северной Корее. Беглецам из КНДР — бывшим заключенным северокорейских трудовых лагерей — предоставили возможность рассказать свои истории в присутствии всех желающих их выслушать.

Комиссия ООН по правам человека в Северной Корее была создана 22 марта 2013 г. Идея исходила из Совета ООН по правам человека, который считает, что допускаемые со стороны Пхеньяна нарушения в гуманитарной области могут быть квалифицированы как преступления против человечности. Соответствующую резолюцию представили Япония и Европейский Союз. За ее принятие проголосовали все 47 членов Совета ООН по правам человека. В основе резолюции лежал доклад спецпредставителя ООН Марзуки Дарусмана о ситуации с правами человека в КНДР, где власти Северной Кореи подозревались в несоблюдении права граждан на жизнь и на доступ к пище, пытках, похищениях, дискриминации, ограничении свободы слова.

Теоретически комиссия должна сосредоточиться главным образом на проверке данных об исправительно-трудовых лагерях на территории КНДР (предполагается, что в этих лагерях заключенные находятся фактически на положении рабов, их пытают, насилуют, лишают еды), а также – на сообщениях об исчезновениях и убийстве людей. Кроме того, в ООН полагают, что власти КНДР намеренно лишают широкие слои населения достаточного количества продовольствия, используя еду как средство контроля над гражданами. 

Формально, перед нами первая попытка провести серьезное расследование о ситуации с правами человека в КНДР, предпринятая на уровне ООН и потому имеющая высокий международный статус. Итог этого расследования может иметь важные международные последствия, потому что одно дело – оценочные заявления правозащитников, которые демонстрируют их личное мнение, и другое – «постановление суда». Данные о нарушениях прав человека в Северной Корее могут стать основанием для обвинений руководства КНДР в преступлениях против человечности, и международная организация даже надеется привлечь виновных к ответственности, хотя пока неизвестно, каким образом.

Сторонники Северной Кореи заранее объявили, что суд не будет объективным, и их можно понять, потому что дела с правами человека в этой авторитарной стране действительно обстоят не лучшим образом. Вопрос в том, сумеет ли комиссия разобраться в проблеме и вынести объективный вердикт, несмотря на изрядный массив антисеверокорейской пропаганды, накопившийся за срок более шестидесяти лет.

Задача сложная, так как Северная Корея комиссию к себе не пустила. Поэтому ее членам придется выносить решения частично на основе косвенных данных, частично – с учетом тех свидетельских показаний, которые будут ей доступны. Естественно, это уже обещает определенный перекос.

Рассмотрим как то, кому именно поручено это расследование, так и то, на основании чего комиссия будет делать выводы. Она состоит из трех человек, и возглавляет ее 74-летний австралийский судья Майкл Керби, бывший член Высокого суда Австралии. Помимо него, в комиссию входят 65-летняя сербская правозащитница Соня Бисерко и уже упомянутый 68-летний бывший генеральный прокурор Индонезии, правозащитник Марзуки Дарусман, который с 2010 г. является уполномоченным ООН по наблюдению за правами человека в КНДР.

Глава комиссии Майкл Керби в 2006 г. входил в список ста наиболее влиятельных австралийцев. Бывший член Верховного суда, лауреат премия ЮНЕСКО за воспитание в духе прав человека, известный юрист, который в своих работах и в своей практике выступал против формализма и догматизма. Выступал против законов о криминализации заражения СПИДом. Занимался разработкой этического кодекса для судей. Открытый гей, что довольно важный момент в условиях австралийского общества, более консервативного, чем западное. Не был замешан в скандалах, связанных с «избирательным правосудием», но непонятно, в какой степени он будет деятельным следователем, а не свадебным генералом, чей авторитет просто должен будет освятить выводы, сделанные не им.

Пока известно его заявление о намерени комиссия действовать с «полной независимостью» и без «предубеждений», и что Северной Корее будет дана «надлежащая правовая процедура». «Мне, конечно, хотелось бы попытаться взаимодействовать с Северной Кореей, чтобы мы смогли получить самые надежные и достоверные материалы для ООН, которые, в конце концов, подтвердят или опровергнут данную информацию», — сообщал он.

Марзуки Дарусман – бывший генеральный прокурор Индонезии при довольно авторитарном режиме Сухарто. На этом посту вроде бы боролся с коррупцией, а когда режим пал, удержался на плаву в качестве одного из посредников между старой и новой властью. Как представитель ООН принимал участие в нескольких подобных расследованиях, которые, однако, не дали серьезных результатов, но подогрели напряжение в обществе. Так, после его визита на Шри-Ланку власти закрыли ему въезд в страну, а массы сожгли его чучело. Также известен как эксперт по вопросу о положении в области прав человека в Гаити, хотя, судя по упоминаниям его имени в данном контексте, ситуация там не вызывала у него столь праведного рвения.

Северокорейской проблематикой Дарусман занимается уже несколько лет в качестве «специального докладчика ООН по правам человека в СК». Его доклады не раз взывали споры и даже драку между северокорейским и южнокорейским представителями в ООН. Создание комиссии – во многом его идея, ибо тема преступлений против человечности не раз звучала в его выступлениях.

Третий член комиссии – Соня Бисерко. Видная правозащитница и руководитель хельсинской группы по правам человека в Сербии. Бывший дипломат, выступавший против политики Милошевича. Принимала самое активное участие в развале Югославии и последующем информационном обеспечении «гуманитарной интервенции» против Сербии, возлагая в этой кровопролитной гражданской войне ответственность только на одну сторону. У себя дома Бисерко вызывает лютую ненависть патриотов, но нам гораздо интереснее ее реакция на большое количество новых фактов, которые показывают, что события в Югославии отнюдь не были односторонней резней: «Часть интеллигенции Сербии годами пытается отрицать ответственность сербской стороны за геноцид, факт которого доказан на нескольких процессах МТБЮ и подтвержден Международным судом ООН. Так что этот момент уже не нуждается в доказательствах. Сребреница — драматическая веха в истории. Никто не может сказать, что произошедшего там на самом деле не было, поэтому возникают попытки уменьшить число убитых, умалить значение этой резни, переложить ответственность на мусульман, акцентировать внимание на жертвах, которые впоследствии вроде как были обнаружены живыми. Весь этот процесс сопровождается выходом книг, научными исследованиями, якобы доказательствами. … Это попытка релятивизировать, показать относительность значения Сребреницы как страшнейшего преступления в боснийской войне».

Это очень хорошая цитата, поскольку идеально иллюстрирует подход «Я знаю Правду, и не приставайте ко мне с фактами». Новые доказательства? Новые свидетели? Это просто попытка замазать правду!

С того же времени Бисерко работала вместе с журналистом Блэйном Харденом. Тогда он помогал ей демонизировать режим Милошевича, а сегодня хорошо известен в России как автор книги «Побег из лагеря 14», в которой он обработал рассказы человека, позиционирующего себя как беглеца из одного из самых закрытых северокорейских концлагерей, — Син Дон Хёка. К этому человеку мы еще вернемся.

Итого, два из трех членов комиссии однозначно настроены антипхеньянски. Дарусман был инициатором проекта и заинтересован в том, чтобы его предположения подтвердились, а репутация, связи и высказывания Бисерко четко указывают на ее необъективность. Отметим и пожилой возраст всех членов комиссии, который может означать не только мудрость, но и косность.

Теперь о том, как собирается материал. Власти КНДР назвали свидетелей «человеческими отбросами», не признав комиссию и не предоставив ей доступ на территорию страны. Такая реакция не должна вызвать у членов комиссии благожелательное отношение к Пхеньяну, а данные аэрофотосъемки оставляют довольно большой простор для интерпретаций. Новое здание с трубой может быть равно интерпретировано и как пыточная с крематорием, и как хозблок с кухней.

Остается полагаться на свидетелей. На момент, когда этот текст писался, комиссия успела опросить несколько человек, в том числе – Кан Чхоль Хвана. Выходец из семьи японских корейцев, «член семьи врага народа», он провел 10 лет в лагере в возрасте с 9 до 19 лет, впоследствии перебрался на Юг, а ныне является журналистом «Чосон Ильбо». Написал книгу «Аквариумы Пхеньяна» (соавтор Пьер Ригуло известен как автор очередной «черной книги коммунизма»), где довольно много рассказано и о лагерях, и о жизни за их пределами. Впрочем, волну страшилок Кан особенно не нагоняет, описывает то, что видел сам, и книгу его даже стоит просмотреть в сравнении с остальной такой литературой.

Конечно, многое в его рассказах не будет приятно тем, кто полагает КНДР последним островком коммунистической духовности, однако «звездой» прессы оказался не он, а 30-летний Син Дон Хёк, который является чуть ли не самым известным беглецом из КНДР и, по его словам, единственным человеком, которому удалось убежать из особой колонии для политических заключенных. Син якобы родился в концлагере, прожил там до двадцати с лишним лет, а затем благополучно сбежал сначала на Юг, а потом – в США.

Показания Сина были очень широко растиражированы как в зарубежной, так и в российской прессе, и лишний раз пересказывать их содержание не хочется. Впрочем, это было повторение написанного в книге с его слов американским журналистом Блейном Харденом. Публичная казнь, как первое воспоминание детства; голод, пытки и издевательства; выломанный средний палец за то, что мальчик выронил швейную машинку, которая после падения пришла в негодность; донос на мать и брата в надежде на лучшее обращение; и прочие истории в стиле «а потом они бросили меня в мартеновскую печь под дорожный каток, но на мне были теплые валенки и потому я выжил».

Такие страсти шокируют неподготовленных, но у подготовленной публики остается немало вопросов.

Во-первых, непонятно, почему акцент Сина совершенно не похож на северокорейский.

Во-вторых, его показания полны странностей, а некоторые их фрагменты выглядят очевидным вымыслом. Это касается и того, как он добирался до Китая из лагеря, расположенного почти в середине страны; и описания пыток, которым он подвергался: если всё было именно так, как он рассказывает, любой человек на его месте должен был или погибнуть, или стать инвалидом на всю жизнь. А вырванный палец оборачивается на самом деле отсутствием фаланги, что вполне может быть следствием производственной травмы или членовредительства в стиле иных современных патриотов РК, отрезавших себе пальцы в знак протеста против политики Японии.

Вообще, надо отметить интересный момент. То ли южнокорейские пропагандисты вдохновляются историями христианских мучеников, то ли дело в такой особенности корейского национального характера, как хан, которую можно определить как сочетание пафоса, тоски и драматичности, но с точки зрения стороннего наблюдателя они решительно перебарщивают с «душераздирающими подробностями», направленными на вызов всплеска эмоций.

В-третьих, если посчитать, что всё в его рассказе правда, можно задаться еще одним вопросом: насколько можно верить человеку, который ради лучшего обращения с ним в лагере донес на собственную семью и отправил ее на смерть? Полагаю, какая-то часть этих вопросов возникла и у судьи Кирби. Немудрено, что книга Сина оказалась настолько гипертрофированным описанием «ужасов на Севере», что, в конце концов, «издателям» данный «рóман» пришлось рекламировать не как свидетельство перебежчика, а как «бестселлер, основанный на реальных событиях».

Истории остальных находились в условном промежутке между показаниями Кана и Сина. Кто-то вдохновенно вспоминал события 30-летней давности, как будто бы они случились вчера; кто-то описывал голод 1995-97 гг., забывая, что в эти годы тяжело было не только заключенным – серия природных катастроф и последующие за ними болезни и недоедание унесли жизни минимум шестисот тысяч человек.

Какова валидность всех этих показаний? Устная передача, особенно, когда свидетелем является чей-то близкий человек («… а мне дедушка рассказывал, что…»), нередко воспринимается как нечто более достоверное, чем «официальный» письменный текст. Однако у гипотетического дедушки тоже может быть достаточно причин, чтобы не рассказывать внукам всю правду и сохранить в их глазах свой положительный образ. Большинство квалифицированных юристов согласится с тем, что «97 % населения лагерей твердо уверено в том, что посажены они ни за что. И только 3 % считают, что их осудили справедливо».

По той же причине нельзя воспринимать как стопроцентно достоверную информацию, исходящую от перебежчиков, особенно претендующих на статус политического беженца. Такой статус дают не всем и не просто так, и весьма соблазнительно подать себя как человека, «раскрывающего страшные тайны режима» и рассказывающего то, что другая сторона хочет от тебя услышать. Особенно в ситуации, когда эти данные нельзя перепроверить.

Хороший пример такого «очевидца» — иракский перебежчик, получивший кодовое имя Curve Ball (в русском переводе мемуаров тогдашнего директора ЦРУ Дж. Тенета — «Финт»), в 2010 г. признавшийся, что врал про ОМП Саддама, ибо «хотел что-то сделать, чтобы свергнуть режим». Поверить было нужно — и поверили.

Затем, свидетельские показания — это интерпретация данного конкретного человека, и ни один свидетель не запоминает ситуацию со всей точностью. Особенно когда человек вспоминает о событии спустя длительное время, многие детали он сознательно или несознательно искажает, даже если на него не давит политическая конъюнктура.

Теоретически, собрав очень большой объем показаний, можно было отсеять крайности, так как «250 человек не могут лгать одинаково во всех подробностях», но публичный формат слушаний не давал такой возможности. В итоге перед комиссией ООН выступили в общей сложности 30 свидетелей, а затем она продолжила свою работу в Токио.

Поэтому неудивительно, что 17 сентября 2013 г. по итогам общения с Син Дон Хёком и Ко были сделаны предварительные выводы: «Наблюдаются голод и страшные зверства». По словам Майкла Кирби, беседы с освобожденными узниками северокорейских лагерей указывают на широкомасштабное нарушение прав человека в КНДР. «Наше независимое расследование займется далее изучением того, какие именно северокорейские учреждения и конкретные чиновники виновны в этих преступлениях», — добавил он. В марте 2014 г. комиссия должна предоставить письменный отчет, после чего итоги слушаний будут переданы заинтересованным органам ООН и ее генеральному секретарю. Дело также может быть передано в Международный уголовный суд, который не входит в структуру ООН, но занимается преступлениями против человечности.

Как будет развиваться ситуация потом, увидим, ибо аудитория помнит, как долго ловили сербов и как – хорватов после аналогичных расследований в Югославии. Не случайно на выступления перебежчиков пришли только несколько десятков человек, включая журналистов. Южнокорейцев занимали более серьезные и громкие скандалы.

Стоит обратить внимание на иное. По словам Син Тон Хека, это расследование — чуть ли не последняя надежда для жителей Северной Кореи, потому что они не в состоянии устроить вооруженное восстание, как в Ливии или Сирии. Однако хочется надеяться, что в этот раз Curve Ball однозначно вылетит за пределы поля.

Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для Интернет-журнала «Новое восточное обозрение».