Ближе к концу 90-х годов прошлого века некоторые из серьёзных американских политологов уже более или менее определились с ответом на два взаимосвязанных ключевых вопроса: как долго продлится “прекрасное мгновенье” однополярного мира и кто способен бросить вызов его лидеру, оказавшемуся на вершине мировой иерархии с окончанием холодной войны.
Тогда обратила на себя внимание опубликованная в 1997 г. в журнале International Security обширная статья M. Mastanduno под примечательным заголовком “Консервирование однополярного момента: теории реализма и большая стратегия США после холодной войны”.
Это была фундаментальная работа, в которой сформулированная в заголовке проблема рассматривалась с разных теоретических позиций. Но, насколько можно было понять, на итоговый ответ повлияла всё же практика, которая обозначилась к тому времени в виде двух примечательных фактов, до сих пор сохраняющих актуальность. Из них первый был связан с вызовом, который двумя годами ранее был брошен (впервые с начала 70-х годов) Пекином Вашингтону в связи с так называемым “Третьим кризисом в Тайваньском проливе”.
Второй, значительно более важный факт был обусловлен впечатляющими темпами экономического роста того же Китая, наметившегося с конца 70-х годов, как следствие так называемых “реформ Дэн Сяопина”. Использованный М. Мастандуно метод линейной экстраполяции применительно к этим темпам показал, что уже приблизительно через десять лет Китай будет обладать второй экономикой мира. Что станет для него надёжной базой для претензий на занятие одного из привилегированных положений за столом “Большой мировой игры”.
Таким образом, главным итогом указанной работы стал прогноз в вопросе кто и когда прервёт “прекрасное мгновенье” однополярного мира. Данный прогноз полностью оправдался, ибо уже к концу нулевых годов не только высоколобым учёным, но абсолютно всем стал вполне очевидным процесс формирования ещё одной глобальной державы в лице КНР.
Отметим, кстати, что как упомянутая выше, так и последующие работы того же М. Мастандуно (в соавторстве с другими не менее известными учёными) полностью опрокидывали возникший ранее квазифилософский суррогат о “Конце истории”.
Как и повсеместно, политическая элита США не сразу отнеслась с необходимым вниманием к отмеченным выводам собственной науки. В это же время возник (очень похоже, что в недрах спецслужб) искусственный конструкт, названный “международным терроризмом”. Кроме того, внутри самого научного сообщества разгорелся жёсткий спор между сторонниками продолжения вооружённой экспансии на международной арене и теми, кто считал необходимым “вернуться к истокам” концепции “града на холме”. Который может представить интерес для других народов самим своим обликом, а не “авианосно-ударной” аргументацией.
То есть к началу нулевых годов в процессе формирования стратегии поведения на международной арене политическое руководство США оказалось перед весьма широким выбором исходных (противоречащих друг другу) концепций. Одновременное влияние их всех на американскую политическую практику просматривалось в течение двух последующих десятилетий.
И только на начальном этапе правления администрации Джо Байдена раздалось сакраментальное “так вот, где таилась погибель моя”, когда стал очевидным успех глобального китайского проекта Belt and Road Initiative. Причём, главным образом в странах так называемого “третьего мира”, в котором сосредоточено большинство человечества.
Кстати, представляется уместным отметить, что рост влияния в мире обоих главных неудачников во Второй мировой войне — Германии и Японии, также обусловлен тем же фактором. Характер их нынешнего поведения на международной арене (например, относительно “Украинского кризиса”) определяется отнюдь не пресловутой “американской оккупацией”. Которая не имеет никакого отношения к мотивации принятия Берлином и Токио тех или иных внешнеполитических решений. Здоровье экономического организма (то есть, повторим, главного внешнеполитического инструмента) обеих этих стран существенным образом обеспечивается гигантским американским рынком. За продолжение пребывания на нём надо чем-то расплачиваться на международной политической арене. В этом плане вопросу персоналий, оказавшихся в данный момент у власти в Германии и Японии, нередко уделяется излишнее внимание.
Отметим также, что сам Пекин находится в состоянии привыкания к тяжкому, не привычному для него бремени лидерства в глобальной политике (как неизбежного следствия экономических успехов) и поиска наиболее оптимальной в ней стратегии поведения. Сегодня уже нет той “напористости” середины прошлого десятилетия в отношениях КНР с соседями по Юго-Восточной Азии, издержками которой до сих пор продолжают пользоваться главные оппоненты Пекина. “Политическая напористость” замещается всё тем же фактором развития экономической кооперации и учётом интересов соседей.
Как бы то ни было, но в Вашингтоне, наконец, спохватились (видимо, довольно поздно) и сегодня пытаются, во-первых, сформировать международные экономические проекты, альтернативные BRI, а также, во-вторых, исключить КНР из системы международного разделения труда в наиболее важной сегодня сфере IT-технологий.
Первая компонента не раз комментировалась в НВО в связи с проектами B3W, Quad, I2U2. Этот перечень аббревиатур пополнился новой, появившейся в ходе состоявшейся в третьей декаде мая поездки Дж. Байдена в Южную Корею и Японию. Речь идёт об “Индо-Тихоокеанском экономическом рамочном соглашении” (Indo-Pacific Economic Framework for Prosperity, IPEFP), о формировании которого американский президент заявил в Токио.
23 мая Белый дом опубликовал Заявление, в котором перечисляются все 13 стран, пока согласившихся войти в формат IPEFP, а также обозначаются его цели и подлежащие решению первоочередные задачи. Среди участников обратило на себя внимание присутствие Индии (входящей также в Quad и I2U2), и половины стран субрегиона ЮВА (таких, например, как Вьетнам, Индонезия, Филиппины).
Что касается вопроса, зачем “мы все сегодня (в очередной раз) собрались”, то самый общий ответ на него в указанном документе выглядит так: “Мы хотим построить свободный, открытый, справедливый, инклюзивный, взаимосвязанный, устойчивый, безопасный и процветающий Индо-Тихоокеанский регион”. Вряд ли у кого-то могут возникнуть негативные эмоции от этого длинного списка позитивных эпитетов.
Но дело в том, что в том же ИТР уже давно перешли от благих пожеланий к конкретным и масштабным делам. Можно указать, например, на Китайско-Пакистанский экономический коридор, то есть — пока самый масштабный элемент проекта BRI. В рамках общих попыток улучшить пакистано-индийские отношения из Исламабада звучали в своё время обращённые в сторону Нью-Дели призывы присоединиться к КПЭК, которые остаются пока без ответа. В связи с чем в КНР выражают немалое разочарование.
Этот факт, а также то, что США заявляют о намерении заниматься в том же регионе и примерно тем же, что давно делают участники BRI, является лишним свидетельством неблагополучного, аккуратно выражаясь, состояния общеполитической обстановки в мире. Она ещё более ухудшится, если окажутся реальностью информационные вбросы о возможном присоединении Тайваня к формату IPEFP. Который носит, повторим, очевидно конкурентный (опять же, мягко выражаясь) характер по отношению к проекту BRI.
В общий курс на вытеснение КНР из важных секторов международной экономики вписывается намерение Вашингтона сформировать (опять же, без китайского участия) логистическую цепочку поставок в крайне важной сфере производства разного рода полупроводниковых полуфабрикатов, которые служат базой для индустрии “высоких технологий”. В прессе будущий международный конгломерат уже получил обозначение Chip 4, который должны составить специализирующиеся в области производства “чипов” компании США, Японии, Республики Корея и Тайваня.
Из них особо пристальное внимание в Китае обратили на двух последних (потенциальных) участников. Что касается РК, то после избрания нового президента появился элемент некоторой неопределённости относительно внешнеполитического курса этой страны. Уже отмечается обострение американо-китайской борьбы за влияние на РК. Весомым инструментом Пекина в ней остаётся факт продолжающихся переговоров с Сеулом на тему заключения двустороннего Соглашения о свободной торговле. В том числе и этим, видимо, обусловлено колебание нынешнего руководства РК в вопросе о присоединении к Chip 4.
Настороженность же Пекина относительно возможного подключения Тайваня к указанному проекту объясняется как обострением проблематики международного статуса острова, так и тем фактом, что сегодня на его территории производится по крайней мере две трети всего объёма изготавливаемых в мире чипов.
Наконец, вся эта суета Вашингтона в связи с ростом веса КНР в глобальной экономике представляется в существенной мере иррациональной. И, напротив, рационально выглядела бы адекватная оценка объективно складывающейся ситуации на современном этапе “Большой мировой игры”, за столом которой США вполне могут претендовать на вполне достойное для себя место.
Наряду с другими ведущими игроками.
Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона, специально для интернет-журнала “Новое Восточное Обозрение”.