Октябрь 2020 г. был отмечен очередным всплеском неприятностей в китайско-южнокорейских отношениях, связанных с тем, как по-разному реагируют страны на память о Корейской войне 1950-53 гг.
Вначале, 7 октября самая раскрученная K-pop-группа BTS по случаю 70-й годовщины Корейской войны получила награду от некоммерческой организации Korea Society for promoting U.S.-Korean relations. В благодарственной речи ее лидер сказал: «Мы всегда будем помнить историю боли, которую наши два народа разделили вместе, и жертвы бесчисленных мужчин и женщин».
В ответ китайская The Global Times в статье под заголовком «BTS оскорбляет чувства китайских пользователей сети и фанатов во время выступления о Корейской войне» назвала эти высказывания отражением одностороннего отношения. Китайские пользователи социальных сетей тоже заявили, что BTS свысока смотрит на жертвы китайского народа, сражавшегося в войне на стороне Северной Кореи. На платформах социальных сетей КНР, таких как Weibo, пользователи делились хэштегами и постами, осуждающими группу и угрожающими бойкотировать бренды, связанные с группой.
Гнев китайцев по отношению к BTS был настолько велик, что Samsung Electronics и Hyundai Motor убрали с китайского рынка продукцию, связанную с K-pop.
Но куда больший ажиотаж вызвало выступление Си Цзиньпина 23 октября 2020 г. в Большом зале Народного собрания в Пекине, посвященное годовщине вступления КНР в Корейскую войну. Как заявил председатель КНР, «семьдесят лет назад империалистические захватчики обстреляли порог нового Китая», но китайский народ смог «разрушить миф американских военных о непобедимости». По его словам, вмешательство Китая в братоубийственный конфликт «предотвратило экспансию империализма и стабилизировало ситуацию на Корейском полуострове». Си Цзиньпин подчеркнул, что «мы никогда не будем сидеть сложа руки и смотреть, как наносится ущерб нашему национальному суверенитету. Мы никогда не позволим какой-либо силе вторгнуться или разделить священную территорию нашей родины».
Со времен Цзян Цзэминя в 2000 году, это был первый случай, когда китайский лидер выступил с речью во время мероприятия, посвященного вступлению Китая в войну 1950-53 гг., и Си был не единственным высказавшимся в данном ключе. Документальный фильм государственной телекомпании CCTV, вышедший к годовщине, описывал события как «войну, чтобы противостоять Америке и помочь Корее» и оборонительный шаг после того, как через два дня после начала войны США развернули военно-морские силы в Тайваньском проливе. Коммунистический союз молодёжи Китая на своей странице в социальной сети Weibo также заявил, что Корейская война была конфликтом между двумя частями Корейского полуострова.
Речь Си Цзиньпина и китайская реакция на действия BTS вызвала в Корее очень сильный ажиотаж, после чего китайское руководство начали упрекать в стремлении исказить историю. Как писали СМИ РК, «Си Цзиньпин заслуживает критики за свои высказывания, явно прославляющие вступление Китая в Корейскую войну 1950-1953 годов», так как «Участие китайских войск привело к миллионам жертв войны, поскольку они помогали инициатору войны. Контратака союзников ООН во главе с США была оправданной защитой, чтобы отбросить агрессоров назад к границе».
24 октября Южная Корея ответила, что Корейскую войну спровоцировало вторжение Северной Кореи. В качестве доказательства этого исторического факта министерство сослалось на резолюции 82, 83 и 84 Совета Безопасности ООН, в которых нападение северокорейских вооружённых сил на Юг характеризовалось как агрессия. В них содержался призыв немедленно прекратить боевые действия и вывести войска за 38-ю параллель.
Министр обороны Со Ук также напомнил, что Корейская война, начавшаяся 25 июня 1950 года, была вторжением на Юг северокорейских войск при поддержке СССР и Китая. Он высказал резкое несогласие с заявлением председателя КНР о том, что помощь Китая Северу помогла предотвратить экспансию империализма и стабилизировать ситуацию на Корейском полуострове.
Госдепартамент США тоже нанес ответный удар. «Факт: Северная Корея вторглась в Южную Корею 25 июня 1950 года при поддержке Мао Цзэдуна. Когда свободные нации дали отпор, КПК отправила сотни тысяч солдат через Ялу, гарантируя опустошение Корейского полуострова», — написала пресс-секретарь Департамента Морган Ортагус в Twitter.
Критика правых экспертов во многом строилась на том, что «китайский взгляд на Корейскую войну может распространить ложное понимание истории в международном сообществе», но автор хочет более серьезно поговорить о том, насколько стоит называть войну «империалистическим вторжением США».
Понятно, что южнокорейский исторический нарратив воспринимает Корейскую войну как эпическое противостояние коммунизму, где Китай и Северная Корея воспринимаются как союзники, тем более что вступление Китая в войну поставило крест на планах южнокорейского руководства «воссоединить страну». Даже в правление Мун Чжэ Ина во время очередной ревизии школьных учебников в разделах, посвящённых Корейской войне, было специально подчёркнуто, что Север напал на Юг и других трактовок быть не может.
Однако в Китае эпохи Си Цзиньпина Корейская война воспринимается как одна из трёх войн, в которых Китай благородно защищал Корею от внешнего вторжения, — наряду с Имчжинской войной в 1592-1598 и японо-китайской войной 1894-1895. При этом, с китайской точки зрения, легитимным государством на территории полуострова был не Юг, а Север. Это противостояние выделяет три идеологических вопроса, в каждом из которых южнокорейская позиция как минимум поколебима.
Первый касается тезиса о том, что Южная Корея более легитимна, чем Северная. Этот факт легитимности базируется на признании итогов южнокорейских выборов со стороны ООН, однако отметим, что даже среди членов Временной комиссии ООН по Корее по этому поводу была существенная дискуссия, поскольку уровень принуждения и фальсификаций был слишком велик, а ряд влиятельных политических сил принципиально не участвовал в выборах, считая их сепаратными. К тому же, с самого начала попыток провести выборы на территории Севера не производилось. В результате признание Юга международным сообществом во многом произошло благодаря политической конъюнктуре холодной войны, которая окончательно разрушила возможность решения этого вопроса Москвой и Вашингтоном в двустороннем порядке.
Между тем, с точки зрения легитимности, претензии Севера предпочтительнее по двум причинам. Во-первых, северокорейские структуры власти выросли, пусть и формально, из сформировавшихся после освобождения страны народных комитетов, которые на Юге были разогнаны. Во-вторых, Север пытался организовать на Юге процесс выборов, и первое Народное собрание включало в себя представителей Южной Кореи, избранных в ходе этой процедуры.
Второй тезис касается того, что Север внезапно напал на мирный и ничего не подозревающий Юг. Это не так, потому что в течение всего 1949 года на границе Севера и Юга шли военные столкновения, которые могли носить характер противостояния отрядов численностью до батальона при поддержке авиации и артиллерии. Даже по западным данным получается, что таких инцидентов проходило по три-четыре в день, и, если верить Б. Камингсу или У. Стьюку, значительная их часть была инициирована режимом Ли Сын Мана или южнокорейскими военными. Такой уровень интенсивности конфликта был практически аналогичен завершающему, «окопному» периоду Корейской войны, когда линия фронта окончательно стабилизировалась.
Если добавить к этому многочисленные левые выступления на территории всей Южной Кореи, из которых наиболее известны восстания на о. Чечжудо или восстания в Ёсу-Сунчхоне, то неудивительно, что некоторые левые историки открыто говорят, что в Южной Корее шла гражданская война, которую удалось охладить только с марта 1950 года, когда власти начали проводить аграрную реформу, отвратившую значительную часть крестьянства от вооружённого противостояния режиму.
К этому стоит добавить целую серию воинственных заявлений как самого Ли Сын Мана, так и представителей высшего руководства РК. Известное письмо Ли Сын Мана своему американскому лоббисту Роберту Оливеру было написано в таком стиле, что, когда оно было опубликовано, его приняли за образец северокорейской пропаганды, выставляющей Ли Сын Мана совершенно карикатурным злодеем. Только факт того, что Оливер признал наличие письма и своего ответа на него (в котором, кстати, Ли советовали умерить пыл), способствовал вводу этого письма в корпус источников. Однако целый ряд других документов и заявлений, попавших в руки Севера после захвата Сеула, по-прежнему считаются продуктами пропаганды.
Третий тезис примыкает ко второму и связан с репликой Си Цзиньпина о том, что Корейская война была войной против Китая. В пользу этой позиции тоже хватает аргументов. Во-первых, изрядное количество стратегов из окружения Ли Сын Мана открыто строили развёрнутые планы, где ликвидация коммунистического Севера перерастала в глобальную войну против коммунизма, в которой с самого начала должны были участвовать США и гоминьдановский Китай, а в некоторых вариантах – даже и Япония. Любопытно, что при этом за участие в победе над коммунизмом великая Корея должна была получить или всю Маньчжурию и Ляодунский полуостров, или как минимум часть прилегающей территории Китая с преимущественно корейским населением. Подобные документы вполне известны, однако некоторые из них также считаются северокорейской пропагандой ввиду обстоятельств обнародования, а некоторые – «частным» творчеством, не позволяющим стопроцентно отнести их к продукту государственной политики. Но куда важнее то, что генерал Макартур с самого начала видел себя главнокомандующим в войне против коммунизма и с момента вступления в должность неоднократно предлагал центральному руководству расширить масштаб войны, включая применение ядерного оружия и открытие второго фронта в Китае. Первые такие предложения были сделаны ещё до начала участия китайских добровольцев в войне и были связаны с тем, что Корейская война воспринималась американскими правыми не как гражданская война между Севером и Югом, а как первый этап глобального плана Москвы и Пекина по коммунизации Азии.
Именно в рамках таких представлений, а также из оперативных соображений, Макартур разрешил так называемые горячие преследования, в рамках которых американские военные самолёты могли залетать за северные границы КНДР и уничтожать те объекты, которые рассматривались как инфраструктура поддержки, особенно на том этапе войны, когда Соединённые Штаты контролировали большую часть территории Севера. Объектом подобных налётов был не только Китай, но и Советский Союз, однако, после «пробного шара» в виде налёта на аэродром Сухая Речка под Владивостоком, реакция Москвы была достаточно жёсткой, чтобы Соединённые Штаты отказались от подобной практики.
В такой ситуации Мао не мог не принять решения о помощи Северу, несмотря на то, что примерно половина китайского руководства выступала против. По мнению автора, это было связано с тем, что у китайского лидера не было уверенности в том, что, окончательно ликвидировав суверенитет Северной Кореи и выйдя на границу с Китаем, американские войска не двинутся дальше, например, под предлогом окончательного разгрома северокорейского охвостья на китайской территории. Не забудем и то, что место Китая в Совете Безопасности ООН занимал представитель Гоминьдана, и, в случае удачного для США хода войны в Корее, организация вполне могла утвердить следующую операцию своих войск по «восстановлению легитимности и возвращению континентального Китая законному владельцу».
Именно поэтому автор сталкивался с точкой зрения, согласно которой отправка в Корею китайских народных добровольцев не столько усилила конфликт, сколько, наоборот, помогла предотвратить его развитие до Третьей мировой войны. Такая точка зрения распространяется и в самом Китае, где на фоне американо-китайского противостояния корейские попытки оспорить этот формирующийся нарратив вызывают не менее жёсткое противостояние, чем южнокорейская защита собственных государственных мифов.
В такой обстановке отношения Пекина и Сеула останутся далёкими от совершенства, а фантазии консерваторов о пропекинском курсе Муна – идеологизированными фантазиями.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
