Убийство в ночь на 3 января с.г. руководителя сил спецопераций Корпуса стражей исламской революции Ирана генерала К. Сулеймани стало одной из самых громких бомб в мировом информационном пространстве, взрыв которой спровоцировал небывалый для последнего времени поток комментариев самого разного толка.
Позволим себе в нём поучаствовать и обратим прежде всего внимание на чисто военную компоненту данной акции США. Весьма непростая операция завершилась абсолютным успехом, а её формат полностью соответствует зародившейся в конце 90-х годов концепции “Революция в военном деле” (Revolution in Military Affairs, RMA). Впрочем, в самих США истоки RMA связывают с некоторыми высказываниями бывшего начальника Генштаба ВС СССР маршала Н.В. Огаркова.
Концептуальная база RMA известна с незапамятных времён, но бурный технологический прогресс последних 4-5 десятилетий предоставил, наконец, возможность воплотить её на практике. Речь идёт о таких исходных позициях, как формирование перед проведением некоторой военной операции единого организма из всех привлекаемых разнородных сил и средств; “оператор” располагает достаточно полным представлением о планах противной стороны; отслеживание обстановки на поле боя и управление собственными силами осуществляются в реальном масштабе времени; конкретные цели гарантированно поражаются с минимальными “побочными издержками” в виде, например, нанесения какого-либо ущерба “посторонним” лицам и сооружениям.
Все эти компоненты RMA были продемонстрированы в ходе ликвидации генерала К. Сулеймани в районе аэропорта Багдада. А до этого и в некоторых других акциях, проведенных в районах, не слишком удалённых от багдадского.
Далее позволим себе утверждать, что операции типа той, которая проведена 3 декабря в районе Багдада, заранее планируются с целью формирования и отправления по определённому адресу некоего политического месседжа. Таким образом, автор полагает, что такой месседж изначально был. Вопреки превалирующему (в том числе в США) мнению о политической бессмысленности данной акции. Ставшей якобы продуктом эмоций неопытного руководителя ведущей мировой державы, расстроившегося накануне от просмотра новостных сообщений о событиях вокруг американского посольства в Багдаде.
Указанный месседж нельзя обнаружить в нелепых оправдательных словах самого президента Д. Трампа (взявшего на себя всю за неё ответственность) и тем более в “объяснениях” вице-президента М. Пенса или госсекретаря М. Помпео.
Между тем о содержании упомянутого послания вполне можно говорить, но только после определения адресата. Которого автор предпочитает искать, исходя из основополагающего тезиса: всё происходящее (включая всякого рода “политическую мелочёвку” в виде, например, украинских событий) находится в рамках нынешнего этапа “Большой мировой игры” и подчиняется логике (не до конца понятной) её развития.
Основной компонентой данной игры является противостояние двух главных участников — США и КНР. Таким образом, Пекин и был адресатом послания, которое несёт с собой акция по устранению генерала К. Сулеймани, оказавшегося второстепенной, но подходящей в данный момент картой, вброшенной на игровой стол.
Как второстепенным был и вопрос выбора некоего сирийского объекта для нанесения по нему в апреле 2017 г. удара крылатыми ракетами. Не Сирия с её “химическим оружием” и не Россия были адресатом политического послания той акции. Адресат, Председатель КНР Си Цзиньпин в это время сидел за столом с Д. Трампом на территории его поместья в штате Флорида. За десертом данную новость и сообщили обоим высоким собеседникам.
К тому времени новый американский президент как раз определил круг проблем, который ему предстоит решать. В центре внешнеполитических совершенно определенно обозначился Китай, которому из Сирии и был послан (“в связи с подходящим случаем”) месседж-предупреждение.
Что же такого случилось в последнее время в проблематике присутствия Пекина в регионе Большого Ближнего Востока, что могло спровоцировать Вашингтон к напоминанию, кто в глобальном «доме» (и также в его ближневосточной квартире) хозяин? Оценивая “задним числом”, ничего особо угрожающего.
Отметим, прежде всего, совместные учения кораблей ВМС Ирана, РФ и Китая, которые прошли в конце декабря в Оманском заливе и северных районах Индийского океана. КНР представлял новейший ракетный эсминец “Синин” – самое мощное боевое судно среди участников учений. Напомним, что в том же районе периодически меняется группировка кораблей так называемой “Коалиции” во главе с США.
Во-вторых, укажем на состоявшийся 31 декабря визит в Пекин министра иностранных дел Ирана М.Д. Зарифа, с которым провёл переговоры его коллега Ван И. Последний поддержал так называемый “Совместный всеобъемлющий план действий” (из которого вышли США), а также заявил, что его страна будет твёрдо выступать против “односторонних действий и запугивания, а также работать над содействием политико-дипломатическому урегулированию иранской ядерной проблемы”.
Отметим, что Вашингтон совсем не против того, чтобы с Тегераном велись переговоры представителями “третьих” стран. Но не кем попало (тем более не главным геополитическим оппонентом), а доверенными лицами, с которыми тематика предстоящих переговоров подлежит предварительному обсуждению. Такую “посредническую” миссию в последнее время пытается выполнять премьер-министр Японии С. Абэ.
Упомянутая же выше (и прочая) активность в регионе ББВ главного оппонента вполне могла быть воспринята Вашингтоном в качестве вызова, требующего немедленной эффектной реакции.
Между тем сразу после неё в телефонном разговоре с М.Д. Зарифом Ван И выразил поддержку руководству Ирана и подтвердил позицию своей страны по комплексу проблем, которые обсуждались обоими министрами днями ранее. Кроме того, 4 января Пекин выразил поддержку инициативе 7-и стран ЕС (включая Германию, Францию и Великобританию) о проведении в торговых отношениях с Ираном бартерных транзакций, то есть минуя операции в долларах.
Отметим определённую растерянность в Индии, вызванную акцией по ликвидации К. Сулеймани. Вашингтон давно рассматривает Дели в качестве потенциального “противовеса” Пекину. Только что успешно прошло второе ежегодное заседание американо-индийского “Формата 2+2”, сразу после которого руководитель МИД Индии С. Джайшанкар посетил Тегеран, где провёл переговоры с тем же М.Д. Зарифом.
Не исключено, что при этом С. Джайшанкар выполнял также роль, схожую с той, которую играет С. Абэ в ходе контактов с иранскими лидерами. Уже после убийства К. Сулеймани С. Джайшанкар провёл телефонные переговоры с М. Помпео и М.Д. Зарифом, выразив озабоченность своей страны относительно эскалации напряжённости в регионе.
Иран для Индии является исторически близкой страной. Поэтому Дели было нелегко принять решение о присоединении к “нефтяной блокаде”, инициированной США в отношении Тегерана, не прервавшей, однако, ирано-индийских отношений как таковых. Теперь же в Дели опасаются, что резкое обострение ситуации в регионе их усложнит. В частности, могут возникнуть препятствия в реализации совместного проекта (крайне важного для Индии) модернизации иранского порта Чабахар.
Поэтому в комментариях индийской прессы, особо не выбирая слов, задаются вопросом: причём здесь вообще генерал К. Сулеймани и почему бы американским дронам не заняться пакистанскими генералами, стоящими (как полагают в Индии) за актами террора в Южной Азии?
В целом же после 3 января ситуация в регионе развивается по опасному сценарию. О чём, видимо, заранее предполагали американские военные, разработавшие данную операцию и, как утверждается, уговаривавшие своего шефа проводить её только в некоем “крайнем случае”.
Который, повторим, вряд ли сформировался к концу прошлого года. Как описанной выше активностью КНР в регионе ББВ, так и, тем более, событиями вокруг посольства США в Багдаде.
Что же касается политического месседжа, который был “зашит” в акцию по ликвидации генерала К. Сулеймани, то он явно пролетел мимо адресата, превратившись в ходе полёта в бумеранг, который теперь стремительно приближается к “бросавшему”.
Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
