Состоявшиеся 6 сентября с. г. в Нью-Дели американо-индийские переговоры министров иностранных дел и обороны (то есть в так называемом “формате 2+2”) стали важным элементом региональной игры, в которой в данном случае сделали свои ходы два из нескольких основных участников. Естественно предположить, что за встречей в столице Индии внимательно наблюдали другие её участники.
Отметим, что сам факт наличия в системе коммуникаций между некими двумя странами “формата (комитета) 2+2” в большинстве случаев свидетельствует о высоком доверии между ними и является признаком “качества” двусторонних отношений.
Приведенный тезис без особых оговорок действовал до недавнего времени и в системе американо-индийских отношений, которые активно развивались с начала нулевых годов при всех (независимо от партийной принадлежности) властных администрациях как в США, так и в Индии. Собственно, само прошлогоднее решение об учреждении “формата 2+2” можно рассматривать как промежуточную вершину постепенного (в течение почти 20-и лет) накопления позитива во всех аспектах (включая сферу обороны) американо-индийских отношений.
Однако в последние несколько месяцев возникли два новых обстоятельства, которые, по крайней мере, могут поставить под сомнение “гладкость и непрерывность” обозначенного выше процесса.
Из них первый обусловлен осознанием (видимо, на рубеже 2017-2018 гг.) руководством Индии опасной перспективы оказаться на передовых рубежах противостояния, включая военное, с Китаем, как неизбежного финала “гладко-непрерывного” сближения с основным геополитическим оппонентом Пекина. Признаки такой опасности стали очевидными после почти трёхмесячного китайско-индийского военного противостояния на небольшом плато Доклам в Гималаях, которое произошло летом прошлого года.
В Нью-Дели решили не попадаться в заготовленный капкан и запустили процесс налаживания отношений с Пекином, началом которому послужила состоявшаяся в апреле с. г. “неофициальная” встреча лидеров обеих стран в Ухане. За которой почти сразу и по разным поводам последовали две другие.
На авторский взгляд, именно с “неофициальным” саммитом в Ухане был связан первый из двух переносов даты проведения американо-индийских переговоров в “формате 2+2”. В мировое политическое пространство из Нью-Дели был послан вполне различимый месседж: Индия пока решает более актуальную для себя задачу и на время приостанавливает упомянутую “гладко-непрерывность” в отношениях с США. Но, конечно, не обрывает её полностью.
Второе из упомянутых обстоятельств связано с обострением внутриполитической борьбы различных группировок в американском политическом истеблишменте, по разному видящих место и стратегию поведения на международной арене (пока ещё) ведущей мировой державы. Одна из них сосредоточилась вокруг персоны президента, другая – в конгрессе. Впрочем, и в указанных группах имеются свои “подгруппы”.
Разобщённость американской политической элиты отразилась на процессе подготовки к проведению переговоров с индийской стороной в “формате 2+2”. Здесь важно подчеркнуть тот факт, что восстановление в конце 90-х годов и последующее быстрое развитие отношений с Индией (после 30-летнего периода “заморозки” во время холодной войны) стало одним из немногих крупных и крайне важных достижений внешней политики США последних 20-и лет.
Эту простую истину в конце мая с. г. пытался донести до членов конгресса госсекретарь Майк Помпео, поддержанный министром обороны Джеймсом Мэттисом, когда просил конгрессменов сделать исключение для Индии и некоторых других “дружественных” стран в процедуре применения “Закона о противодействии противникам Америки посредством санкций” (Countering America’s Adversaries Through Sanctions Act, CAATSA), принятого в августе 2017 г. При этом подразумевалась обсуждаемая с марта 2017 г. сделка на предмет закупки Индией у России систем ПВО С-400 на сумму порядка 4,5-6 млрд долл.
Сосредоточенные в конгрессе главные борцы с российскими “хакерами” и “отравителями”, видимо, не окончательно сбрендили, чтобы выставить самих себя “противниками Америки”, и фактически предоставили М. Помпео и Дж. Мэттису возможность хотя бы провести американо-индийский “формат 2+2”.
Правда, в конце августа помощник министра обороны Рэндалл Шрайвер дал понять, что вопрос об исключении для Индии применения CAATSA в связи с ожидаемой российско-индийской сделкой всё ещё не решён.
Таким образом, первый в истории американо-индийских отношений “формат 2+2” сопровождал крайне противоречивый “информационный фон”. Но итоговое “Совместное заявление” получилось весьма содержательным и заслуживающим отдельного анализа. Выделим лишь несколько примечательных моментов:
- переговоры в “формате 2+2” решено проводить ежегодно и следующие пройдут в 2019 г. в США;
- помимо двустороннего, предусматриваются трёх- и четырёхсторонние “форматы” министерского уровня, на которых будут обсуждаться вопросы регионального и глобального уровней;
- подтверждается статус Индии как “Основного партнёра США в сфере обороны” и выражается необходимость расширения его рамок;
- отмечается “историческое значение” факта подписания в ходе прошедших переговоров отдельного “Соглашения о совместимости средств связи и безопасности” (Communications Compatibility and Security Agreement, COMCASA), “который предоставит доступ к современным системам защиты связи и позволит Индии оптимально использовать имеющееся у неё американское военное оборудование”;
- заявляется о готовности начать переговоры на тему сотрудничества в сфере оборонной промышленности;
- среди различных направлений расширения совместных военных учений особое внимание уделяется военно-морской компоненте и “западной части Индийского океана”;
- Пакистан призывается к исключению возможности использования его территории “для террористических атак против других стран”;
- специальный раздел посвящён вопросам двустороннего взаимодействия в “Регионе Индийского и Тихого океанов”;
- США приветствуют расширение присутствия Индии в Афганистане.
Большинство из приведенных пунктов в том или ином контексте ранее обсуждались в НВО. Не вызывает сомнения, что все они, как и “Совместное заявление”, в целом уже тщательно изучаются в Китае и Пакистане, поскольку обеим этим странам есть на что обратить внимание.
Приведём лишь комментарий одной из самых авторитетных индийских газет Times of India того пункта, в котором говорится о соглашении COMCASA, оказавшегося в центре внимания мировой прессы (хотя не меньшее значение имеют и другие пункты): “Если американский военный корабль или самолёт определят [где-либо] в Индийском океане присутствие китайской подводной лодки, они через каналы защищённой связи сообщат нам об этом в режиме реального времени. И наоборот”.
В общем, М. Помпео и Дж. Мэттису есть чем отчитаться перед президентом и конгрессом по итогам поездки в Индию.
Остаётся, однако, вопрос о том, как удастся совместить практическую реализацию обсуждаемого американо-индийского “Совместного заявления” с тем же законом CAATSA. Ибо пока нет свидетельств о возможности изменения позиция Индии относительно сделки с Россией по закупке систем С-400, а также об отказе от импорта нефти из Ирана.
На итоговой пресс-конференции М. Помпео высказался по данному вопросу в достаточно общих выражениях и в том плане, что исключения из закона возможны, но США всё же ожидают от партнёров принятия во внимание CAATSA.
В условиях отсутствия ясности относительно перспективы выполнения только что подписанного американо-индийского документа, в Пекине предпочли публично не уделять ему особого внимания. На регулярной пресс-конференции представитель МИД КНР Хуа Чунцин ограничилась краткой ремаркой, в которой, в частности, было выражено “удовлетворение тем, что между обеими странами [США и Индией] развиваются нормальные отношения”.
Тем не менее можно отметить активизацию в последние дни контактов в китайско-пакистанской стороне стратегического регионального треугольника “Китай-Индия-Пакистан”, динамика ситуации в котором, однако, заслуживает отдельного рассмотрения. В том числе с учётом итогов первого заседания американо-индийского “формата 2+2”.
Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».