Межкорейский саммит 27 апреля 2018 г. повысил вероятность того, что встреча лидеров США и КНДР состоится. Оставляя за скобками вопросы протокола, окончательный выбор места и дискуссии вокруг того, насколько вообще полезно данное мероприятие, представим себе, что неким чудесным образом Трамп и Ким оказались за одним столом и решили не поговорить, но договориться; искать пути достижения консенсуса, а не «мериться красными кнопками». Конечно, ни один из них не должен потерять лицо и потому итог договоренности должен быть таким, чтобы как минимум Трамп (который больше зависит от общественного мнения, чем Ким) мог бы «продать» результат встречи на высшем уровне как если не капитуляцию, то дипломатическую победу.
Сначала подумаем о том, на что каждая из сторон может пойти, не потеряв лицо, так, чтобы это хорошо смотрелось и при этом ничего бы не стоило. У Трампа с этим проблемы, так как с точки зрения и американских консерваторов и противников Трампа сам факт встречи с «правителем государства зла» — это уже серьезная уступка ему, ибо, как говорил Дик Чейни: «Америка не договаривается со злом, Америка его побеждает».
Ким уже пошел на похожий шаг, объявив мораторий на ядерные испытания и ракетные пуски и пообещав не передавать ракетно-ядерные технологии или оружие другим странам или организациям. Он мог бы сделать это и на саммите, но тогда иная сторона приписала бы это решение своему давлению или уговорам – а так, налицо явный жест доброй воли и намек на то, что в ответ на уступку стоит сделать встречный шаг.
К тому же, если северяне действительно завершили (или считают, что завершили) программу создания стратегических ядерных сил, то в технических испытаниях необходимости уже нет, а в политических демонстрациях сейчас нет смысла. Более того, если этот мораторий будет продолжаться достаточно долго (хотя бы год), то теоретически можно будет поставить вопрос о смягчении санкционного режима. Россия и Китай вполне могут предложить снять наиболее болезненные ограничения, указав, что мораторий иллюстрирует положительную динамику и за это Пхеньян стоит поощрить.
Помимо этого Пхеньян вполне может убавить резкость своей пропаганды. В конце концов, во время подписания рамочного соглашения, правления президента Картера или визита на Север Мадлен Олбрайт, СМИ КНДР называли Америку Америкой, а не «американским империализмом».
Также в качестве жеста доброй воли (слухи об этом, кстати, уже пошли) Северная Корея может отпустить трех американских граждан, которые сидят за шпионаж или незаконную миссионерскую деятельность. Судя по тому, что, в отличие от покойного Отто Вормбиера, мы не наблюдаем особой кампании в их защиту, всем, кому надо, понятно, что сидят они за дело, однако выпустить их будет красивым ходом, благо вопрос их возвращения затрагивался как в ходе встречи глав МИД КНДР и Швеции Ли Ён Хо и Маргот Валльстрём в Стокгольме, так и во время неофициального визита в Пхеньян главы ЦРУ Майкла Помпео.
Остальные элементы уже являются предметом торга. Например, можно попытаться разменять программу баллистических ракет и, в крайнем случае, баллистических ракет подводных лодок. Как считает ряд российских экспертов, МБР, способные атаковать континентальную часть США, для ядерного сдерживания особенно не нужны. Они будут штучными, слишком ненадежными, и главное, обострять дилемму безопасности, вызывая у противника соблазн уничтожить их первым ударом. Военная безопасность режима обеспечивается ракетами средней дальности, гарантированно способных уничтожить Японию и РК.
Но дальше, особенно если саммит будет посвящен денуклеаризации, начинаются проблемы. Понятно, что стороны могут начать переговоры, исходя из принципа «денуклеаризация важна и достижима и мы не против обсудить детали». Однако детали расходятся принципиально, а каждая сторона поднимает планку хотя бы для того, чтобы в процессе дипломатического торга чем-то можно было пожертвовать.
Первый блок проблем – это условия денуклеаризации. Ким Чен Ын, что в Пекине, что во время разговора со спецпосланником РК, довольно четко отмечал, что денуклеаризация включает в себя предварительные условия: «Мы готовы разоружиться, ЕСЛИ Вашингтон прекратит враждебную политику в отношении Пхеньяна, а это даже нечто большее, чем присутствие южнокорейских войск на полуострове и восприятия Вашингтоном КНДР как страны-изгоя. США и их союзники должны проводить «правильную политику», а КНДР получить гарантии безопасности/сохранения политической системы КНДР, после которых силы ядерного сдерживания будут не нужны». В идеале, еще и компенсацию.
К тому же денуклеаризации должен подвергнуться не только Север, но и весь полуостров, — нет американскому ЯО даже на борту кораблей заходящих в порты Юга.
Такого подхода придерживался и Советский Союз. Именно поэтому в целом переговоры о ядерном разоружении шли, но о полном можно было только мечтать – мешала текущая международная обстановка.
Поэтому северокорейский набор требований теоретически включает в себя хотя бы частичную (полную в программе — максимум) отмену санкций и нормализацию дипломатических отношений, желательно подкрепленную мирным договором или документом, в котором США откажутся от враждебных намерений. В перспективе можно было бы поговорить о выводе американских войск из РК, но шансов мало, и данный вопрос автор намерен разобрать в отдельном материале.
Трамп же воспринимает денуклеаризацию как денуклеаризацию без предварительных условий. Здесь может работать и его бизнес-стратегия, когда диалог в основном воспринимается как условие капитуляции противника и несколько искаженная информация от южнокорейской стороны, которая сообщила о готовности Пхеньяна к денуклеаризации, но не упоминала про ЕСЛИ; и созданное этим общее впечатление того, что Ким испугался санкций и готов сдаться, и его надо «дожимать».
Вторая проблема касается сроков и условий. Трамп, как сообщает южнокорейская газета Chosun Ilbo, предлагает разоружиться за полгода-год, максимум – два. Так, чтобы проблема точно была бы разрешена к концу его президентского срока и используя ее как трамплин, он смело бы мог претендовать на второй. Кроме того, денуклеаризация должна быть полной, проверяемой и необратимой, включая прекращение наработок обогащенного урана, и пока она идет, санкции никуда не денутся. Если же Ким не будет достаточно быстр – всегда можно перейти к плану Б.
Что же касается ракетного направления, то программа-максимум заключается в том, чтобы убедить КНДР отказаться не только от МБР, но и от баллистических ракет малого и среднего радиуса действия, которые представляют угрозу для Южной Кореи и Японии.
При этом, северяне должны быть довольны самим фактом того, что «мы вообще начали с ними говорить». Это довольно важный момент, так как, если для нас переговоры – это переговоры, то для американского общественного мнения сам факт возможного саммита – это уже тот уровень уступок, который может оправдать только капитуляция или то, что за нее сойдет.
По сути КНДР предлагают ливийский вариант, когда демонтаж ядерной программы предшествовал компенсационным мерам, хотя и в Ливии демонтаж ядерной программы и отмена санкций не происходили одновременно.
Какие «пряники» ждут КНДР в случае разоружения? Южнокорейские СМИ сообщают, что американские власти могут открыть в КНДР посольство и пойти на оказание северокорейской стороне гуманитарной помощи. Японская газета «Ёмиури симбун», ссылаясь на источник в Вашингтоне, упоминает смягчение отдельных санкций, сокращение масштабов военных учений, установление канала связи между военными ведомствами США и КНДР, расширение гуманитарной помощи.
Северная Корея выступает за поэтапную денуклеаризацию по аналогии с моделями, которые легли в основу рамочного соглашения 1994 года или повестки шестисторонних переговоров в 2005-2008 гг. Об этом, в частности, заявил представитель северокорейского внешнеполитического ведомства, сопровождавший министра иностранных дел СК Ли Ён Хо в ходе его участия в конференции Движения неприсоединения, проходившей в Баку 5-6 апреля.
Процесс получается гораздо более растянут по времени и главное предполагает, что за каждым шагом Северной Кореи в сторону денуклеаризации следуют встречные шаги США в форме снятия/ослабления санкций, экономической помощи или иных уступок. И, учитывая, недоверие сторон, такая денуклеаризация Севера может занять даже не годы, а десятилетия. Даже с точки зрения экспертов РК год на денуклеаризацию – это «wishful thinking”, а более долгое время начинает состязаться со сроком президентских полномочий — если Дональд Трамп уйдет в 2020 году, поэтапная денуклеаризация скорее даст северянам возможность выиграть время и затем вести переговоры с его преемником.
Сегодня известно, что на встрече в начале апреля с директором Центрального разведывательного управления Майком Помпео в Пхеньяне Ким Чен Ын, по информации The Wall Street Journal, пытался подтолкнуть его к заключению поэтапного соглашения, согласно которому каждая сторона сделает определенные уступки. И когда 21 апреля Ким объявлял мораторий, он не заявлял, что собирается вообще отказаться от ЯО. «поддерживать стремление к полной денуклеаризации» тоже не значит быть готовым разоружиться здесь и сейчас.
Однако Трамп и его переговорщики типа Помпео постоянно заявляют, что в отличие от всех, кто занимался этой проблемой раньше, они «изучили историю и не дадут себя обмануть». И хотя автор посвятил критике этого тезиса целую серию материалов для НВО, изрядное количество американских консерваторов действительно уверены в том, что подход, предпочтенный предыдущими администрациями США от Билла Клинтона до Барака Обамы, привел лишь к тому, что КНДР 25 лет водила Соединенные Штаты за нос, выигрывая время и накапливая силы. Презумпция виновности и репутация «страны-изгоя» формирует очень специфический взгляд на вещи, где главное – пресечь любые возможности для обмана.
Потому в окружении президента США заявление лидера КНДР о моратории восприняли без воодушевления. По их мнению, Ким Чен Ын создает видимость того, что он разумный политик и готов на компромиссы, а на деле руководитель Северной Кореи «заманивает США в ловушку» и, рассчитывает, что в обмен на эту уступку добьется от Вашингтона выполнения своих требований.
Тем более, что проблема верификации и гарантий, как показывает опыт, действительно является проблемой. Вопросы верификации упираются в стену недоверия между сторонами: кто, собственно говоря, будет проверять, действительно ли северяне разобрали и демонтировали все, что должны были, а не припрятали это в укромном месте или построили параллельный объект и готовы его разобрать за дополнительную плату. Структурам ООН или МАГАТЭ не доверяет Северная Корея, вариант с использованием российских или китайских экспертов может не встретить понимания у США.
Аналогичная ситуация с гарантиями безопасности, которые США могли бы предоставить КНДР. Как заявил министр иностранных дел России Сергей Лавров по итогам переговоров со своим коллегой из КНДР, они должны быть «железобетонными».
К сожалению, век, когда договоры стоили бумаги, на которой они написаны, уходит в прошлое. А силы, которая могла бы принудить США к исполнению своих обязательств, на данный момент нет. Кроме того, решения саммита должны быть утверждены Конгрессом США и таким образом может получиться эффект рамочного соглашения когда итоги договоренностей северяне будут обязаны исполнять, а американцы, если Конгресс их не ратифицирует, получат юридическое право не выполнять свои обещания.
Между тем, северяне уже сталкивались с ситуацией «наша политическая линия изменилась и то, что подписал предыдущий президент, теперь не имеет значения». Как обеспечить страховку от такого? Тем более что после ракетных ударов по Сирии «партнеры» Америки получили хороший урок того, что она может вести себя непредсказуемо и малорационально.
Как видно, даже при благоприятной ситуации, саммит вряд ли достигнет многого. Но автору хочется надеяться на то, что за ним последует заморозка, а не новый виток обострения, когда, поняв, что договариваться никто не хочет, стороны со спокойной совестью вернутся к плану Б. Здесь у автора дежурные противоречия между головой и сердцем, скептицизмом и надеждой, печальным видением нового миропорядка и желанием, чтобы Корейский полуостров все же не превратился в горячую точку.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
