В начале апреля в СМИ появился любопытный вброс, который инициировала японская и подхватила южнокорейская пресса. Будто бы 9 марта 2018 г. Председатель КНР Си Цзиньпин в телефонном разговоре с президентом США Дональдом Трампом выдвинул новый формат урегулирования в Корее, который не предполагает участия РФ и Японии. Якобы Трамп даже подчеркнул, что участие Китая в процессе денуклеаризации Северной Кореи категорически важно и заявил, что Китай обязался поддерживать верификацию разоружения Северной Кореи.
Ссылаясь на дипломатические источники, «близкие к отношениям между Вашингтоном и Пекином», агентство Kyodo пишет, что для обеспечения мира на Корейском полуострове Си призвал создать четырехстороннюю структуру в составе Китая, КНДР, Южной Кореи и США, и что предложение предусматривало подписание мирного договора между четырьмя странами, призванного заменить перемирие, которое положило конец Корейской войне 1950–1953 годов.
Южнокорейская газета Dong-AIlbo также выделяет главный момент инициативы Пекина – предложение о заключении мирного договора. Си, по ее сведениям, довел эту идею и до Ким Чен Ына во время своей сенсационной встречи с ним в Пекине 26 марта.
На момент, когда автор пишет этот текст, и Пекин, и Пхеньян по этому поводу молчат, однако вне зависимости от того, слухи это или нет, явленная миру информация довольно интересна.
Если это слух, то он очень хорошо отражает опасения Японии о том, что процесс межкорейского урегулирования будет проходит без неё. Однако, честно говоря, дело не только в антияпонизме идеологий двух Корей, но и в том, что официальный Токио довольно много сделал для такого самоисключения. Во время шестисторонних переговоров Япония фактически была «вторым голосом» США и иногда топила конструктивные проекты быстрее, чем Америка. Например, после подписания совместного заявления 2005 года, в Токио открыто заявили, что не будут выполнять свою часть договоренностей, поскольку у них есть с Пхеньяном незакрытая проблема похищенных. Заметим, что это сошло ему с рук.
Что же касается четырехстороннего формата в целом, то здесь можно вспомнить, как в начале процесса шестисторонних переговоров, изначально в список переговаривающихся стран должны были входить две Кореи, Китай и США. При этом Китай, естественно, стремился быть хозяином площадки и позиционировать себя как силу, которая выдвинула идею и будет потворствовать разрешению кризиса в качестве руководящей и направляющей силы. Для того чтобы не остаться в меньшинстве, Соединенные Штаты предложили включить в список Японию под предлогом того, что она рядом и тоже является объектом северокорейской угрозы. В ответ, как говорят, Ким Чен Ир предложил добавить в список Россию, «поскольку она тоже рядом» и, таким образом, шестисторонние переговоры обрели формат «две Кореи + четыре страны-соседа».
Понятно, что сегодня воскрешение шестисторонки маловероятно хотя бы потому, что обсуждать на нем денуклеаризацию Севера кажется странным. Однако для Китая похожий многосторонний формат – удобная площадка, на которой урегулирование что ракетно-ядерной программы КНДР, что межкорейского кризиса не пройдет вне его зоны контроля. Для председателя Си, учитывая изменения в уставе партии и конституции страны, способные обеспечить ему пожизненное правление, это чрезвычайно важно, потому что в этой ситуации он получает статус если не сюзерена, то мудрого арбитра. Наоборот, если Китай оказывается за бортом межкорейского урегулирования из-за слишком сильного межкорейского сближения или возможных попыток Пхеньяна лавировать между Китаем и США (по аналогии с тем, как в свое время руководство КНДР грамотно лавировало между Пекином и Москвой), это будет бить по его престижу.
Предложение решить корейскую проблему через Китай выдвигал и Барак Обама, однако его концепция G2 или Чимерики развалилась именно на корейском вопросе: если все проблемы должно решать совместно, то Китай не должен поддакивать Америке, а если делить глобус на зоны влияния, Северная Корея точно оказывается в сфере интересов Китая (как и Южная).
Поэтому разговоры такого рода стоит рассматривать в духе общего тренда, направленного на попытки Китая усилить контроль над ситуацией после визита Ким Чен Ына в Пекин. Нельзя сказать, что за олимпийским потеплением там наблюдали с удивлением, но от некоторых экспертов автор слышал точку зрения о том, что «переусердствовав с санкционным давлением по просьбе США, китайцы сами себя перехитрили». Отношения между двумя странами охладились и Пхеньян попытался переориентироваться на иные «большие страны».
Куда интереснее китайское предложение, связанное с заключением четырехстороннего мирного договора. Дело в том, что де-факто на Корейском полуострове сейчас продолжается война. И это связано с обстоятельствами заключения и дальнейшей судьбой Соглашения о прекращении огня 1953 года. Конечно, и Америка, и Китай участвовали в этой войне не под своим флагом. Соединенные Штаты использовали флаг ООН, хотя обладали подавляющим преимуществом во всех родах войск, а Китай участвовал в виде «добровольцев». Однако в массовом сознании это воспринимается исключительно как дипломатические уловки, призванные придать войне определенные рамки и масштаб. И на каком-то этапе объединенное командование (ООН) благополучно превратилось в «совместное командование» (американо-южнокорейское).
Соглашение о перемирии подписали КНДР, Китай и США: Южная Корея, руководимая одиозным режимом Ли Сын Мана, собиралась продолжать войну до последнего, но Договор о совместной обороне 1953 г. лишил его такой возможности – согласно ему, даже в мирное время южнокорейская армия подчинялась не южнокорейскому президенту, а американскому командованию. Для того чтобы Голубой дом не устроил войнушку без разрешения Белого.
Однако, и мы уже об этом упоминали, в 1958 году США технически расторгли соглашение, разместив на территории РК тактическое ядерное оружие и в одностороннем порядке уведомив об этом другую сторону. Так как соглашение открыто запрещало размещение на полуострове новых видов оружия, с юридической точки зрения оно может считаться утратившим свою силу. Северная Корея, однако, продолжала его держаться, хотя периодически, особенно на фоне ЯПКП, угрожала, что вот-вот выйдет из него, и таки вышла в 2016 году.
В этом контексте мирный договор, который бы затрагивал все вовлеченные в тогдашний конфликт силы, явился бы разумным шагом по сравнению с исключительно межкорейским или северокорейско-американским договором. В конце концов, надо помнить и то, что китайские добровольцы оставались в стране до 1958 года, а договор между Пхеньяном и Пекином от 1961 года, хотя и подвергся определенной «ребалансировке», по прежнему включает пункт о том, что, в случае если КНДР подвергнется неспровоцированному вторжению извне, Китай снова придете на помощь.
Насколько новый мирный договор будет просто фиксировать положение дел или включать в себя обязательство по разрядке, взаимные гарантии или отказы от применения военной силы покажет время. Теоретически работа по составлению документа, лишенного неоднозначных трактовок, вполне выполнима, но у оптимизма есть предел, потому что, во-первых, договор можно подписать, но не ратифицировать, как это было с Рамочным соглашением. А во-вторых, мирный договор между Севером и Югом может восприниматься как взаимное признание друг друга как субъектов политиков, на что точно не готовы в Сеуле и, скорее всего, не готовы в Пхеньяне. Напомним, что конституция РК распространяется на весь Корейский полуостров, согласно Закону о национальной безопасности Северная Корея — вообще не страна, а антигосударственная организация. В результате, хотя ни на русский, ни на английский это перевести нельзя, и Север, и Юг используют для обозначения корейского государства разные этнонимы. И потому, условно говоря, на Юге Север называют «Северной РК», а на Севере Юг – «Южной КНДР». Соответственно, межкорейская торговля не считалась ни внешней, ни внутренней, а межкорейскими делами занимается не МИД, а специально созданное министерство объединения, а когда экс-президент Ли Мен Бак задумался о его расформировании, это вызвало такой шум, что проще было оставить все как есть.
Но хотя холодная голова автора советует скептицизм, сердцем автор надеется, что эпопея с юридическим завершением Корейской войны наконец обретет финальную точку.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
