Чон Хё Сон была известна в РК как Лим Чжи Хён (перебежчики всегда получают новое имя как знак новой жизни, если речь не идет о вип-персонах вроде Хван Чжан Епа или Тхэ Ён Хо) и, в отличие от многих своих сестер по судьбе, сделала на Юге весьма неплохую карьеру.
Как Чон попала на Юг, не афишируется, ибо громкой и полупридуманной истории про бегство из ада она не рассказывала: на видео она честно говорит, что в РК она рассчитывала наесться и разбогатеть. Из неофициальных источников известно, что сначала она, как многие другие, отправилась в Китай, жила там в гражданском браке с местным гражданином и пару раз выступала на местном ТВ с критикой северокорейского строя.
В 2014 году она появляется в Южной Корее как политбеженка. Какое-то время она перебивалась случайными заработками, включая работу хостесс, но в итоге ей удается стать звездой нескольких телешоу, эксплуатируя свое северокорейское происхождение. Например, она появлялась в военной форме и рассказывала как ей приходилось давать учителям взятки сигаретами, чтобы она могла прогуливать занятия и торговать контрабандным алкоголем. В другом шоу она лазила по деревьям и показывала, как надо разводить костер – всему этому она научилась в армии.
С декабря 2016 по апрель 2017 Чон/Лим принимала участие в шоу Moranbong Club на консервативном канале TV Chosun, где перебежчики описывали свои прошлые жизни, часто обличая режим Кимов в выражениях, за которые в КНДР они могли бы получить пожизненный срок. Такие шоу, с одной стороны, играют пропагандистскую роль, с другой – нередко стараются показать перебежчиков такими же людьми, как и южане, помогая понять их повседневную жизнь.
В последний год Чон активно делала карьеру в шоу-бизнесе, имела свой блог и фанклуб, последняя запись в котором была посвящена благодарностям фанатов за празднование своего дня рождения. Сейчас ее фанклуб и блог закрыты.
Она поступает в Театральный институт (выкладывая в блог то, как она делает домашние задания), снимает за 500$ в месяц небольшую однокомнатную квартиру в престижном сеульском районе Каннам и часто посылает деньги родителям – в общей сложности ей удалось отправить через китайских посредников около 10000$.
Но вот внезапно всё меняется, и уже под своим северокорейским именем она рассказывает, что «на юге правят только деньги и предавших родину ради наживы людей ждут только физические и психологические страдания», а от героинь шоу требуют обличать режим, зачитывая тексты, составленные не ими, а профессиональными работниками пропаганды. И когда Чон оставалась одна «в темной и холодной комнате», она, по ее словам, плакала каждый день, скучая по Родине и родителям.
Спецслужбы РК затруднились сказать, действительно ли Чон это Лим. Тем более что для них оказался неожиданным сам факт побега. По всей вероятности, Чон вышла на контакт с северянами через КНР, куда она периодически ездила.
В СМИ Юга обсуждаются три версии «побега» Чон: либо она вернулась обратно по каким-то своим соображениям, включая угрозы спецслужб КНДР, либо была похищена во время пребывания в Китае, либо с самого начала была специально послана как шпион с заданием дискредитировать южнокорейский строй.
В этом контексте все, что она рассказала, заранее объявили «написанным по бумажке северокорейскими пропагандистами», однако по данным американских СМИ, с 2011 г. минимум 25 перебежчиков вернулись обратно и заявили, что сделали это добровольно под влиянием условий жизни на Юге.
Радио «Немецкая волна», при этом утверждает, что 25 – это те, кто был использован в публичной пропаганде, а вообще обратных перебежчиков случается до сотни в год, а попытки суицида среди беженцев из КНДР происходят в три раза чаще, чем среди всего населения Южной Кореи. Этому есть ряд причин.
Во-первых, если человек не является секретоносителем как Тхэ Ен Хо или не придумывает себе историю мытарств как Син Дон Хек или Пак Ён Ми, он оказывается в нише человека второго сорта. Сказывается не только отсутствие должной квалификации, отчего беженцы могут рассчитывать лишь на самую низкооплачиваемую работу, но и отношение общества. Это касается и уровня дохода, и постоянного попрекания.
Во-вторых, не до конца очевидна и роль криминальных структур, которые на словах спасают жертв режима, а на деле занимаются торговлей людьми. Из-за этого, несмотря на южнокорейские паспорта, социальные выплаты и муниципальное жилье, перебежчики часто вынуждены прозябать в нищете, поскольку, чтобы сбежать из КНДР, они заплатили огромные деньги контрабандистам и вынуждены отдавать эти долги с тех «подъемных», которые они получают на Юге.
Это те, кому повезло. Если у брокеров возникают сомнения в платежеспособности клиента, женщины вообще оказываются не в Южной Корее, а в публичных домах Юго-Восточной Азии. Что любопытно, по словам респондентов автора, «держат» этот бизнес во многом некоторые протестантские секты с хорошими связями в силовых структурах страны.
«Немецкая волна» ссылается на доклад Стефена Денни и Кристофера Грин, которые провели опрос 352 беженцев и выяснили, что чем дольше граждане КНДР живут в Южной Корее, тем негативнее их представления об этой стране.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
