28.07.2017 Автор: Владимир Терехов

Индия «действует» в Мьянме

12Закавычивание в заголовке второго слова связано с тем, что оно входит в устоявшийся в последние три года в Индии мем (Act East Policy), обозначающий намерение руководства страны “действовать” (Act) на пространстве к востоку от национальных границ.

Самому этому выражению более 25-и лет, но вплоть до середины 2014 г. первое слово в нём отражало то, что и было де-факто в индийской восточной политике, а именно, скорее, “взгляд” (Look) на Восток. Ибо после развала СССР, который был главной опорой Индии на мировой арене, в течение длительного периода Дели было не до внешнеполитической активности.

Знаменательную замену в меме, обозначающем сегодня одну из основных компонент внешней политики Индии, сделала её нынешний министр иностранных дел Сушма Сварадж во время посещения в августе 2014 г. Вьетнама. Спустя три месяца новую редакцию мема “утвердил” премьер-министр Нарендра Моди в ходе выступления на 25-ом саммите АСЕАН, то есть перед лидерами стран, каковые и подразумеваются в качестве главных объектов “действий” Индии.

Однако сама идея о необходимости такой замены принадлежит не С. Сварадж, а другой решительной даме от мировой политики Хиллари Клинтон, которая тремя годами ранее (в бытность госсекретарём США) посоветовала руководству Индии “не только смотреть, но и действовать на Востоке”.

Мотивация данного совета прямо вытекала из обозначившегося ещё в начале прошлого десятилетия стремления США превратить Индию в одного из основных (наряду с Японией) региональных противовесов быстро растущему Китаю, который уже тогда рассматривался Вашингтоном в качестве главного геополитического оппонента на период 21 века.

Тот же “китайский мотив” постепенно обозначился и в индийской восточной политике. Поэтому совет Х. Клинтон пришёлся ко двору правительству правой партии Бхаратия джаната (весной 2014 г. убедительно победившей на всеобщих выборах), лидер которой — Н. Моди — с тех пор возглавляет правительство страны.

Политическая активность Индии с очевидным антикитайским подтекстом отмечается во всех странах–соседях КНР. И не только на востоке, но также на севере (в Монголии) и северо-востоке (в Южной Корее, Японии).

Однако особое внимание в последние годы уделяется Мьянме (бывшей Бирме). Принимая 14 июля с. г. командующего вооружёнными силами Мьянмы генерала Мин Аун Хлайна, Н. Моди обозначил эту страну в качестве “краеугольного камня” Act East Policy Индии. И есть за что.

НВО ранее обращалось к теме исключительной стратегической значимости Мьянмы для обоих главных мировых игроков, то есть КНР и США.

Напомним, что длившаяся с начала 90-х и до конца нулевых годов (внешне не очень заметная) изнурительная и жёсткая американо-китайская борьба за преобладающее влияние на эту страну завершилась в начале текущего десятилетия приходом в Мьянме к власти группировки, возглавляемой иконой мирового “правозащитного” движения Аун Сан Су Чжи. Которая послужила тараном по свержению прокитайского военного режима страны, но не оправдала возлагавшихся на неё надежд.

Ибо новое руководство Мьянмы отнюдь не стало проамериканским и “правозащитным”, а занялось тем, чем должно заниматься ответственное руководство страны третьего-четвёртого уровня значимости, а именно балансированием между ведущими мировыми игроками на внешней арене. Внутри же страны была продолжена политика прежнего военного руководства, на жаловавшего (мягко выражаясь) различного рода этнорелигиозные, идейно-социальные и просто бандитские группировки.

И хотя Пекину пришлось отказаться от планов использования территории Мьянмы для решения критически важной стратегической задачи обеспечения сухопутного выхода в Индийский океан (с переносом этих планов на территорию Пакистана), но состояние добрососедских отношений (по крайней мере, внешне) не пострадало и Китай продолжает оставаться главным торговым партнёром Мьянмы.

Китайские пограничные войска недавно проводили совместные операции с коллегами из Мьянмы по подавлению повышенной активности некоторых из многочисленных вооружённых группировок в районе двусторонней границы. Правда, в Мьянме делались прозрачные намёки на то, что и сама эта активность провоцируется Пекином, которым, однако, подобные инсинуации отвергаются.

Что касается Индии, то, судя по всему, в борьбе с КНР за влияние на Мьянму она принимает эстафету от США, которые задолго до прихода к власти администрации Д. Трампа начали реализовывать стратегию “оффшорного балансирования”, предусматривающую вывод союзников на передовые рубежи противостояния с основными геополитическими оппонентами.

Но и у самой Индии, повторим, возрастает мотивация к конкуренции с Китаем за влияние на прилегающие к ним страны, что не раз обсуждалось в НВО. При этом используются все располагаемые инструменты – от экономических и оборонных до культурно-просветительских.

Планы по развитию всесторонних отношений между Индией и Мьянмой подробно изложены в двух Совместных заявлениях, которые с интервалом в два месяца были приняты во второй половине 2016 г. по итогам визита в Дели сначала президента Мьянмы Тхин Чжо, а затем и самой госпожи Су Чжи, то есть фактического (хотя и неофициального) лидера страны. В самом “дуплетном” характере визитов в Индию высших должностных лиц Мьянмы проявилась специфика её нынешней системы государственного управления, когда наряду с официальным президентом существует и его неформальный “куратор”, который посчитал необходимым дополнить (а возможно, и поправить) некоторые итоги визита первого.

Кроме того, никуда не исчезли военные, которые не просто наблюдают за происходящим в стране, но и продолжают активно участвовать в государственном управлении, курируя ключевую оборонную сферу взаимодействия с Индией. О чём свидетельствует упоминавшийся выше факт визита в Дели командующего ВС Мьянмы и его переговоры с премьер-министром Индии.

Этот визит стал ответом на поездку в Мьянму командующего сухопутными силами Индии Бипин Равата, состоявшуюся всего лишь полутора месяцами ранее, в ходе которой стороны обговаривали конкретику развития двусторонних отношений в сфере обороны, прописанного в упомянутых выше Совместных заявлениях глав государств. Естественно, что за всем этим внимательно наблюдают в Пекине.

На фоне роста напряжённости в индийско-китайских отношениях в целом обратила на себя внимание статья в одной из самых авторитетных газет The Indian Express от 19 июля с. г. на тему необходимости выстраивания обстановки доверия между обоими азиатскими гигантами. Её написал китайский эксперт, хотя в текстах и выступлениях индийских экспертов и политиков ничего похожего не отмечается. Напротив, бросилось в глаза заявление бывшего министра обороны М.С. Ядава, сделанное тогда же 19 июля в парламенте, о “большой угрозе, исходящей от Китая, который готов атаковать Индию”.

Самое настораживающее заключается в том, что подобного рода «филиппики» давно стали в Индии почти рутиной. После длительного (с 1962 г.) относительного затишья во взаимной информационной войне тезис о “Китае-враге №1” ещё в конце 90-х воспроизвёл тогдашний министр обороны Джордж Фернандес. Правда, сразу после этого ушедший в отставку (впрочем, на короткое время). В начале с. г. упоминавшийся выше генерал Б. Рават говорил о реальности для Индии перспективы “войны на два фронта”, то есть одновременно с КНР и Пакистаном.

Вот на таком отнюдь не позитивном фоне в китайско-индийских отношениях и происходит активизация “действий” Индии в одной из ключевых стран Юго-Восточной Азии.

Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».