Действительно, блогерская активность нового президента США сталкивает нас с новой формой реальности, при которой международная политика определяется по твиттеру первого лица. Хорошо это или плохо?
С одной стороны, блог является личным пространством человека и формально его может вести кто угодно, включая первое лицо страны. С другой, значительное количество речей политика, даже если это поздравления или соболезнования, пишутся не лично им, а его секретариатом. Обычно политик указывает общее направление, а потом, если у него есть время, в большей или меньшей степени правит готовый текст (и практика показывает, что далеко не всегда). Даже в ответах на вопросы журналистов доля экспромта бывает куда меньшей, чем кажется со стороны.
То же самое касается руководителя или функционера, который, занимая свой пост, отчасти теряет право на выражение своей позиции в публичном пространстве, так как по умолчанию предполагается, что, выражая мнение по тому или иному поводу, он делает это не от себя лично, а как представитель или руководитель структуры, к которой принадлежит. Поясню на собственном примере. В свое время перед автором маячила перспектива занять некий административный пост, после которого он бы выступал не просто как Константин Асмолов, а как человек, который заведует подразделением весьма почтенной организации и обязан разделять ее «редакционную политику». Я отказался во многом потому, что понял, что в этом случае мне придется очень серьезно «фильтровать» свой стиль речи, ибо одно дело, когда я говорю от имени себя, совершенно другое – когда ты формально говоришь от имени организации и несешь за свои высказывания гораздо больше ответственности, являясь публичным лицом.
Вообще, за политиками часто приходится «прибирать». После тяжелого дня любой человек может оговориться, что-то напутать или ответить невпопад. Но общественное сознание наделяет политиков непогрешимостью и начисто лишает права на ошибку. Поэтому, если человек случайно перепутал Иран или Ирак, Австрию с Австралией или ругнулся в микрофон, «слишком громко подумав», такое немедленно разносится как признак невежества, низкой культуры и т.п. Для минимизации подобного вреда протокольные службы и секретариат тщательно редактируют стенограммы и тексты для прессы.
Теоретически подобное разделение частной и публичной сферы решается через то, что в ряде блогов является «подзамочными записями»: человек может сколь угодно высказывать свою личную точку зрения (которая может не совпадать с точкой зрения организации или быть излишне экспрессивной), но видеть это может только ограниченный круг лиц. Так предотвращается «вынос сора из избы», однако мы знаем, что это не панацея, не говоря уже о том, что всегда есть некая конфиденциальная, служебная информация, которую разглашать крайне нежелательно.
Но Дональд Трамп не пишет «под замком», хотя твиттер стирает различия между Трампом-человеком и Трампом-президентом. Теоретически президентское речение должно быть утверждено, являясь итогом обсуждений и консультаций. Иначе у нас получается классический волюнтаризм.
Да, я могу допустить вариант, при котором твиттер политика является способом дезинформации, а человек создает себе определенный образ, который может сопрягаться с его образом публичного политика в целом, но отличаться от того, кем этот человек является на самом деле. Учитывая, что значительное количество политиков являются не столько администраторами, сколько шоуменами, эта стратегия вполне приемлема, но до определенного уровня. Потому что формально любая фраза первого лица воспринимается как прямое указание на государственную политику в данной сфере, и, если, скажем, первое лицо в сердцах позволило себе реплику типа «да этого ХХХ утопить мало», где гарантия, что ретивые чиновники не сочтут это руководством к действию или недруги не разыграют карту «сакральной жертвы».
Да, современное западное общество обнаруживает высокий уровень десакрализации власти, когда политик категории А заводит блог и действительно сам его ведет. Он показывает, что является таким же обычным человеком, что и остальные авторы блогов. Но когда, подобно другим авторам блогов, он начинает слишком активничать в комментах, то, с точки зрения автора, это является, как минимум, нерациональной тратой времени, а как максимум — существенно бьет по его престижу, выставляя наружу глупость или иные пороки, которые иначе не были бы так заметны.
Да, некоторые российские политики общаются через инстаграм, и к ним относятся не только представители прогрессивного лагеря, но и консерваторы-охранители, и даже Рамзан Кадыров. Иногда это помогает решить какую-то проблему на уровне горизонтальных связей, но, пожалуй, никто из российских политиков не ведет свой блог в стиле Трампа, отписываясь «на злобу дня» по нескольку раз за день, и фактически заменяя хронику событий на президентском сайте.
Далее, есть еще одна важная проблема, которая касается взаимодействия политика с людьми, которые живут в рамках совсем иной политической культуры, и здесь хорошим примером будет реакция на твиттер Трампа со стороны КНДР. В политической культуре этой страны нет разделения президента и человека. У вождя нет «личного мнения». Когда он говорит, он всегда говорит от имени государства, потому что является руководителем государства. И в этом контексте, когда Трамп отводит душу в твиттере, это воспринимается как четкое указание на то, как выглядит НАСТОЯЩИЙ политический курс США. А то, что затем доводится в форме дипломатических документов, это не более чем обертка, которая прячет уже известное и понятное содержание.
В этом контексте вся агрессивная риторика КНДР времен обострения весны 2017 года очень легко объясняется тем, что Север реагирует не только (а возможно, и не столько) на официальные заявления первых лиц страны, сколько на их неофициальные реплики, которые, благодаря президентскому твиттеру, разносятся с не меньшей скоростью, чем официальные релизы.
С этой точки зрения, может быть, и хорошо, что у аудитории твиттера президента есть возможность «читать его мысли в непричесанном виде», но насколько это способствует снижению или обострению напряженности – отдельный вопрос.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
