Судите сами: теперь Carl Vinson действительно идет к Корее, что уже подтверждено и ожидается в конце апреля. Совместные учения армий США и РК тоже продолжаются – так, 20 апреля состоялась активная фаза авиационных учений Max Thunder, в которой приняли участие около ста самолётов седьмой воздушной армии США и южнокорейских ВВС. Отрабатывались «действия на случай провокаций», к которым относилось бомбометание с использованием высокоточных видов оружия и противодействие системам ПВО противника. Одновременно ВС РК и США провели на Корейском полуострове три раунда совместных учений по развёртыванию наземных установок ПРО Patriot PAC-3.
На данном фоне представители КНДР делают резкие заявления о супермощном превентивном ударе, вероятности начала войны в любой момент или невозможности мирных переговоров с Америкой, а Дональд Трамп в интервью телеканалу TMJ4 указывает, что у граждан Соединенных Штатов существуют все основания опасаться ядерной войны с КНДР. Во время визита вице-президента США Пенса в Сеул также прозвучал весь дежурный набор жестких заявлений, которые мы слышали ранее из уст Трампа, Тиллерсона, Мэттиса и других руководителей страны. Политика стратегического терпения исчерпала себя, на провокации будет дан жесткий ответ, а Китай должен или решить северокорейскую проблему, как мы того хотим, либо станет объектом «дополнительных санкционных мер».
Часть корееведов полагает, что это не более чем риторика и можно «выдохнуть» и успокоиться, но автор не уверен в этом до конца. Тренды, которые ведут к обострению и могут повлиять на скатывание Америки к силовому решению, никуда не деваются.
В целом мы об этом уже писали еще до прихода Трампа, потому напомним, что, на фоне стремительных успехов северокорейской ракетно-ядерной программы и провала попытки удушить Север санкциями, у Вашингтона есть два пути. Либо силовой вариант, либо переговоры, которые будут восприниматься американским общественным мнением и СМИ как «уступки террористическому режиму» или даже «сделка с дьяволом» с соответствующими репутационными и внутриполитическими потерями. Для Трампа в его нынешнем состоянии такие потери неприемлемы особенно.
К этому добавляется ситуация в администрации, которая полностью не сформирована. С одной стороны, там хватает толковых военных, которые хорошо оценивают риски, с другой — не понятно, что с экспертами-страноведами, и насколько Трамп доверяет информации спецслужб. Даже если оставить конспирологические версии о зависимости Трампа от его ближнего круга, вероятность принятия волюнтаристских решений без достаточного экспертного сопровождения остается весьма высокой. Сюда же определённая зависимость от информации южнокорейского происхождения, при том что, по определенным причинам, «аналитики» РК старательно пытались представлять северокорейский режим как колосс на глиняных ногах, способный развалиться после успешного «превентивного обезоруживающего удара». Если представить себе, что подобный образ Северной Кореи, имеющий малое отношение к современной КНДР, распространен в ближнем кругу Трампа, вероятность принятия силового варианта повышается.
К тому же, даже разумно мыслящие военные сталкиваются с неприятной дилеммой: если через какое-то время Северная Корея действительно выйдет на тот уровень сдерживания, при котором атака на нее будет однозначно сопровождаться пусть и не соразмерным, но ядерным ответом, это исключит силовой вариант. Но что тогда будет дальше? США точно будут вынуждены пойти на попятную, а, главное, как поведет себя Пхеньян, «почувствовав свою безнаказанность».
Отдельные эксперты в связи с этим полагают, что «красной линией» для Вашингтона будет появление у Северной Кореи межконтинентальной баллистической ракеты, способной атаковать не американские базы в Японии или РК, а собственно территорию Соединенных Штатов. Однако, по мнению автора, красная линия пролегает ближе – к нам: ведь иметь дело с КНДР, у которой уже есть такая ракета (и, следовательно, есть какой-то шанс, что она долетит) – это одно, а иметь дело с КНДР на этапе, когда такой ракеты у них все-таки еще нет, – это уже другое.
Поэтому, на самом деле, «красная линия» проходит не на моменте, когда у Севера появляется ракета, а на моменте, когда «мы точно знаем, что она вот-вот будет сделана». Между тем, 2016 год показал, что в развитии своей ракетно-ядерной программы северяне во многом двигались «с опережением графика», и там, где осторожные оценки экспертов давали им на выполнение определенных технических задач несколько лет, они тратили вдвое, а то и втрое меньше времени. Это означает, что если придерживаться не осторожных, а алармистских оценок (которые на фоне кризисов бывают более востребованными), то появление северокорейской МБР может оказаться делом ближайшего будущего: не в этом, так в следующем году.
Конечно, силовой ответ может иметь различные формы. Например, США могут попытаться сбить северокорейскую МБР во время испытаний, сделав это в нейтральном воздушном пространстве. Такой вариант оставляет меньше возможности для эскалации, чем удар непосредственно по объектам, важным для ракетно-ядерной программы. Однако надо понимать, что северокорейский режим является идеократией, и подобно Трампу, Ким Чен Ын тоже не имеет права потерять лицо.
Насколько можно избежать обострения? Здесь следует различать программу-минимум и программу-максимум. Первая заключается в том, чтобы заморозить ситуацию и прекратить сползание в воронку кризиса, вторая – связана с попыткой развернуть тренды, описанные выше. Сам автор, конечно, надеется на то, что события 2017 года будут сродни Карибскому кризису. Вплотную подойдя к пропасти и заглянув в нее, стороны в ужасе отшатнутся, создав пространство для региональной разрядки. Однако для этого ситуация должна зайти дальше, чем сегодня, при том, что риск выхода ее из-под контроля, соответственно, будет повышаться.
Что же до заморозки, то здесь нельзя не отметить предложения, с которыми выступило руководство Китая. Речь идет о предложении своего рода двойного моратория – северяне замораживают развитие своей ракетно-ядерной программы, а США и РК прекращают проведение крупномасштабных военных маневров, которые они проводят несколько раз в год (зачастую вблизи границы), отрабатывая наступательную войну с Севером. Заметим, что изначально это северокорейское предложение, с которым они выступали в течение нескольких последних лет. По некоторым сведениям, председатель КНР сообщил эту идею президенту США во время саммита, однако официальной реакции до сих пор нет.
Также китайская сторона начала открыто намекать, что, в случае проведения шестого ядерного испытания, ответ Китая будет весьма жестким, вплоть до полной поддержки американских санкций и прекращения поставок в КНДР любых энергоносителей. Это понятно, потому что, судя по озвученным в ходе недавнего кризиса американским заявлениям, поводом для «силового варианта» может послужить проведение шестого ядерного испытания или активная к нему подготовка.
Впрочем, надо отметить, что и ядерные испытания, и тест МБР как ракеты исключительно военного назначения однозначно вызовут негативную реакцию как Китая, так и России. Как постоянные члены Совбеза ООН они не могут осудить действия, откровенно разрушающие их статус-кво, ибо если запуски спутников еще можно оправдывать правом на мирный космос, у теста МБР такого оправдания нет.
Северокорейцы, однако, не сказали ни «да», ни «нет». Если суммировать их позицию, то она сводится к тому, что «мы взорвем, когда скажет руководство». И это может означать самые разные промежутки времени. Точки нет, поставлена запятая.
Поэтому автор считает, что текущие действия России или Китая могут сократить количество поводов для обострения, но тренды, ведущие в эту сторону, развернуть значительно сложнее.
К тому же надо учитывать не только описанное выше «сползание в воронку», но и растущую вероятность конфликта из-за стресса, дезинформированности или иной ошибки, а также шанс провокации, благо в регионе есть политические силы, которым выгодно межкорейское обострение.
Все это заставляет автора повторить то, чем он заканчивает уже не первый текст, написанный для НВО. Вероятность конфликта не превалирует, но уже слишком высока, чтобы пускать ситуацию на самотек в уверенности, что «они опять блефуют». Не забываем, что борьба за мир – это непростой процесс, который стоит активизировать всем нежелающим впоследствии описывать итоги региональной катастрофы.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
