04.10.2016 Автор: Владимир Терехов

О контроле территории Афганистана

1231231231Состоявшийся в середине сентября с.г. двухдневный визит афганского президента Ашрафа Гани в Индию и его переговоры с индийским премьер министром Нарендрой Моди – подходящий повод для очередного обсуждения новых трендов в проблематике контроля территории Афганистана как одного из важных элементов нынешнего этапа геополитической игры.

Напомним, что сама проблема контроля территории Средней Азии в целом и Афганистана в особенности имеет давнюю историю. 200 лет назад она оказалась в центре “Большой игры” между двумя крупнейшими империями того времени (Британской и Российской), которая продолжалась вплоть до второй половины 30-х годов прошлого столетия. Актуальность борьбы за влияние в регионе сошла на нет, когда перед обоими её главными участниками возникла гораздо более серьёзная угроза в Европе.

Со второй половины 40-х годов в рамках 50-и летней глобальной холодной войны подобную борьбу вели США и СССР. В особо острой форме она протекала в период с конца 70-х и до начала 90-х годов прошлого века. Активное участие в ней принимал Пакистан – тогдашний главный региональный союзник Вашингтона.

С распадом СССР в течение десяти лет Афганистан в основном был предоставлен самому себе. В начале прошлого десятилетия он опять оказался в фокусе “постороннего” внимания. К этому времени стало ясно, что с окончанием холодной войны исторический процесс не завершился и далее его будет “двигать” новый глобальный конфликт, ключевыми участниками которого становятся те же США и быстро развивающийся Китай.

Хотя основной зоной прямого американо-китайского противостояния стала морская полоса, примыкающая к побережью Китая, но соблазн заполучить стратегические позиции и за “спиной” Пекина для Вашингтона был слишком велик. В конце 2001 г., сразу после так называемых “событий 9/11”, такие позиции в Афганистане были приобретены.

Однако различного рода издержки афганской авантюры для США оказались слишком велики. Её последствия явились едва ли не основной причиной распространения в американском обществе ощущений усталости от практически непрерывных “заморских” военных акций США последних двух десятилетий, смысл которых обывателю становился всё менее понятным.

Проблема “имперского перегрева”, о которой ведущие американские эксперты начали говорить ещё в конце 90-х годов, попытался поначалу учитывать в практике внешней политики США президент Барак Обама. Следствием чего, в частности, стало сокращение на 90% американского военного присутствия в Афганистане.

Будет ли этот тренд доведен до логического (и вполне разумного с позиций американских интересов) конца, существенным образом зависит от исходов предстоящих президентских выборов.

Опубликованное в середине сентября с.г. совместное послание – “совет” будущему президенту США, составленное 19-ю видными американскими экспертами по Афганистану, предлагает вообще воздерживаться от публичного обсуждения “темы ухода” и сосредоточиться на поисках путей мирного разрешения конфликта.

Впрочем, подобными “поисками” уже давно занимается и ныне действующая администрация. Важным шагом в этом направлении могли бы стать переговоры в рамках так называемой “Четырёхсторонней координационной группы”, состоящей из ответственных представителей внешнеполитических ведомств США, Китая, Пакистана и Афганистана.

С начала 2016 г. такие переговоры поочерёдно проводятся в Исламабаде и Кабуле. Пока без какого-либо положительного результата.

Основным препятствием остаётся нежелание одного из главных участников афганского конфликта в лице “талибов” садиться за стол переговоров с “Четвёркой” до того, как все иностранные войска покинут территорию страны.

В упомянутом выше письме-“совете” будущему президенту рекомендуется не питать иллюзий относительно возможности добиться какого-либо прогресса в закулисных переговорах с “талибами”. Остаётся, однако, неясным, как в этом случае реализовывать их же “совет” по мирному разрешению конфликта.

В связи с несговорчивостью “талибов” официальное руководство Афганистана последнее время всё более определённо показывает пальцем в сторону Пакистана, который якобы ведёт двойную игру. С одной стороны, Исламабад участвует в работе “Четвёрки” и в то же время фактически блокирует её, используя своё (опять же, якобы решающее) влияние на “Талибан”.

Почти открытым текстом подобные обвинения в адрес пакистанского руководства высказал президент Афганистана А. Гани в ходе упоминавшегося выше визита в Дели. Данное высказывание, однако, нуждается в некоторых комментариях.

Действительно, ещё в период пребывания контингента советских войск в Афганистане Пакистан (повторим, ключевой в то время региональный союзник США) был едва ли не главным организатором движения “Талибан”. Под (квази)религиозной оболочкой это движение тогда объединило многих афганских пуштунов.

Однако ситуация с пуштунами не менее сложна, чем с курдами. Свыше 40 миллионов пуштунов в нескольких племенных объединениях проживают (как и 40 миллионов курдов) в разных соседних государствах, в основном в Пакистане (28 млн) и в Афганистане (13 млн).

Как и у курдов, среди различных пуштунских движений нет единства. Некоторые эксперты разделяют афганских и пакистанских пуштунов-“талибов”. Поэтому едва ли уровень влияния руководства Пакистана на некий (весьма условный) обобщённый “Талибан” носит абсолютный характер.

С фактором пуштунской разобщённости, видимо, связана и сложность самого процесса мирных переговоров с “талибами”. Неясна практическая значимость неких (гипотетических) соглашений с теми или иными лицами, которые представляют себя в качестве лидеров “Талибана”.

Наконец, следует остановиться на роли в афганском конфликте Индии – одного из ведущих региональных (а в перспективе и мировых) игроков. Хотя в силу некоторых обстоятельств Индия не входит в состав “Четырёхсторонней координационной группы”, но не вызывает сомнений её значимость в указанном конфликте, которая со временем будет только возрастать.

Об этом, в частности, свидетельствуют как сам факт поездки президента Афганистана в Дели, так и результаты его переговоров с премьер-министром Индии Н. Моди. Напомним, что это отнюдь не первый акт всё более очевидного процесса сближения Индии с официальными афганскими властями.

В конце прошлого года сам Н. Моди побывал с визитом в Кабуле. В июне уже текущего года тот же Н. Моди встречался с А. Гани в афганской провинции Герат в связи с торжественным открытием здесь плотины, модернизированной при поддержке Индии и получившей название “Плотины афгано-индийской дружбы”.

В Совместном заявлении, принятом по итогам последней встречи в Дели лидеров двух стран, обратили на себя внимание несколько моментов.

Во-первых, Индия обязуется выделить Афганистану порядка 1 млрд долл. на реализацию нескольких инфраструктурных проектов. Во-вторых, отмечается “продуктивная дискуссия”, состоявшаяся в мае 2016 г. в Тегеране в трёхстороннем формате с участием лидеров Индии, Ирана и Афганистана.

В связи с последним упоминается заключённое тогда же трёхстороннее соглашение о реконструкции иранского порта Чахбехар, к которому через модернизированную транспортную инфраструктуру впервые получит доступ Афганистан. В обеспечение этого проекта Индия выделяет 500 млн долл.

В-третьих, Кабул обещает держать Дели в курсе всего, что происходит в формате упоминавшейся выше “Четвёрки”. Наконец, в четвёртых, планируется организовать “в конце сентября” в Нью-Йорке (видимо, на полях очередной Генассамблеи ООН) встречу лидеров Индии, Ирана, Афганистана и США.

Суммируя всё выше сказанное, можно уверенно констатировать, что официальное руководство Афганистана, стремясь обеспечить хотя бы видимость государственной субъектности, ни в коем случае не хочет играть роль “заднего двора” (“стратегического тыла”), которую пытается отвести ему Пакистан в ходе противостоянии с Индией. Поэтому афганское руководство ищет поддержку у той же Индии, а также у Ирана и США.

При этом остаётся неясным, что думает относительно проблематики государствнности Афганистана некий условный “Талибан”. Но в любом случае президент Афганистана, видимо, уже принимает во внимание фактор той или иной степени влияния на последний со стороны Пакистана, главным образом тот факт, что в возобновляющейся “Большой игре” вокруг его страны цели Пакистана прямо противоположны целям афганского руководства.

Все основные внешние участники этой игры обозначены выше. Следует только добавить, что роль в ней Пакистана и его внешнеполитические предпочтения меняются радикальным образом по сравнению с периодом холодной войны. Поскольку в ходе формирующегося геополитического противостояния с Китаем США опираются (помимо Японии) во всё большей степени на Индию, то у Исламабада не остаётся иного выбора, как переориентироваться на Пекин.

Что же касается разношёрстного народа Афганистана, то при любом новом формате региональной игры он опять не будет оставлен в покое. Ибо его угораздило оказаться на территории, слишком важной для “Больших” игроков.

Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».