EN|FR|RU
Социальные сети:

Куда идет КНДР и есть ли выход из стратегического тупика?

Константин Асмолов, 02 июля

35435345345Итак, в очередной раз «Корейский полуостров на грани войны» эту грань не перешел. Очередной виток обострения на Корейском полуострове стихает, оставляя нас думать над вопросами о том, как будет развиваться ситуация далее, и есть ли возможность остановить воронку событий.

Руководство КНДР уверено, что отбило очередную атаку на свой суверенитет, и нельзя сказать, что северяне полностью неправы. Но, одерживая тактические победы, в стратегическом плане Ким Чен Ын идет к неприятностям. Выбранная им стратегия требует постоянного повышения ставок в надежде на то, что на каком-то этапе северокорейский ракетно-ядерный потенциал вынудит мир с ним считаться, и Соединенные Штаты будут вынуждены воспринимать его не как врага, подлежащего уничтожению, а как оппонента, с которым надо говорить, потому что его уничтожение может быть рискованным.

Но, во-первых, каждый этап повышения ставок накапливает неприятный осадок в отношениях с Пекином и Москвой и на каком-то этапе количество может перейти в качество. Когда это случится – неясно, но тенденция просматривается, тем более что массовой поддержки северокорейского режима ни в России, ни в Китае нет. КНДР воспринимается как одиозный политический режим, который является не столько экономическим и идеологическим союзником, сколько «врагом наших врагов», но не другом. В России это еще усугублено тем, что а) для многих Корейский полуостров – это периферия где-то, б) отношение к КНДР связано с отношением к Советскому Союзу, отчего носители как «красных», так и «черных» очков пребывают в плену своих иллюзий относительно того, что такое Северная Корея и почему она предпринимает те или иные действия.

Это может означать как то, что в определенных ситуациях Москва и Пекин будут продолжать «солидаризироваться с международным сообществом», так и то, что, в случае конфликта, Пхеньян вряд ли получит от них ожидаемую поддержку.

Сие не определяет, что Китай полностью будет готов сдать КНДР, но вот теоретическую договоренность о том, что в случае конфликта именно Китай будет обеспечивать безопасность на северокорейской территории (де-факто устанавливая там прокитайский режим; сохраняя страну, но делая ее более вассальной), я бы не стал отрицать полностью.

Во-вторых, для Соединенных Штатов угроза нанесения удара по континентальной части Америки носит экзистенциальный характер и психологически непереносима, и, если у Севера действительно появится ракета, которая может перелететь океан, эмоции могут заставить американцев счесть, что нанести превентивный удар и вырвать клыки оправданно.

Наиболее предпочтительная в США стратегия смены режима в КНДР на данный момент включает в себя экономическое удушение и информационную войну в расчете на то, что или режим рухнет сам, или его поменяют китайцы. Однако среди военных и аналитиков там хватает реалистов, которые полагают, что даже если гипотетический шанс реальной атаки северян на Америку есть, мы должны принять для его нейтрализации все возможные меры. Потому что, если это по какой-то причине произойдет, последствия будут неприемлемы. Об этом же говорит распространенный среди силовиков охранительный рефлекс.

Следовательно, чем больше КНДР будет превращаться из бумажного тигра хотя бы в картонного, тем больше вероятность, что в США может возникнуть мысль о том, что превентивный удар с целью «вырвать у змеи клыки» оправдан, тем более – возможность «поступить по-израильски» (разбомбить ключевые объекты по аналогии с тем, что Израиль делал в Сирии) у США тоже есть.

При этом в Вашингтоне могут исходить из того, что сценарий, при котором после такого удара Север отвечает полномасштабной войной, не является стопроцентно вероятным. Да, северяне получат чувствительный удар, но если они ответят обстрелом Сеула, это спровоцирует полномасштабный военный конфликт, в котором у КНДР, в общем-то, нет шансов. И вот вопрос: что может перевесить? Подобный демонстративный удар однозначно будет потерей лица, несущей серьезные внутриполитические последствия. Но готова ли вся пхеньянская элита к групповому самоубийству под названием «война с Америкой», — вопрос нетривиальный.

В-третьих, подобное расшатывание ситуации, нервозность, взаимная демонизация и т. п. повышают с точки зрения автора вероятность развязывания конфликтов вследствие иррационального фактора (пресловутая «война из-за кролика») или катастрофических решений, принятых потому, что каждая сторона вместо действий реального оппонента будет описывать картонного оппонента из собственной пропаганды.

Можно отметить, что на данном этапе все три вероятности пока невелики и не дотягивают даже не до половины, а до десяти процентов, но проблема в том, что по мере движения КНДР в указанном направлении все эти вероятности постепенно увеличиваются.

Действуя в рамках данной стратегии, КНДР вынуждена постоянно повышать ставки, демонстрируя прогресс в развитии ракетно-ядерной программы или «показывая зубы» иным образом. Это значит, что рано или поздно Пхеньяну придется сделать следующий шаг, в ответ на который в рамках воронки событий будут приняты новые санкции.

Тип этих санкций интуитивно понятен — запрет на поставки в КНДР любых нефтепродуктов чуть не вошел в нынешний пакет и весьма вероятно, что в следующий раз до этого дойдет. Но (назовем вещи своими именами) нефтяное эмбарго однозначно влечет за собой военный конфликт, а при угрозе политического хаоса Север может пойти ва-банк вплоть до стрельбы по Сеулу.

Возможно, в Пхеньяне рассчитывают на то, что новый президент США сменит политику в корейском вопросе. И Билл Клинтон, и Джордж Буш-младший начинали с довольно жестких антисеверокорейских позиций, но к концу своего правления их политика была весьма конструктивной. Однако даже в случае гипотетической победы Д. Трампа разворот к диалогу малореален. Это означает, что в ближайшие полтора года «разрядки» не будет точно, да и после выборов смена курса под вопросом.

Насколько этот процесс можно остановить или развернуть? На пути «обратно» стоят минимум три препятствия.

Во-первых, нынешние руководители Севера и Юга уже наделали и наговорили столько, что ярко выраженный шаг назад – это однозначная и неприемлемая потеря лица. Шаг назад, конечно, можно сделать при условии взаимных уступок, но пока уступать никто не собирается, а выдвигаемые сторонами предложения носят скорее демагогический характер. Так, северокорейская идея «моратория в обмен на прекращение учений», теоретически, вполне хороша, однако на практике это предложение заведомо неприемлемо для США и РК (во всяком случае, для нынешнего их руководства), так что и Пхеньян, и Вашингтон отказываются от компромисса, заявляют, что торг неуместен, хотя давить на Север неконструктивно.

Следует помнить и то, что урегулирование ядерной проблемы Корейского полуострова (ЯПКП) потребует от Севера необратимых действий, в то время как все, что могут ему предложить взамен, является обратимым. Можно подписать соглашение и можно его нарушить, прекратить маневры и начать их вновь, начать поставки энергоносителей, а потом прекратить их под любым предлогом. И, учитывая итоги рамочного соглашения и совместного заявления 2005 года, северяне могут вполне рационально исходить из представлений о том, что если какие-то положения соглашений могут быть нарушены, они будут нарушены «в надлежащее время».

Во-вторых, для того, чтобы стороны стали проявлять конструктивность, между ними должен возникнуть определенный уровень доверия, который не возьмется из ниоткуда, мгновенно поднявшись до критичного уровня. Как Север, так и Юг могут сказать, что они не раз были обмануты и потому будут дуть даже не на воду, а на лед. При этом надо помнить, что Север довольно часто проверяет искренность партнеров в довольно жесткой и полупровокационной манере.

Добавим к этому недостаток информированности. Российские ученые обладают большей прозрачностью с точки зрения понимания того, что происходит на Севере. Возможно, в таком же положении и Китай. Но о западных и даже южнокорейских структурах этого сказать нельзя, судя по тому, как активно южнокорейские «эксперты» пытаются убедить мир в том, что санкции уже действуют, и в Северной Корее вот-вот начнется голод, а вслед за ним «майдан». Это значит, что какие-то решения о политике в отношении Севера будут основываться на абсолютно искаженных представлениях о том, что происходит на Севере в реалиях.

Но похожая проблема существует и у Северной Кореи применительно к анализу действий Запада. Бюрократические законы, связанные с искажением информации, а потенциально – и очковтирательство, касаются и их, и нас. И нет стопроцентной гарантии того, что молодому генералу не говорят того, что он не хотел бы услышать, а итоги выборов на Юге не были интерпретированы как «консервативный проамериканский режим потерпел поражение и вообще вот-вот развалится под натиском народного гнева».

В-третьих, есть рамка внешнеполитического контекста. Общая политическая ситуация, условия которой вынуждают Северную Корею придерживаться того курса, который она избрала для защиты своего суверенитета. Изменение этого контекста уберет основания Севера рассчитывать на ядерное оружие в отсутствие союзников, и если Северная Корея перестанет ощущать угрозу, ее политика может измениться. Но давайте подумаем, как должен измениться окружающий контекст, чтобы это ощущение угрозы исчезло? И как это сопрягается с трендами развития миропорядка вообще и в Восточной Азии в частности? – Никак, потому что мы, скорее, наблюдаем тренд на обострение противоречий, рост державных настроений, отмечаемый и в Штатах, и в Китае, и в Японии. Что-то может измениться в случае, если в Южной Корее на выборах победит представитель демократов, а в США – представитель изоляционистов, считающий, что Америке надо сконцентрироваться на внутренних проблемах, а проблемы Восточной Азии пусть в основном решают страны Восточной Азии. Тогда у политико-дипломатического пути урегулирования ЯПКП появится шанс, но пока подобное развитие событий представляется маловероятным.

Поэтому медленно, но верно ситуация развивается не в лучшую сторону.

Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».