Подобные высказывания вызвали несколько неадекватную реакцию, особенно у некорееведов и неамериканистов, заговоривших о грядущей смене курса. Автор, честно говоря, не очень понимает, почему в некоторых кругах Трампа воспринимают не как популиста, а как «представителя прогрессивной общественности», который, придя к власти, сделает все как надо и, например, будет проводить пророссийскую политику. Также автор не уверен, что он вообще станет президентом, поскольку его имидж заставляет многих голосовать в парадигме «кто угодно, только не он», и это, в значительной мере сдерживает эксплуатируемый им тренд «кто угодно, но не политикан старой школы». Поэтому, в этом тексте мы скорее ответим на вопрос, стоит ли ожидать решительных изменений в случае, если президентом станет представитель республиканцев.
Во-первых, отметим, что кроме указанного заявления о готовности к диалогу с Ким Чен Ыном, Трамп сделал еще много заявлений, которые не всегда сочетаются друг с другом. Например, он называл Ким Чен Ына маньяком, занимая жёсткую позицию в отношении Пхеньяна, называл ядерное оружие самой серьёзной угрозой миру, подчеркнув, что Ким Чен Ына следует остановить. Он же говорил о том, что ядерную проблему Корейского полуострова должен решать Китай, либо Пекин будет вынужден наблюдать, как страдает его торговля с США. Он же говорил о том, что Южная Корея и Япония должны платить за содержание американских войск на своей территории «полным рублем», а иначе войска можно и вывести. При этом он же допускал вероятность того, что Южная Корея и Япония могут завести собственное ядерное оружие и тогда они с Севером будут сдерживать друг друга так.
Во-вторых, предвыборные обещания значат мало, и главное – Трамп собирается концентрироватьс
В-третьих, мы знаем несколько примеров того, как в течение правления одного президента его политика на северокорейском направлении менялась довольно сильно. В начале девяностых администрация Клинтона всерьез рассматривала вариант крупномасштабной войны против Северной Кореи и была остановлена данными о потерях, которые американское общественное мнение сочло бы запредельными. В конце правления Клинтона, Мадлен Олбрайт посещала Пхеньян, а Чо Мен Рок, тогдашний второй человек в руководстве Севера, был в Вашингтоне, и дело чуть не дошло до визита в Пхеньян первого лица. Мадлен Олбрайт описывала это в своих мемуарах. Президент Джордж Буш-младший начал с очень жесткой антипхеньянской риторики, но, в конце его правления, шестисторонние переговоры развивались весьма динамично и стороны подошли к возможности урегулирования этого сложного вопроса.
Здесь, вообще, наверное, надо отметить, что представления непрофессионалов о пределе власти американского президента довольно часто складываются под влиянием штампов иных стран. С одной стороны, внешняя политика США – это президентская внешняя политика (как, впрочем, и в России, и в Республике Корея). Но на этом все сходство заканчивается.
Во-первых, в отличие от иных стран с сильной президентской властью, президент страны является главой исполнительной власти; во-вторых, власть президента сдерживается властью Конгресса по модели сдержек и противовесов, из-за чего президент США вынужден вести с сенаторами долгие переговоры по многим внешнеполитическ
Кроме того, президент вынужден проводить свою политику в определенном идейно-политичес
Поэтому не стоит строить иллюзий. Надо принимать во внимание любые варианты развития событий и помнить, что палитра мнений аналитиков США по корейскому вопросу достаточно разнообразна, однако всерьез идти на диалог с Пхеньяном, признавая его в качестве принципиально равного партнера, мягко говоря, не готов никто. А общественное мнение США находится под влиянием закона Стоунфиша, видят в Северной Корее филиал Мордора и концепция переговоров со злом будет сочтена им неприемлемой.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
