Продолжая тему обсуждения антитеррористического закона, нельзя не отметить, как на фоне межкорейского обострения власти усилили попытки его протолкнуть, самым громким образом заявляя о том, что «враг не дремлет» и закон надо принимать как можно ранее.
Вот хроника недавних событий. 18 февраля секретарь парламентского комитета по делам разведки, депутат Национального собрания от правящей партии Сэнури Ли Чхоль У, сославшись на источник в Национальной службе разведки, заявил о том, что по личному приказу Ким Чен Ына северокорейская военная разведка готовит кибератаки, использование ядовитых веществ против определённых южнокорейских граждан, их похищение и отправку им писем с угрозами. Целью Пхеньяна могут стать антисеверокорейские активисты и руководители страны. Не исключены и теракты против таких важных объектов, как метрополитен, а также объекты водоснабжения и электростанции.
19 февраля президент РК Пак Кын Хе открыто заявила о возможности терактов, в том числе с применением биологического оружия, или хотя бы кибератак. В тот же день это повторили президентский спикер Чон Юн Гук и пресс-секретарь Ким Сын У. Одновременно в Пхёнтхэке провинции Кёнгидо второй флот ВМС РК совместно со службами гражданского сектора провёл антитеррористические учения. Были отработаны действия в случае внезапного нападения террористов. В операции приняли участие спецподразделение морской пехоты, саперы, спецподразделение сухопутных войск, полиция и пожарная служба. Отмечается, что учения позволили отработать взаимодействие профильных ведомств в случае террористической атаки.
22 февраля, выступая на заседании Кабинета министров премьер-министр Хван Гё Ан снова отметил, что РК должна быть готова к провокациям, кибератакам и всевозможным террористическим актам, однако попытки ускорить обсуждение не возымели успеха. 23 февраля оппозиция сорвала обсуждение закона, использовав принцип бесконечной речи, затягивающей время.
24 февраля Ли Чхоль У снова рассказал страшное: КНДР собирает информацию о ключевых объектах инфраструктуры, и напомнил, что (оказывается!) спецслужбы не раз предотвращали попытки взлома операционных систем аэропортов, АЭС и других объектов особой важности: «У нас есть секретные доказательства, и как-нибудь мы их покажем. А пока верьте и скорее принимайте закон».
КНДР устами пропагандистского сайта «Уриминчжоккири» назвала такие заявления Национальной службы разведки «верхом нелепости». Однако 24 февраля широко распространила «Особо Важное Заявление Верховного Главнокомандования Корейской Народной Армии», сделанное в контексте грядущих учений, на которых планируется отрабатывать элементы оперативного плана 5015. «В случае если спецотряды и оперативные вооружения врага, привлекающиеся для «операции по ликвидации руководства» и «схватывающего удара», покажут хоть малейшее действие, все мощные стратегические и тактические средства наших вооруженных сил будут наносить упреждающие удары для их опережающей и последовательной нейтрализации. Первой мишенью станут Чхонвадэ (Голубой дом) и правящие органы Южной Кореи, где плетутся заговоры для конфронтации со своей нацией. Второй целью станут американские базы в Азиатско-Тихоокеанском регионе и континентальная часть США.
КНДР располагает невиданными еще миром мощными и ультрасовременными ударными военными средствами, способными в любое время поразить любой район США». Естественно, это только вызвало новый виток криков о том, что Пхеньян открыто призывает к терроризму.
27 февраля была сделана очередная попытка ускорить принятие закона: представитель президентской администрации «выразил надежду» на то, что депутаты учтут срочную необходимость принятия пакета законов о борьбе с терроризмом в связи с угрозой безопасности граждан страны, и в этом контексте хочется высказаться о том, насколько обоснована южнокорейская истерика. Точнее, ждут ли нас, как обещают, теракты и кибератаки.
С точки зрения автора, вероятность того, что «что-то» может произойти – ненулевая. Однако это «что-то» может иметь самую различную природу, хотя вариант прямой и серьезной провокации, утвержденной на уровне Голубого дома или армейского/силового руководства РК, имеет наименьшую вероятность.
Однако вариант куда больший заключается в том, что укрепление борьбы с терроризмом вообще и северокорейским в особенности – это очень хороший способ освоения дополнительных денег или приобретения дополнительных полномочий. Неслучайно одна из самых больших проблем с антитеррористическим законом – это вопрос о гораздо больших возможностях для слежки за потенциальными террористами. Оппозиция полагает, что в условиях закручивания гаек это просто позволит обвинять несогласных в терроризме (а кем еще по духу и букве ЗНБ могут быть сочувствующие Северу), а также даст возможность заниматься профилактической перлюстрацией их сообщений. В такой ситуации есть вероятность того, что власти будут раздувать слона из любой встречной мухи. И никто не хочет учитывать, что в будущем суд может отбросить подавляющее большинство обвинений. Главное – громкие заголовки о том, что разоблачена очередная террористическая сеть. Мы это уже проходили и по делу Объединенной прогрессивной партии, и по истории Хван Сон, которая получила условный срок после того, как 10 обвинений из 12, включая просеверокорейские записи в личном (не интернет!) дневнике, были судом отвергнуты.
Не менее вероятен и вариант, при котором инцидент неясного происхождения спишут на северокорейские происки. В этом контексте можно вспомнить и то, с чего началось августовское обострение 2015 года и многочисленные истории о северокорейских хакерах, где дальнейшее расследование выясняло, что дело было, скорее, в мести обиженных сотрудников или феерической безалаберности, которую пытались скрыть, выдав ее за диверсию во избежание возможных последствий.
Однако есть и некоторый вариант того, что на фоне целого ряда задекларированных антисеверокорейских действий на Севере решат ответить ударом на удар. Необязательно на уровне молодого Кима: пхеньянский режим давно перестал быть авторитарной идеальной антиутопией, а это значит, что варианты «дурацкой инициативы» могут быть характерны и для него. В конце концов, по официальной северокорейской версии, именно такой характер носили пресловутые похищения граждан Японии. После того, как тринадцатилетнюю школьницу, которая увидела что-то не то, не стали убивать, а увезли с собой, у кого-то в руководстве возникла идея воровать японцев то ли для того, чтобы использовать их как инструкторов, то ли в качестве своего рода теста для спецназовцев: добраться до Японии, украсть кого-нибудь в доказательство своего пребывания там и суметь вернуться обратно.
Есть какая-то вероятность и провокаций, организованных не центральной властью, а инициативными представителями на местах. Те самые молодые офицеры из невоевавшего поколения, которые свято уверены, что Юг бы и в одиночку одолел Север уже сейчас, но политики мешают им сделать это. Значительная часть подобных господ еще и принадлежит к маргинальным протестантским сектам или к корейским националистическим, что накладывает определенный отпечаток на менталитет. Такой человек в состоянии пойти на провокацию, понимая, что в условиях общей напряженности он не будет наказан. Либо начальство будет вынуждено признать эти действия, потому что прослыть некомпетентным еще хуже, либо получит долгожданный повод для перехода к более жесткому «плану Б». При этом фанатизм довольно плохо коррелирует со способностью просчитать весь комплекс политических последствий рискованного шага. Поэтому, хоть шанс и мал, не исключено (хотя именно – «не исключено»!), что весна–лето 2016 могут дать новый скачок обострения. Автор по этому поводу вспоминает конец 1960-х гг., когда стороны вполне обменивались группами диверсантов, целями которых могло быть и высшее руководство страны, и надеется, что предположения останутся предположениями.
Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, специально для интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
