На самом деле, оно не только иллюстрирует особенности этой ситуации, но и является важным актом по её формированию. В частности, оно высвечивает важные нюансы в системе отношений, связывающей всех трёх ведущих региональных игроков, то есть США, Китай и Японию.
Речь идёт о визите 28-29 октября с.г. в Пхеньян японской правительственной делегации во главе с генеральным директором департамента по делам Азии и Тихого океана МИД Японии Дзюнънити Ихарой.
Тема переговоров Д. Ихары с северокорейскими коллегами на обобщённую тему “похищенных” также кажется мало значимой. Речь идёт о судьбе 12 из 17 японцев, похищенных северокорейскими спецслужбами (из них пятеро вернулись в Японию в 2002г.). Указанные граждане Японии, якобы, использовались для подготовки будущих корейских агентов (обучение языку, изучение культуры), предназначавшихся для работы в этой стране.
Первое, что обращает на себя внимание, сводится к самому факту визита в КНДР официальных лиц Японии. До этого последний раз (в 2004 г.) КНДР посещал тогдашний японский премьер-министр Дзюнъитиро Коидзуми.
Уже тогда на этот шаг японского правительства с подозрением смотрели не только из Сеула, но также из Вашингтона и Пекина. Он стал важным свидетельством процесса “нормализации” Японии – многофакторного явления, одной из основных составляющих которого является процесс постепенного выхода Токио “из тени” Вашингтона на международной арене.
Однако со второй половины прошлого десятилетия начался общий процесс ухудшения политической обстановки в СВА, который затронул и Корейский полуостров. Он был обусловлен рядом причин. Восприятие процесса превращения КНР в глобальную державу другими региональными игроками в качестве угрозы национальным интересам и безопасности является одной из таких причин.
После избрания в 2008 году Ли Мён Бака на пост президента Южной Кореи (Республики Корея, РК), был прерван процесс межкорейского диалога, на полуострове произошёл ряд вооружённых инцидентов, а КНДР возобновила ракетно-ядерные испытания.
Всё это стало препятствием для дальнейшего развития отношений между Японией и КНДР. Но, вероятно, самым примечательным явлением стал выход на поверхность противоречий между РК и Японией, подспудно давно накапливавшихся.
Непосредственным и важнейшим для США следствием этой второй тенденции явилась призрачность перспективы давно вынашиваемого проекта формирования тройственного военно-политического союза в составе США, Японии и РК. Вторым следствием стала активизация в РК Китая.
В этих условиях вполне естественными выглядят попытки Японии и КНДР возобновить двусторонние контакты, прерванные десять лет назад. Первоначально площадку для этого ещё в 2012 г. предоставила Монголия, поддерживающая хорошие отношения с обеими Кореями.
Далее указанная площадка была перенесена в г. Шеньян на северо-востоке КНР. Особенно плодотворной оказалась серия встреч, прошедших в этом городе весной2014 г.
В Японии оценили их в качестве позитивного промежуточного итога на пути к возобновлению переговоров с КНДР уже на правительственном уровне с целью установления двусторонних дипломатических отношений. Начались разговоры о визите в КНДР премьер-министра Японии Синдзо Абэ.
И вот здесь терпение “старшего брата” Японии лопнуло. Последовало заявление госсекретаря Джона Керри о том, что “единоличные инициативы Японии не являются целесообразными. США и Япония являются союзниками, а потому мы просим, чтобы обо всех инициативах и намерениях на переговорах с Пхеньяном Токио бы заранее консультировался с нами«.
В начале октября 2014 г. в Токио на эту тему вели переговоры спецпредставитель США по делам Северной Кореи Глин Дэвис и тот же Д. Ихара. Судя по комментариям японской прессы их итогов, рамки дальнейших японо-северокорейских контактов теперь должны ограничиваться теми элементами, которые представляют первостепенную значимость для американской политики в районе Корейского полуострова.
Содержание этих контактов не должно противоречить, во-первых, задаче установления тесных военно-политических связей в треугольнике США-Япония-Южная Корея (от решения которой американцы, как выясняется, не отказываются) и, во-вторых, цели “денуклеаризации” КНДР.
В этом плане примечательным представляется демонстративное подчёркивание Д. Ихарой по завершении его переговоров в Пхеньяне того, что “проблема похищенных является самой важной” для Японии в отношениях с КНДР.
Создаётся впечатление об исполнении своеобразного обязательного ритуала, главным адресатом которого являются США. Однако вряд ли его очередное исполнение снимет все подозрения Вашингтона относительно реальных целей политики Японии в отношении не только КНДР, но и других игроков в СВА.
Не менее подозрительно относятся к японским манёврам в северной части Кореи и в РК. После прихода в начале 2013 г. на пост президента РК Пак Кын Хе, обе стороны пыталась поначалу хотя бы в некоторой степени понизить напряжённость в двусторонних отношениях. Без особого, впрочем, успеха.
Лишь в сентябре 2014 г. состоялись двадцатиминутные переговоры японского посла с министром иностранных дел РК, которые завершились заявлениями самого общего плана о намерении развивать “ориентированные на будущее” двусторонние отношения и “так быстро, насколько это возможно”.
За месяц до этого Пак Кын Хэ обратилась к японскому правительству с предложением использовать 50-летнюю дату установления двусторонних дипломатических отношений с Японией (которая придётся на 2015 г.) в качестве “отправной точки начала новой эры” в этих отношениях.
Указанное заявление было сделано накануне принятой в Японии даты окончания войны на Тихом океане (15 августа 1945 г.), которая в последние годы отмечается посещением членами правительства (и нередко премьер-министром) храма Ясукуни. Южнокорейский президент, видимо, не теряла надежду, что её обращение сможет предотвратить свершение очередного ритуала в “символе японского милитаризма”.
Однако на следующий день храм Ясукуни посетили два министра, а сам премьер-министр послал в него ритуальные подношения. Таким образом, будущее отношений между Японией и РК снова окутывается туманом. Так же как и перспектива патронируемого США тройственного союза с участием обоих американских союзников.
Обращает на себя внимание организационная гладкость, сопровождавшая визит японской делегации в Пхеньян. Единственная шероховатость была спровоцирована запретом утром 29 сентября корреспондентке Токийской радиовещательной корпорации TBST сесть в автомобиль с представителями иностранных СМИ, отправлявшихся к месту заседания для освещения процедуры открытия дневной сессии.
В связи с этим северокорейским официальным представителем было заявлено, что накануне вечером в её репортаже о ходе переговоров, показанным TBST, были использованы “неподобающие выражения”. Собственно, ценителям любой информационной “клубнички”, так или иначе относящейся к КНДР, больше, пожалуй, не на чем остановиться.
Наконец, следует отметить то заметное место, которое заняло это совсем не ординарное событие в российских новостных агентствах и изданиях. Журналистское чутьё на его значимость не подвело.
Поэтому не мог не обратить на себя внимание вброс очередной порции информационного мусора, сработанного, видимо, как и ранее, южнокорейскими бойцами пропагандистского фронта. Он появился накануне обсуждаемого визита и касался слухов о массовых казнях северокорейских партийных функционеров.
Хотя, хорошо уже то, что на этот раз обошлось без “гранатомётов-миномётов-огнемётов и стай собак”, которым скармливаются несчастные жертвы кровавого северокорейского режима.
Владимир Терехов, ведущий научный сотрудник Центра Азии и Ближнего Востока Российского института стратегических исследований, специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».